Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион

Инстинктивно сделав пару шагов назад, я присвистнул:

— О, похоже, я ошибся в вас, Виктор Иванович! Судя по всему, ваша дружба с Пузырёвым зашла дальше, нежели я предполагал. Но учтите, если выстрелите, это будет самая крупная ошибка в вашей жизни, гораздо крупнее, чем все остальные, которые вы уже успели наделать, вместе взятые. Дежурная внизу видела, как я пришел, и знает, к кому я пришел. Или вы готовы грохнуть и ее? К тому же выстрел услышит вся больница. Нет, коли заранее согласны получить минимум лет пятнадцать строгого режима, — то валяйте, жмите на курок. Но вот коли нет…

Больше я ничего не сказал. Стоял и смотрел на его покрытое мелкими каплями пота лицо, бегающие глаза под очками, трясущиеся губы…

Наконец, он очень неплохо для врача и интеллигента ругнулся и опустил револьвер.

Вроде пронесло, облегченно подумал я, а вслух сказал:

— Так-то лучше, доктор. А теперь, поскольку я чувствую, что мое присутствие вам обоим уже в тягость, то пожалуй, пора откланиваться. Да-да, я ухожу и на прощанье хочу пожелать вам всего самого лучшего. И в работе, и в личной жизни.

Виктор Иванович и Алла молчали как чурки и плотоядно пожирали меня глазами.

Я приблизился к двери и, для верности чуть-чуть приоткрыв ее, вдруг замер:

— Ёлки-палки, едва не забыл! Слушайте, чтобы не быть неблагодарным, я решил еще кое-что поведать каждому из вас, голубки. Возможно, это в определенной степени упростит ваши взаимоотношения, а возможно, и нет, однако сие меня уже не касается.

Глубокочтимый Виктор Иванович, хочу сообщить, что, к сожалению, ваша дорогая Алла хоть и не догадалась, куда вы с Сергеем спрятали алмаз, но тем не менее не теряла надежды вытянуть это из вас, а после… Простите, доктор, но при всем искреннем уважении замечу, что для такой выдающейся девушки, как Алла, связать свою судьбу со столь блестящей партией, как Бизон, куда выгоднее, престижнее и безопаснее, нежели с вами. Об этом раскладе я узнал от самого Пузырёва — хотите верьте, хотите нет. Мадемуазель Ракитина была его Матой Хари на вашем любовно-бриллиантовом фронте.

Взгляд, которым наградил свою подружку доктор Павлов, я описывать не берусь. Как, впрочем, и ее ответный. Однако я еще не договорил до конца.

— А что касаемо вас, Виктор ибн Иванович, то, как мне недавно стало известно, заполучив "Чёрного Скорпиона", вы тоже не собирались останавливаться, так сказать, на достигнутом. Я уже говорил, что в ваших планах было покинуть этот райский город? Так вот, покинуть его вы рассчитывали отнюдь не с бедняжкой Аллой, а совсем другой женщиной. Счастливо оставаться, господа кладоискатели!

Я ланью выскочил за дверь, едва не свернул шею на лестничных виражах и, пробегая мимо дежурной, кивнул ей самым сердечным образом.

— Приходите еще! — с улыбкой прокричала она вслед.

— Когда-нибудь непременно, — ответствовал я. — И уж тогда — исключительно к вам. Только к вам!..

Подойдя к машине, уже не спеша открыл дверь, не спеша взгромоздился на сиденье. Если честно, относительно этой сладкой парочки меня интересовало сейчас лишь одно: расскажет ли наконец, в порыве уж не знаю каких там эмоций и чувств, завотделением Павлов медсестре Ракитиной, где находится бриллиант, или нет.

А посему, когда в ночной тиши приглушенные бетоном стен вдруг раздались, с интервалом примерно в пять секунд, два выстрела, я от изумления только покрутил головой и громко выругался матом, а потом дал по газам и что было лошадиных сил дунул прочь от треклятой больницы.

…Я ехал и думал: кто из них стрелял? есть ли трупы? как скоро ждать визита брандмайора Мошкина и ждать ли вообще?

Глава двадцатая

Должен признать, он действительно здорово знал свое дело. Если бы не клюнул на мою лажу насчет половины третьего и не приперся в два (к тому времени я уже больше получаса куковал в кладовке), еще не известно, как все обернулось бы.

О том, что он здесь, я догадался только по еле слышному щелчку входного замка. Потом — несколько почти бесшумных шагов, — и вот кладовка уже у него за спиной. Он не сразу огляделся по сторонам, возможно, потому, что слабый свет в большой гостиной отвлек его, заставив сосредоточить внимание на том, что впереди, а не сзади.

Но впереди-то никого не было. А сзади был я, и "макаров" с глушителем (мне было из чего выбирать, арсенал за эти дни в доме скопился приличный) уже пристально глядел в его круглый затылок.

Я шагнул в коридор и тихо сказал:

— Привет.

