Марио Пьюзо - Сицилиец
Он прислонился к колонне, радуясь возможности отдохнуть, — тело его обмякло от усталости. Свет июльской луны пробежал по серо-белым колоннам и задержался на прибрежных скалах. А там, за морем, была Америка. И в Америке — Юстина и их еще не родившийся младенец. Скоро Гильяно будет в безопасности, и эти последние семь лет покажутся ему сном. На какое-то время он задумался — что у него будет за жизнь, сможет ли он быть счастлив не на Сицилии? Он улыбнулся. Рано или поздно он вернется и увидит их всех. Он устало вздохнул, расшнуровал ботинки и снял их. Затем снял носки — ногам приятно было соприкосновение с холодным камнем. Гильяно сунул руку в карман и вытащил две дикие груши — их сладкий, охлажденный ночной прохладой сок освежил его. Положа руку на пистолет-автомат, Гильяно ждал Аспану Пишотту.
Глава 26
Майкл, Питер Клеменца и дон Доменик поужинали рано. Если встреча назначена на рассвете, операцию следовало начинать не позднее наступления сумерек. Они еще раз обговорили план действий, и Доменик одобрил его. Он добавил только одну деталь: Майкл не должен иметь при себе оружия. Если что-то не сработает и они попадут в руки карабинеров или Службы безопасности, улик против Майкла не должно быть — тогда он сможет покинуть Сицилию, что бы ни случилось.
В саду им подали кувшин с вином и лимоны, после чего пора было пускаться в путь. Дон Доменик поцеловал на прощание брата. Затем повернулся к Майклу и порывисто обнял его.
— Передай от меня привет отцу, — сказал он. — Я буду молиться, чтобы у тебя все хорошо сложилось, удачи тебе. И если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, дай знать.
Втроем они спустились к причалу. Майкл и Питер Клеменца поднялись на борт катера, где их уже ждали вооруженные люди. Катер отчалил, и дон Доменик помахал им с причала. Майкл и Питер Клеменца спустились в каюту, там Клеменца сразу лег на койку и уснул. У него был трудный день, а в море им предстояло находиться почти до рассвета.
Они внесли изменения в свой план. Самолет, ожидавший в Мадзара-дель-Валло якобы для того, чтобы лететь в Африку, послужит отвлечением, а они доберутся до Африки на катере. Такое решение было принято по настоянию Клеменцы: он сказал, что может обеспечить безопасность пути и охрану катера своими людьми, но он совсем не уверен, что сможет обеспечить безопасность на маленьком аэродроме. К нему ведет слишком много подступов, да и сам самолет — сооружение весьма ненадежное: даже на земле с ним может произойти все, что угодно. Сейчас ставку надо делать не на скорость, а на хитрость, и на море укрыться легче, чем в небе. На худой конец можно ведь пересесть на другое судно, а в воздухе из самолета в другой самолет не пересядешь.
Весь день Клеменца был занят: он послал часть машин и людей к месту встречи на дороге в Кастельветрано; другую часть — в городок Мадзара-дель-Валло, обеспечивать безопасность. Он высылал машины с интервалом в час: ищейкам, следившим за виллой, совершенно незачем было видеть, как из ворот выезжает целая автоколонна. Машины направлялись в разные стороны, чтобы окончательно сбить с толку любую слежку. Тем временем катер огибал юго-западную оконечность Сицилии — он покачается на волнах за горизонтом до зари, а затем стремительно влетит в порт Мадзара-дель-Валло. Здесь их будут ждать машины с людьми. Оттуда до Кастельветрано не больше часа езды, даже если учесть, что им предстоит сделать крюк, чтобы выехать на дорогу к Трапани, где их будет ждать Пишотта.
Майкл тоже лег на койку. Он слышал, как храпит Клеменца, и удивлялся и восхищался тем, что человек может в такой момент спать. Майкл думал о том, что через двадцать четыре часа он будет в Тунисе, а еще через двенадцать — дома с родными. После двух лет ссылки он наконец снова станет свободным человеком, ему не надо будет скрываться от полиции или зависеть от воли своих покровителей. Он сможет жить, как захочет. Но только если следующие тридцать шесть часов пройдут благополучно. Легкое покачивание катера убаюкало его, и, мечтая о том, как он проведет первые дни в Америке, он погрузился в крепкий сон.
Фра Дьяволо спал сном еще более глубоким.
В то утро, когда он должен был заехать в Трепани за профессором Гектаром Адонисом, Стефан Андолини завернул в Палермо встретиться с главой сицилийской Службы безопасности инспектором Веларди. Тот должен был сообщить ему об оперативном плане, намеченном полковником Лукой на день. Эти сведения Андолини передавал Пишотте, а тот в свою очередь — Гильяно.
