Петр Акимов - Плата за страх
Тамара взорвалась, чувствуя — еще немного, и она сама бросится на него.
— Знаете что?! — Но, перебив, она опустила глаза, чтобы не сбиться. — Меня все это, все ваши откровения — не интересуют! Вы и ваши женщины надоели мне так, что… Тошнит уже! Я устала и хотя бы у себя дома хочу отдохнуть. Давайте одевайтесь и уходите!
Она ждала привычного рыка, но Валерий молчал, и она подняла глаза. Он смотрел на нее со спокойной, смиренной улыбкой.
— Я понимаю. В том-то и ужас: впервые встретив женщину, которую я, кажется, понимаю, я не могу ничего сделать, чтобы ее удержать. Конечно, я бесперспективен для тебя. Возраст и эти мои «отношения». Но сегодня… Помнишь стихи Маяковского о партии?
Даже в ее нынешних растрепанных чувствах, когда она разрывалась между притяжением его губ и остервеняющим страхом попасть в новую кабалу, его вопрос ее ошарашил.
Он что, решил поиздеваться? Или сбрендил, ударившись головой о ступеньки?
— О какой партии? — спросила она испуганно.
— О коммунистической, конечно. Он там говорит, что, мол, «партия — единственное, что мне не изменит». Так вот, у меня всегда, всю жизнь таким спасательным кругом была работа. Я всегда знал: если я к ней без халтуры, то и она всегда получится. Всегда даст силы и смысл для жизни. Но ты меня этого лишила. С того момента, как ты мне пригрезилась в одной ночной рубашке возле компьютера… Помнишь, на даче? Когда только приехала? У меня все поломалось. Я ничего не могу делать, если тебя нет рядом. Если не уверен, что завтра увижу тебя, то не могу заснуть и мне ничего не нужно. Я не могу работать без тебя!
«О какой ночной рубашке он говорит? — удивилась она, стараясь сдерживать дрожь. — Наверное, он тогда принял мой сарафан за ночную сорочку. Ведь у него такие же тонкие бретельки».
— Сначала это было продолжением болезни. Как наркотический дурман. Я даже был уверен, что мне все приснилось. Но потом, когда ты… Вот в том купальнике. Ты была как из сна, понимаешь? Я понял: больше так не могу. Мне мало стало угадывать тебя под этими твоими балахонами. Конечно, я не для клиентов. Я тебя обманул, я сам хотел тобой любоваться!
«Зачем он все это говорит? — вдруг поняла она свое желание и едва не застонала от нетерпения. — Почему он ничего не делает, болтун проклятый?!»
— И сегодня, когда я узнал, что ты в опасности, я понял: я так больше просто не выдержу. Я помчался на ту дачу, где ты была, — не успел. Потом муж твоей подруги позвонил, сказал, что с тобой все в порядке, но мне стало еще страшнее. А вдруг Ирина тебя оскорбит и ты уйдешь? Вдруг я что-то не так сделаю и ты обидишься?! Не могу больше трястись от страха: а вдруг ты больше не появишься? Вдруг тебя кто-то переманит и ты исчезнешь?
«Идиот! — пряча глаза, уже почти умоляла она мысленно. — Ты мне еще о жене напомни, чтобы я вообще ничего не смогла!»
— Нет-нет, я не уговариваю, потому что… Нет, уговариваю! Понимаю, что шансов нет, но я должен попытаться! Понимаешь, я…
Он присел перед ней на корточки, схватил ее руки и, почти навалившись на ее колени, поцеловал судорожно сжавшиеся кулачки. Она сжала его испуганно вытянувшееся лицо и, прекращая этот бред о том, что она может исчезнуть, притянула к себе.
«Ладно! — мысленно простила она себя. — Один раз можно!»
Толкнувшую его тетку Фред не догнал.
Только рванулся бежать, как вспомнил, что у него есть заказ. Он же не просто абы кто. Он — профи, которому нужно пришить воротилу. Ничего личного — только бизнес. Нельзя уходить от офиса, где, как ему было известно, Воротников и ночует.
Но машины, которая возит этого хмыря, он поблизости не обнаружил. И окна в его офисе не горят. Так он и до утра может тут не появиться. Чего зря тут торчать. Чем бы пока заняться?
И вот тогда ему вспомнился подслушанный разговор Кузнечихиного недомерка по телефону. Они повезут к врачу, а потом домой эту Томку, которую мама иначе как голодной шлюхой не называла. А он знает, где она живет. Вот для кого он использует свою гранату! Всех этих шлюх и коротышку, который мучил его сестру, одним ударом. А потом вернется сюда и подкараулит Воротникова.
Здесь удобный стеклянный вестибюльчик, а охранники далеко внутри. Он подождет, когда Воротников войдет с улицы, и сразу — пулю в живот. Потом — контрольный выстрел в голову. Он сотни раз видал, как, сделав это, хладнокровный киллер роняет пистолет на пол рядом с жертвой и, никем не замеченный, тает в ночи.