Он даже не дёрнулся, только весь напрягся как пружина, и я поспешно предупредил:

— Без глупостей.

Он усмехнулся:

— Ну ясен хрен. А повернуться-то хоть можно?

— Пока не стоит, — вздохнул я. — Попозже, если будешь хорошо себя вести.

Он пожал плечами:

— Ладно. Говори.

— А что говорить?! — удивился я. — Сам всё разумеешь, не маленький. И я не маленький. Ну а раз оба мы не маленькие… Слушай, мне уже всё понятно, кроме одного. Почему?

Теперь он даже не усмехнулся, а по-настоящему рассмеялся:

— Ты осёл или прикидываешься?

— Считай, что осёл. Итак?

— Итак — камушек, брат, камушек. Что же еще?

Вообще-то я ожидал именно такого ответа, однако пока не все концы тут сходились, и я скомандовал:

— Топай вперед. Грабли за голову.

Он не стал ни переспрашивать, ни уточнять. Поднял руки и медленно двинулся по коридору. Шагнув через порог зала, остановился:

— Дальше?

— На стул, — подсказал я. Посреди комнаты уже стоял приготовленный заранее стул. — Теперь поворачивайся.

Он сел. Руки все так же сцеплены на затылке (приятно иметь дело с профессионалами), лицо напряжено, однако без тени испуга или подобострастия. Маленькие, недобро прищуренные глаза, курносый нос, тонкие губы…

Я прикрыл дверь, продолжая целиться ему в лоб.

— Говори.

— А что говорить-то? Ну, узнал про алмаз, решил забрать себе. Думал, удастся его расколоть — скажет, где прячет… — Пару секунд помолчал. — Не сказал.

Я сузил глаза:

— Ты пытал Серого?

Он хмыкнул:

— Нет, по головке гладил! Но не раскололся, гад… Может, потому, что здорово бухой был, не соображал почти ни хрена.

Я скрипнул зубами.

— Ладно, а тебе-то кто шепнул про бриллиант?

Он удивился:

— Как кто?! Сам Серый и сказал за бутылкой.

— Точно?

— В натуре. Сидели мы с ним раз в кабаке…

— Слушай, — почти миролюбиво попросил я. — Только давай без брехни, а? Не мог он тебе ничего рассказать.

— Почему не мог?! — едва ли не обиделся мой собеседник.

Я разозлился:

— Да потому, что вы с ним не были знакомы! Уж что-что, а это мне известно: всю пенсию на телефон истратил, пол-Союза бывшего обзвонил, понял?

На этот раз он молчал долго. Потом вздохнул:

— Ну, коли так… Слушай, а как ты допёр, что я? По вот этой фиговине, да? — И слегка приподнял над головой руку, вытянув палец с печаткой в форме головы чёрта с высунутым острым язычком.

Я подтвердил:

— По этой по самой. Заметил на плече у Серого отметину, а после вспомнил, что встречал еще в те годы пару отморозков с пулей в голове и похожим приколом. Ну а когда увидел у тебя эту хрень…

Он вздохнул:

— Значит, ты еще вон когда догадался. А потом, выходит, нарочно меня на пса этого натравил?

Я не стал отрицать.

— Ага, нарочно. Как его, следственный эксперимент.

— Ясно, — нахмурился он. — Что ж получается: не ты осёл, а я?

Его утешение не входило в мои планы.

— Получается.

Он зло выругался:

— Вот гадство!.. И ведь это, понимаешь, не всегда! Но иной раз как клинит в башке. Круги перед глазами, в мозгах туман, сам не знаешь, что творишь. А очухаешься — ё-моё!.. понаворочал…

— Понаворочал, — согласился я. — Только теперь не с тем, с кем можно. Усекаешь?

— Уже усёк, — невесело усмехнулся он и опять помрачнел: — Мне крышка?

Я пожал плечами:

— Да нет, зачем же.

— Что-о? — Глаза его округлились. — Хочешь сказать…

— Хочу, — перебил я, — и скажу, что мне твоя смерть ничего не даст, только дополнительные осложнения. А у меня… У меня сегодня последняя ночь в этом городе. И в этом доме. Чуешь, что имею в виду?

Он хрюкнул:

— Еще бы!

— Вот-вот, — кивнул я. — И эту последнюю ночь я совершенно не собираюсь тратить на всякие ненужные хлопоты. Делить нам с тобой нечего, а Серого не воскресишь. Ты не узнал, где алмаз, я — тоже. (На понт тебя брал, чтоб высунулся.) Думаю, этого не узнает уже никто, в том числе и твой заказчик.

— Чево-о?.. — Он беспокойно заерзал на стуле и вдруг: — Ой! — вскочил, держась обеими руками за задницу. — Твою мать! Что это?! — Стоял и изумленно рассматривал маленький металлический предмет.

— Что? — удивился и я. — А-а, это… Слушай, по-моему, самая обыкновенная канцелярская кнопка.