Светлана Алешина - Моя опасная леди (сборник)
Галина Сергеевна тем временем выбрала из сидящих в коридоре мамаш с детишками самую привлекательную женщину с симпатичным ребенком, а Федя поснимал эту мадонну на пробу, чтобы выяснить, как она будет смотреться в объективе.
К двум часам все было готово. Федя примостился в углу кабинета со своей камерой, Евгения Андреевна устроилась за столом, как ей и полагается, хорошенькая медсестра пригласила мамочку с пациентом. Через десять минут, а ровно столько длился осмотр малыша и беседа доктора Летовой с родительницей, Федя выключил камеру и показал нам большой палец: он считал, что съемка удалась. Я надеялась, что он не ошибся, хотя, честно говоря, пока еще беспокоилась.
Далее я посовещалась с Евгенией Андреевной по поводу кратенького интервью в стенах больницы, затем мы это интервью засняли, правда, Федя признал удачным только четвертый дубль. Но все равно времени мы потратили не так уж и много, можно было смело отправляться в детский дом.
Когда мы подъехали к дверям этого богоугодного заведения, вся моя команда, кроме Кости, решила остаться в машине. Мы с Костей представились вахтеру и были со всем почтением препровождены в кабинет Анны Марковны Зотовой, оказавшейся очень приятной дамой, чем-то напоминающей нашу Галину Сергеевну.
— Добрый день, — поздоровалась с нами Зотова, — чем могу быть вам полезна?
— Анна Марковна, — сразу приступила я к изложению цели нашего визита, — речь пойдет о вашей воспитаннице Катерине Гориной.
— О Катюше? — улыбнулась директриса. — Она заходила несколько дней назад ко мне, я с ней договорилась, что она придет на праздник и расскажет детям о своей службе в армии.
— Боюсь, что она не сможет этого сделать, — сказала я.
— Почему? С ней что-то случилось?
— Да. — И я рассказала, опуская несущественные подробности, обо всем, что произошло, потом попросила: — Анна Марковна, у меня есть серьезные подозрения, что Кате помешают выздороветь. Не могли бы вы попросить своих старшеклассников, чтобы они постоянно дежурили рядом с Катей?
— Какая ужасная история, — вздохнула Анна Марковна. — Действительно, Кате нужно помочь. В какой больнице она сейчас находится?
— В Третьей, на Советской, — ответил Костя.
— Тогда все просто: мои десятиклассники именно сейчас проходят там медицинскую практику, у нас вообще давние связи с этой больницей. Старшие девочки и мальчики подрабатывают там санитарами в свободное время, а им потом дают направления в медучилище и мединститут. Не беспокойтесь, я все устрою.
— Спасибо вам большое, — успокоенная, поблагодарила я женщину. — Запишите, пожалуйста, номера моих телефонов, рабочего и домашнего: пусть ваши ребята, как только Катя придет в сознание или произойдет что-то еще, сразу позвонят мне.
— И вот еще что, — вмешался Костя, — пусть ваши ребята постараются не оставлять Катю ни на минуту, но больше никакой самодеятельности не устраивают. Мне и так кажется, что не стоило бы вовлекать детей в это дело.
— Не беспокойтесь, — усмехнулась Анна Марковна, — мои ребята не из пугливых, да и в сообразительности им не откажешь. К тому же те, кому я собираюсь поручить это дело, знают в лицо практически весь персонал больницы, а с руководством я договорюсь.
— Еще раз спасибо, — сказала я Анне Марковне и попрощалась. Надо будет взять эту женщину на заметку: может получиться очень хорошая передача, интересная и острая.
— Ну что? — спросила меня Галина Сергеевна.
— Все получилось: Анна Марковна пообещала организовать около Кати круглосуточное дежурство.
— Слава богу, — с искренним облегчением перекрестилась моя начальница, хотя набожностью никогда не отличалась. — Поехали на телецентр, посмотрим, что у нас получилось с Летовой.
Видно было, что Галина Сергеевна, как и я, еще не доверяет Феде, однако наши опасения оказались напрасными: Федя действительно оказался очень хорошим оператором. Правда, в качестве профилактики от звездной болезни мы с Галиной Сергеевной не стали слишком сильно его хвалить, только отметили, что съемки он провел не хуже Павлика. Впрочем, парню и такой комплимент показался довольно увесистым, а мы теперь могли окончательно успокоиться и работать так, как привыкли, то есть полностью доверяя своему новому сотруднику.
