Леонид Марягин - Экран наизнанку
За спиной Севы снова возник работяга.
- Ну, идешь с нами мять прораба?
- Отвали! - огрызнулся Сева.
- Помнем! - пообещал работяга и ушел.
- От тебя пахнет краской, - сказала Тамара в танце, ожидая разъяснения.
- Две недели снимали на стройке, - не моргнув глазом соврал Сева.
- С чего вдруг? - удивилась она.
- Герой освободился из колонии и теперь по воле Давыдовича работает на стройке...
- Перевоспитывается! - понимающе кивнула Тамара. Конечно же, Верочка информировала подругу о истинном положении Севы на студии, но он продолжал игру:
- Приобретает трудовые навыки с кистью в руке...
Танцевали в пустой квартире Тамары.
Из радиолы звучала новая песня Утесова:
Сам не знаю, как я раньше жил.
Как тебя не знал и не любил.
Появилась ты средь бела дня,
Поселилась в сердце у меня.
Будь со мною строгой, будь со мною нежной,
Будь моей тревогой, будь моей надеждой...
Маленький столик, мимо которого они протанцевали, был сервирован на двоих. Поварихи Клаши и близко не было.
Мне с тобой, красивою такой,
Даже как-то совестно порой.
До сих пор я не могу понять,
Где я смелость взял тебе сказать:
Будь со мною строгой, будь со мною нежной,
Будь моей тревогой, будь моей надеждой...
Слова песни звучали совместным внутренним монологом танцующих.
- А у меня есть сын, - сказала она после очередного поцелуя в танце.
- Что же я его ни разу не видел?
- Он в загородном детском саду - на неделю. В воскресенье его привозят, а в понедельник - отвозят.
Он поморщился.
Она уловила его гримасу и поняла ее по-своему:
- А с мужем я... разошлась. Он не понравился отцу... но отец был прав: он бездельник...
Тамара сняла его руку с талии, подошла к двери спальни. Приоткрыла ее и, обернувшись, сказала:
- Папа на неделю улетел в Индонезию... - И засмеялась: - Его сегодня не будет.
Он был в ударе: с полутораметрового помоста, через мегафон руководил съемочной площадкой. Внизу, под ним, сновали машины, актеры эпизодов, массовка.
- Носилки! Быстро! - кричал он. - Теперь машина. Пошла. Пошла. Стоп. Водитель проспал! Еще раз! Водитель... Как тебя зовут? Нет. Не тебя! Со "скорой помощи". Коля? Коля, ближе, как можно ближе к тротуару! И тут же носилки из подъезда! Кто старший на носилках? Не назначали? Зиновий, мягко обратился он к Певзнеру, мрачно курившему в сторонке, - определи, пожалуйста, самого смышленого, а то мы эти носилки будем грузить до утра. Приготовились! Все стали на исходные... Теперь - герой.
Сева спрыгнул с практикабля и сквозь нагромождение машин, носилок, тележек, осветительных приборов и людей устремился к герою, стоящему на исходной точке.
- Вы первый раз идете по воле. В начале прохода вы - один, в конце другой!
- Что это значит? - герой скептически оценил рвение новоявленного руководителя съемки, - покажи!
- Пожалуйста! - И Сева прошел по маршруту героя.
"Зыркающий" взгляд исподлобья менялся в движении на спокойно оценивающий. Менялась на глазах и походка, кисти рук, вначале привычно, по-зековски сцепленные за спиной, переместились в карманы, уходила постепенно сутулость, распрямлялись плечи. Иным стал постав головы и торса...
Наверное, показывая, как идет герой, он показывал, как сам старается идти по жизни.
Словом, к финальной точке панорамы на фоне красот университета подошел уже другой человек.
Сева обернулся к герою и сказал:
- Вот так.
- Но этого нет в сценарии. Герой просто идет к женщине, - возразил тот.
- Он идет по жизни... И... к любимой, - Сева выделил это слово, женщине.
- Твои упражнения мне дорого обойдутся! Я своей шеей перед Давыдовичем рисковать не буду, - сопротивлялся герой.
Севу не остановило сопротивление:
- Этот кадр Давыдович доверил снять мне. Рискую своей шеей - я!
- Только под твою ответственность, - нехотя согласился герой и обратился к присутствующим: - Все слышали?
- Сева! - пропищала за спиной девушка с хлопушкой, на которой было написано "Цена человека", - Люся Яровая, - тебя к телефону...
- Пусть перезвонят через полчаса! - отмахнулся Сева.
- Срочно.
- Кто?
- Мужской голос.
- Ну, ты объяснила...
- Объяснила, объяснила. Он говорит "очень срочно".
Сева беззвучно выругался, рыкнул в мегафон: "Перекур - пять минут", миновал сутолоку съемочной площадки. В подвальном складе соседней со съемочной площадкой какой-то вещевой базы на полке, уставленной рулонами туалетной бумаги, его ждала трубка.
- Слушаю! - с тревогой прокричал он.
