Семь сувениров - Светлана Еремеева
– Он давно эмигрировал. Еще в конце 1980-х. Куда-то в Германию или Америку. Не помню.
Краснов сосредоточенно посмотрел на Василису.
– А ту запертую комнату открыли? – поинтересовался он.
– Нет. Что-то мешает изнутри… Откроют. Когда-нибудь откроют.
– Да… Странное что-то творится с этой комнатой, – усмехнулся Николай, делая глоток.
Василиса улыбнулась в ответ.
– А что же там было раньше? – спросил Николай. – Может скажете? Ведь теперь все позади…
– Позади? Вы так думаете? – хитро прищурилась Василиса.
– Конечно… В каком-то смысле – да.
– Там была комната моей бабушки. Она жила в ней с того самого дня, как расстреляли деда. Сами понимаете, меня еще не было на свете… Потом, когда я родилась, она практически уже и не выходила оттуда, погрузилась в свои воспоминания, дверь почти никогда не открывала и не позволяла заходить туда. При этом, если вы помните, дедушка обходился с ней весьма бесцеремонно, и вообще был неоднозначной личностью… А она, оказывается, его любила. Да так сильно, что после его расстрела ее жизнь практически остановилась. Когда бабушка умерла, отец не раз запирал меня в этой комнате из-за какой-нибудь провинности. Я сидела там часами и боялась пошевелиться. Мне все мерещились какие-то тени… Какие-то мертвецы… скелеты… чудовища… Чего только не приходит в голову в детстве.
Василиса прервалась ненадолго, затем продолжила:
– А деньги, которые выдало государство за квартиру, частично пошли на обучение Игоря. Он уехал в Германию вместе с Артемом…
– И что же Игорь? Доволен?
Василиса улыбнулась.
– Не знаю… То жалуется, то говорит, как все круто… Замечает, что в Европе люди тоже переезжают из страны в страну в поисках лучшей доли… Тоже протестуют. Тоже вечно чем-то недовольны. И ценности все те же, что и у нас – материальные… Банки, кредиты, торговые центры, скидки, распродажи… Все, как здесь… Он изучает математическую лингвистику, искусственный интеллект. Но и философию не оставляет… Ездил в Париж слушать лекции того философа… Он преподает в Сорбонне. Игорь говорит, что не совсем с ним согласен. По поводу того, что Бог еще не родился… По его мнению Бог либо рождается множество раз, обновляется, либо существует изначально и бесконечно. Если, мол, человек считает, что Бог умер, то он как бы отрицает самого себя, ибо Бог создал мир, в котором живет человек, значит и самого человека в этом мире. А человек, созданный Богом, создает Бога своими же мыслями. Это взаимодополняемый процесс. Остановить его невозможно. Этот вечный процесс (Всего и Всех) и есть Создатель, вечный, бессмертный Бог. А если человек отрицает бесконечную жизнь Бога (неотъемлемой живой части созданного им же творения), то и мир, в котором живет человек либо ущербный, утративший жизненную силу (пустышка, симулякр), либо Творец, который его создал, умер вместе с тем миром, в котором живет человек, творящий Бога своими же мыслями. Значит тогда и человек не существует. Но… Это лишь восприятие тех людей, которые так считают. Которые не создают, а убивают Бога своими же мыслями (одновременно, кстати, подтверждая этим мыслительным актом его неизбежное существование). Другие же люди – это другие, как он говорит, вселенные. Они думают иначе. Их мир – существует. И Бог жив – в них самих и в мире, который он создал… Их скорее интересует – зачем Бог создал мир и кто стоит за Богом?
– Да. Красивая теория… Эти его люди-вселенные напоминают планеты маленького принца у Сент-Экзюпери. Я же вам говорил. Пусть сам все поймет.
– Я тоже так решила. Это его жизнь. Чтобы я ни сделала – запретила бы, не запретила бы… Я в любом случае ответственна за последствия. Это неизбежно. Но в данном случае – я лишь согласилась с его собственным желанием.
– Да. Это его жизнь.
– А что с Верой? – с тревогой в глазах спросила Василиса.
– Мы перевели ее в другую школу.
– А та девочка поправилась?
– Уже вышла из больницы. Вроде бы пока все благополучно… Должен состояться суд, чтобы определить размер компенсации. Но я готов заплатить, сколько нужно.
– Да… Страшная история… Что твориться с нынешними детьми…
– Да ничего нового… Все идет с человеком так, как во все времена. Вот только само время стало другим… А человек – частица времени… Вибрирует, перемещается по его волнам, меняется в зависимости от заданного направления, ловит сигналы…
– Так каким же оно стало?
– Сложно сказать… Во всяком случае, это не то время, в которое так хотелось попасть…
Василиса смотрела на Николая во все глаза.
– Да. Вы правы. Это совсем не то время. Мы словно промахнулись… Или все неправильно поняли…
Она встала, прошла через комнату по направлению к книжным полкам и взяла с одной из них какую-то книгу в яркой обложке. На ней был изображен человек, чье лицо было перечеркнуто увеличенным в размере перочинным ножом. Василиса вернулась к дивану и протянула книгу Николаю. Теперь он узнал. Это был Вадим Радкевич. Книга называлась «Моя версия».
– Они все-таки опубликовали это? – воскликнул Николай, взглянув на Василису.
Она кивнула головой в ответ.
– Вот еще одно подтверждение моих слов, – тихо сказал Николай, проводя рукой по обложке. – Тогда, в 80-е и 90-е, говоря о том, что мы хотим перемен, мы подразумевали совсем другое… Ведь правда?
Василиса смотрела на него тяжелым, каким-то неженским взглядом.
– Да… Мы подразумевали совсем другое… И Петя подразумевал совсем другое перед тем, как уехал в Чечню. И многие другие, кого сегодня нет среди нас, подразумевали совсем другое. Но надо жить… Надо жить дальше… Несмотря ни на что. И вопреки всему. Даже той реальности, которую кто-то создал не для нас…
Николай пристально смотрел на нее, она тоже смотрела в его глаза. Он отражался в ее радужных оболочках, она – в его. Потом они оторвались друг от друга, повернули головы и стали вглядываться туда, на тот берег канала. Николай подумал, что в эту же минуту, из своей комнаты Александра Генриховна также молча смотрела в том же направлении. Солнце опять вырвалось из-за туч, окрасило в ярко-розовое мозаику на порталах Спаса на Крови. Вот оно осветило изображение Девы Марии с младенцем Иисусом на руках. Иисус улыбался и наивно тянул руки ко всем, кто смотрел на него. Дальше луч заскользил по фасадам и вспыхнул прямо над головой Иисуса в белом одеянии. Иисус поднял руку, благословляя всех, кто направлял взгляд на него. Потом луч завибрировал, засверкал, замер и погас недалеко от изображения распятия. Затем солнце стало пробираться сквозь стены и окна собора. Оно отыскало небольшое окошко, пролилось внутрь и потекло по иконам и мозаикам все дальше и глубже. Там, где луч снова стал твердым и ярко засветился, на одной из икон северного киота, стояла в зеленой траве Мария Магдалина. Она была совсем не такой, какой ее изображали