Когда закончился рабочий день, я в хорошем настроении поспешила домой. Погода стояла почти весенняя, солнце только что спряталось за горизонт, но полная темнота еще не успела опуститься на город. Свет фонарей отбрасывал лучи в облачное небо, так что оно приобрело какой-то не совсем реальный рыжий оттенок. Душа просила отдохновения после треволнений последних дней. Я вспомнила, что даже выходные не могла провести по-человечески из-за того, что постоянно думала о Кате и Пашке. Сегодня можно было взять тайм-аут и побаловать мужа хорошим семейным ужином, пусть и будничным.
— Ириша, это ты? — прокричал Володя из комнаты, как только заслышал щелчок замка.
— А ты ждешь кого-нибудь еще? — спросила я мужа, слегка удивившись такому вопросу.
— Конечно, нет, — ответил он, выходя мне навстречу, чтобы обнять и поцеловать. — Просто я зачитался и не заметил, как прошло время.
— И что тебя так увлекло? — поинтересовалась я, стаскивая сапоги.
— Да вот, на кафедру прислали новую монографию одного американского биохимика, — немножко смутился Володя, сообразив, что вовремя не подумал об ужине. — Там масса любопытных данных как раз по моей теме. Но тебе это, наверное, неинтересно…
— Очень даже интересно. — Я поцеловала Володю в успевшую стать немного колючей щеку. — Можешь рассказать мне, пока я буду готовить ужин, если, конечно, сделаешь это нормальным языком, без кошмарных терминов и зубодробильных названий. Ты ведь знаешь, что для меня потолком стало запоминание расшифровки ДНК…
— Дезорибонуклеиновая кислота, — закончили мы вместе и рассмеялись.
Я быстренько переоделась в халат и фартук, вымыла руки и занялась ужином, а Володя тем временем попытался изложить краткое содержание монографии зарубежного химика человеческим языком. Но уже через пару минут мой обожаемый супруг настолько увлекся, что я перестала понимать все, кроме слов «таким образом» и «из этого очевидно». Не удивлюсь, что «очевидным» все это было только для автора книги, Володи да господа бога. Ну, может быть, еще для десятка-другого специалистов в этой неудобоваримой области химии. Так что мне оставалось только кивать головой и время от времени говорить «угу», «понятно». Впрочем, я утешала себя тем, что для моего мужа таким же темным лесом являлись неправильные английские глаголы, поэтому все контрольные по английскому в университете делала за него я. Вот ведь интересное дело: книги по своей биохимии муж читает без словаря и все прекрасно понимает, а, например, фильм какой-нибудь без перевода напрочь отказывается воспринимать…
— Ну вот, я так и знал, что тебе будет неинтересно, — донесся до меня голос Володи.
— Извини, дорогой, — виновато улыбнулась я, — честно пыталась внимательно тебя слушать, пока хоть что-то понимала. А потом ты так увлекся, что мне показалось нетактичным тебя перебивать.
— Да ладно, ничего страшного, — ответил мне улыбкой муж. — Это ты меня извини: я, когда увлекаюсь, совершенно забываю, что ты у меня не специалист в этих вопросах. Зато ты самый лучший специалист в вопросах кулинарии!
С этими словами Володя подхватил меня на руки и закружил по кухне.
— Володька! Ненормальный, поставь меня сейчас же на место! Блинчик сгорит!
На мужа мои слова не произвели никакого впечатления, так что, когда он выпустил меня из своих объятий, счастливую и слегка задохнувшуюся после долгого поцелуя, несчастный блинчик все-таки сгорел. Но, в конце концов, что такое один испорченный блинчик по сравнению с поцелуем мужа? Пустяк, о котором не стоит говорить.
* * *Среда для меня началась с прекрасных звуков голоса Монсеррат Кабалье. Я еще пару минуток понежилась в постели, сладко потянулась, окончательно стряхивая с себя ночную дрему, выбралась из постели и побежала в ванную. Отличное настроение все еще было со мной. С вечера неразрешимые проблемы казались вполне разрешимыми, трудности — преодолимыми, а досадные мелочи — несущественными. Словом, оптимизм бил ключом.
Мне и самой было не слишком понятно, с чего это я такая довольная жизнью, но заниматься глупым самокопанием я посчитала излишним. Пусть Галина Сергеевна считает мой фатализм плохой привычкой, но лично мне в таком мажорном варианте он нравился. В конце концов, сколько можно ходить с кислой физиономией, ощущая себя чуть ли не виновницей всех бед? Не хочу и не буду! Моя удача со мной, я в нее верю, а значит, все будет хорошо.
По дороге на работу ничего плохого, что могло бы испортить настроение, не случилось, даже наш вахтер мне приветливо улыбнулся.