- Давай мириться! Мне одиноко! - донесся голос Губана.
- Да нужен ты мне! - перекрывая галдеж выпивающих рядом грузчиков-подсобников, выкрикнул Сева, - я из-за тебя жилья лишился!
- Я нашел для тебя хату! Дешевую. Давай мириться! Мне одиноко! - рыдал Губан, вытирая слезу с синяка под глазом. А за его спиной по озерку сновали лодки.
- Поговорим в "Национале", - закруглял разговор Сева.
- Я туда не хожу.
- Травишь? - Сева не сдержал любопытства.
- Не пускают. Подрался. Дал одному стукачу по роже. А он головой разбил настольную лампу. - Губан шмыгнул носом. - Давай вечером в Парке культуры. В "Поплавке".
- Где? С чего это вдруг?
- В "Поплавке". Я о них статью напечатал. Директор дал слово с утра до вечера день поить и кормить бесплатно.
- Проверим! - Сева бросил трубку.
Дощатая палуба нависала над рукотворным озерцом и была отделена от воды штакетником, вдоль которого расположились за столиками под пестрыми зонтами многочисленные посетители. Еще бы - здесь подавали шашлыки и бочковое пиво кружками. Редкое сочетание! К тому же джазик и танцы.
Губана директор поместил в центре, на видном месте - очевидно, хвалебная статья журналиста была нужна торговому делу.
Сева поглощал плоды труда приятеля.
- Почему ты лезешь ко мне в друзья? - спросил он после очередного крупного глотка.
- Потому, что ты такой же, как я.
- Чем?
- Хочешь сделать себя сам.
- Сам... - повторил Сева раздумчиво, - самому не получится... без поддержки...
- Вот оно что! А поддержка у тебя, конечно, сам знаменитый режиссер? заржал Губан. - Только Давыдыч тебе вряд ли поможет. Он слуга сталинского режима. А сейчас режим хрущевский. И слуги новому режиму нужны новые. Вроде этих мальчиков из "Националя": они бездарны, но на роль слуг подойдут... Давыдыч старается сам уцелеть, но поезд его ушел.
- Ефим Давыдович в полной силе.
- Дело не в силе, а в биографии. Вон, - он показал взглядом за спину Севы, - она в полной женской силе, а по биографии - блядь.
Сева обернулся и увидел Галку. Та сидела рядом с солидным "сдобным" мужчиной, что-то излагавшим мужичку напротив - попроще, - и откровенно скучала.
- Подожди... - остановил разглагольствования пьяневшего Губана Сева, я хочу пригласить ее потанцевать...
- Кого? - не понял Губан.
- Вон, ее, - Сева указал взглядом на скучавшую Галку. И встал.
- Это же блядь с улицы Горького! - Губан схватил его за рукав.
- Я сам разберусь. - Сева освободился от "захвата" приятеля.
У Галкиного столика он склонился к уху "сдобного" мужчины:
- Вы разрешить пригласить вашу даму?
Мужчина удивился, но разрешил:
- Танцуй...
И снова включился в разговор со своим визави.
Джазик выводил что-то монтановское, кажется "Желтые листья".
В танце Сева поинтересовался:
- Значит, опять "здравствуй, столица!".
- Нет, мы всего на неделю... погулять...
- Кто "мы"?
- Я и партнер.
- Тот, который за столиком?
- Да.
- Руководитель?
- Нет. Деловой человек. Солидняк из Ростова
- Что ж вы сюда завалились? Или нет места солидней?
- Мое пожелание. В центре меня слишком хорошо знают. А ты-то почему здесь?
- Губан позвал.
- Антисанитарный тип. Забыл, когда мылся. Я с ним ни за какие деньги не лягу.
"Сдобный" мужчина - деловой человек, - разговаривая, поглядывал на танцующих.
Дальше танцевали молча.
Вдруг Галка сказала:
- А у меня дома твоя фотография. С пропуска.
Сева ответил вопросом:
- Может, на неделе увидимся?
- Нет. Партнер не отпускает ни на минуту.
Танец пошел на коду.
- Ну, может, пересечемся когда-нибудь... - только и оставалось сказать Севе.
- Как карта ляжет, - пожала плечами Галка.
Сева усадил Галку рядом со "сдобным" и вернулся за свой столик. Губан уже изрядно окосел.
- Договорился? - спросил он, предвидя ответ.
- Нет.
Брови Губана поползли вверх.
- Задрала цену?
- Она при партнере, - не стал вдаваться в подробности Сева.
- Работа - прежде всего! - Губан хватанул водки.
В большом пустом зале для записи музыки звучал рояль.
Лирическая тема, тема тоски возникала под пальцами композитора Эрика.
Давыдович слушал, устремив взгляд в высокий потолок. Сева, опершись локтями о колени, завороженно следил за летящими пальцами композитора.
Тот взял завершающий аккорд и вопросительно посмотрел на Давыдовича, который долго молчал. Потом снял шляпу-лопух, бросил ее на колени Севе и вытер со лба испарину.