Все очень просто.
Но сначала надо использовать гранату.
Когда Тамара начала приходить в себя, первое, что осознала, — разочарование от того, что не чувствует его тяжести. Потом, ощутив ногой жар его твердого бедра, успокоилась и, стесняясь открыть глаза, постаралась незаметно вздохнуть. Вспомнила и мгновенно пережила заново все только что случившееся и, рывком повернувшись на бок, обхватила, все еще сжимая веки, жилистые плечи. Притянула их к себе, прижалась лицом к груди и осторожно поцеловала: «Спасибо». А когда почувствовала животом, что он снова — или еще — напряжен, обрадовалась. Упиваясь своей самоуверенной властностью, скользнула под него и, открыв глаза, с радостью увидела в прозрачной темноте над собой сияющее от желания лицо.
— Ты устал? — спросила она из вежливости, пока ее бедра бесстыже двигались, желая поглотить его целиком.
— Что ты! Что ты! — любуясь ею, жадно целуя губы и шею, шептал он. — Я просто боялся тебя разбудить.
Она обхватила его голову, втискивая его лицо в свою грудь, точно желала задушить. Но, почувствовав соском ласковый укус, ойкнула и ослабила руки. Он отстранился и, нежно проведя подрагивающей ладонью по ее бедру, выдохнул:
— Я люблю тебя. Ты так прекрасна, что я еще не верю… Я не слишком торопился? Понимаешь, — он поцеловал ее в уголок губ и смущенно хмыкнул, — я боялся, что ты в последний момент передумаешь.
Тамара попыталась загадочно промолчать, но не удержалась и прыснула: какой тут «передумаешь», если сама еле дождалась!
Именно так: дожидалась и дождалась. Ее опять разбирал смех: от счастья, от того, что поступок совершен, и что бы потом ни случилось, это будет потом. А сейчас — только он и эта ночь. Только его тепло рядом и в ней. В эти мгновения весь мир состоял из близости Валерия, погружающей ее в блаженство.
— Почему ты смеешься? — озадаченно спросил он.
— Хорошо потому что. — Она потерлась носом о его руку и, вспомнив их разговор на кухне, залилась звонким хохотом: — Как ты?! Без штанов и читает стихи! Маяковского!
Воротников целовал подрагивающие от смеха груди, но она не могла уняться:
— Без штанов — стихи! О парти-и… Ой, не могу!
Смех стих сам собой: неторопливые прикосновения желанных губ и рук, их властное, поглощающее ее целиком тепло вскоре увлекли Тамару в новые, еще более чарующие волны. Смех вначале сменился громкими стонущими вздохами, а затем и требовательными вскриками, которые она слышала, но не принимала за свои — ее не стало, она вся истаяла в его руках.
Всю ночь, выплывая из забытья, она, открыв глаза, встречала в сумраке над собой его любующийся взгляд. И в ней опять вспыхивало желание. Она объедалась им, понимая, что может напугать его своей ненасытностью, но не в силах была с собой справиться.
— Ты почему не спишь? — спросила она.
— Не знаю, — прижимая ее к себе, покачал головой Валерий. — Может быть, боюсь.
— Чего?
— Что засну. А проснусь — тебя-то и нет. И все это сон.
— Ты же голодный! — вдруг спохватилась она. — Сейчас я что-нибудь… Ох, а в доме-то ничего съестного.
— Ничего. Я сейчас сбегаю к метро.
Когда Фред добрался до подъезда шлюхи Томки, у нее в квартире уже горел свет. Сначала он подумал, что опоздал и надо возвращаться на Арбат, караулить там.
Фред давно не ел, его подташнивало. Мало что соображая сейчас, слишком сконцентрировавшись на одолевшей его мании, убийца присел возле бампера стоявшего меж деревьями «жигуленка». Хотел прикурить новую папироску с анашой, но, чиркнув зажигалкой, увидел при ее огоньке номер и узнал его.
Это машина Воротникова. Значит, он здесь.
Отлично. Спрятав папиросу, Фред бросился к подъезду. Кодовый замок не работал, и стальная дверь оказалась приоткрыта.
Отлично.
Володя, водитель Воротникова, о котором он за всеми своими волнениями и переживаниями, естественно, забыл, спокойно спал в «жигуленке». Если человек платит за то, чтобы его ждали, отчего же и не подождать? Мелькнувшую от машины к подъезду щуплую тень заметить было некому.
Порадовавшись густому сумраку — Тамара совершенно не помнила, когда успела задернуть плотные шторы, — она, опять стесняясь Воротникова, метнулась к шкафу, накинула за его дверцей халатик и, достав для Валеры штаны от своего спортивного костюма, поспешила в ванную.