Утро было чудесное, поля по сторонам дороги утопали в цветах. У Андолини еще было время в запасе, и он решил выкурить сигарету у придорожной часовенки, где под замком находилась статуя святой Розалии; он опустился перед ней на колени и вознес молитву. Она была проста и рациональна: он просил святую Розалию защитить его от врагов. В воскресенье он исповедуется в своих грехах отцу Беньямино и причастится. А сейчас слепящее солнце опаляло его непокрытую голову, и тяжелый, напоенный ароматами воздух вливался в его легкие, очищая их от никотина; Андолини почувствовал, что ужасно голоден. И дал себе слово хорошенько позавтракать в лучшем ресторане Палермо сразу после встречи с инспектором Веларди.
Инспектор Фредерике Веларди, глава сицилийской Службы безопасности, испытывал чувство благочестивого торжества, как человек, который долго и терпеливо ждал, не теряя веры в то, что господь наведет порядок в его мирке, и наконец дождался своего часа. Почти год, следуя прямым указаниям министра Треццы, помогал он Гильяно скрываться от карабинеров и от своих собственных летучих отрядов. Для этого встречался с этим чудовищем — Стефаном Андолини, Фра Дьяволо. По сути дела, весь год он был игрушкой в руках дона Кроче Мало.
Веларди вырос на севере Италии, где люди чего-то добиваются благодаря образованию, уважению социальных норм, вере в закон и правительство. За годы службы, проведенные на Сицилии, он проникся глубокой ненавистью и презрением ко всем сицилийцам, независимо от занимаемого ими положения. Богатым была чужда сословная честь, и ради того, чтобы удерживать в повиновении бедняков, они не гнушались вступать в преступный сговор с мафией. Мафия, делая вид, будто защищает интересы неимущих, на самом деле угнетала их, услуживая богачам. А крестьяне были до того гордые, что похвалялись совершенными убийствами, хотя им следовало бы за это пожизненно сидеть в тюрьме.
Но теперь все будет по-другому. Инспектор Веларди больше не связан по рукам и ногам, теперь он сможет спустить с узды своих ребят на мотоциклах. И люди снова поймут, что между его Службой безопасности и карабинерами, этими шутами гороховыми, нет ничего общего.
К удивлению Веларди, министр Трецца вдруг лично отдал приказ о задержании и помещении в одиночные камеры всех тех, кому были выданы пропуска с красной каймой за его подписью — эти магические кусочки бумаги, дававшие право их обладателям беспрепятственно проходить через посты на дорогах, носить оружие и не подвергаться арестам. Все пропуска должны быть отобраны. В первую очередь те, что были выданы Аспану Пишотте и Стефану Андолини.
Веларди предстояло поработать. Андолини ждал в приемной. Сегодня ему был уготован сюрприз. Веларди снял телефонную трубку и вызвал капитана и четырех сержантов полиции. Он их предупредил, что всякое может случиться. Сам он пристегнул к ремню кобуру с пистолетом, чего почти никогда не делал у себя в кабинете. И только тогда к нему впустили Андолини.
Рыжие волосы Стефана Андолини были аккуратно причесаны. На нем был черный в тонкую полоску костюм, белая рубашка и темный галстук. Как-никак, глава Службы безопасности — лицо официальное, и тут следовало проявить уважение. У Андолини не было оружия. По опыту он знал, что каждого у входа в штаб подвергают обыску. Он стоял перед столом Веларди, ожидая, когда тот по обыкновению предложит ему сесть. Но на сей раз приглашения не последовало, и он продолжал стоять — тут в голове его прозвучал первый сигнал-предупреждение.
— Покажите-ка мне ваш пропуск, — сказал ему Веларди. Андолини не шелохнулся. Он пытался разгадать суть этой странной просьбы. И соврал.
— У меня нет его с собой, — сказал он. — В конце концов, ведь я шел к другу.
И он сделал ударение на слове «друг».
Это взбесило Веларди. Он выскочил из-за стола и стал перед Андолини.
— Ты никогда не был мне другом. Я всего лишь подчинялся приказу, когда делил хлеб с такой свиньей, как ты. А теперь слушай меня внимательно. Ты арестован. Будешь сидеть в одиночной камере до особого распоряжения, и учти, голубчик, в подвале у нас стоит cassetta. Но давай лучше спокойно поговорим завтра утром у меня в кабинете, и, если ты не дурак, тебе не придется корчиться от боли.
На другое утро Веларди снова позвонил министр Трецца, а затем дон Кроче с более подробными разъяснениями. Через несколько минут в его кабинет привели Андолини.
