Опасная профессия - Кирилл Николаевич Берендеев
– Теперь они в шоколаде в три слоя: и деньги нахапали, и банк спасли, да еще страховку получат. А пенсии еще неизвестно, кто и когда заплатит, – добавил совершенно поникший духом Ампер. – Вот уж не думал, что не богатеев, а стариков ограблю.
Подавленная тишь стала ему ответом.
Грабители, походив еще по хранилищу немного, стали ворочаться в дыру и спускаться в подкоп. Копейкин уходил последним. Оказавшись в крохотном гроте, Влас не выдержал. Принялся злостно пинать глинистые стены промоины обеими ногами. Пока одна из них не застряла с противным хрустом в пробитой стене.
Товарищи подбежали к медвежатнику, но, и их удивлению, нога оказалась цела и невредима. А вот стена обнажила сгнившие бревна, в одно из которых и угодила ступня незадачливого грабителя.
– Кто ж это под землей избы строит? – удивился Буфер, оттаскивая соратника от обнажившегося проема.
– Это когда было, – заметил Копейкин, – может, тысячу лет назад. Просто культурный слой нарос.
– Какая изба, какой слой? – усмехнулся Паяльник. – Ну-ка посветите мне, я, кажется, допетрил, что это за диво.
Ему посветили. Среди завалов от давно рухнувшего свода, подлая речка, не вперившаяся в трубу, но проевшая дорогу через холм, обнажила несколько черепов, костей, а еще чьи-то бронзовые и железные доспехи, соответственно, зеленые и темно-коричневые от времени, а кое-где и вовсе, серебряные и золотые украшения.
– Это не холм, на котором отцы города сто лет назад памятник основателю воздвигли. Это скифский курган, – коротко прокомментировал увиденное Паяльник. – Несколько лет назад такой же в деревне Лужки нашли, помните? На самом краю области было. Добра там оказалось выше крыши, на целое крыло исторического музея.
Копейкин усмехнулся недобро, оглядывая товарищей по ограблению.
– А я смекнул, что нам сделать, если вы не против ограничиться «заначкой» в десять тысяч и отдать все для другого крыла музея, – подельники переглянулись, но кивнули недружно, а когда Влас пояснил, что именно хочет сделать, уже куда охотнее. – Тогда снова берем лопаты, а я за цементом и фанеркой пошел.
– Да это бред какой-то. Нас подставили, говорю вам. Самым подлым образом, – в сотый раз повторил зампредседателя правления «Сибирского» Лопухов и, не в силах усидеть на месте, продолжил кружить возле заполнявших протокол досмотра места происшествия полицейских. Среди которых имелись и весьма важные, шутка сказать, сам прокурор города прибыл на место, едва узнал, чье хранилище обнесли. У всех пенсия, но не у каждого чиновника на Канарах. Местами принципиальный прокурор разом оказался из числа пострадавших.
– Конечно, все банкиры хранят скифские сокровища в сейфе для мелких банкнот, буквально, каждый, – зло усмехнулся служитель Фемиды.
– Нам это все подбросили, – прошептал, резко понижая голос, зампред, прекрасно понимая, сколь нелепы его отпирательства. И думая про себя: надо было сперва проверить все сейфы, а не только глянуть в валютный и пятитысячный для очистки совести. Но кто мог предположить, что нанятые преступники окажутся столь расчетливыми и безвозмездными циниками и откажутся от несметных сокровищ?
Полиция с ходу обнаружила скрытый зацементированной фанеркой пролом в полу. Проверяя слова Лопухова, спустилась вниз и сразу обнаружила раскоп в конце махонького грота. А вот тоннеля не нашли, ибо Копейкин предусмотрительно обрушил его своды, избавившись от самой важной улики. Да и не искали полицейские предполагаемого хода, – недоворованные сокровища скифов моментально перевернули ход следствия с ног на голову. И теперь плохо было именно голове. Вернее, ее первому помощнику Лопухову, уже пятый час кряду дававшему показания и увязавшего в них все больше.
– Что, сокровища подбросили грабители, вынесшие наличность? Я правильно вас понимаю? – повторил прокурор, даже не повернувшись в сторону зампреда. Тот склонил голову и заходил еще быстрее. – Неравноценный обмен получился. Золота скифов только тут на сотни миллионов, и в долларах, а сколько осталось, страшно даже представить. И что же вы так лажанулись, когда наряд вызывали? Даже запамятовали рыжьё перепрятать. Ничего, и не с таким сталкивался.
– Да ничего я о золоте не знаю! – взвизгнул Лопухов. – Когда Залихватский предложил нал вытащить, я ему сразу пальцем у виска покрутил, так нет, настаивал…
И замолчал на полуслове. Прокурор с превеликим удовольствием защелкнул на его запястьях наручники и поволок к выходу.
А председателя правления банка Залихватского арестовали только на следующий день, вместе с яхтой, пока тот совершал круиз по Волге, то в одном, то в другом городе вкладываясь в недвижимость. И взяли его ровно в то время, когда бывшие подельники праздновали самое несусветное дело в жизни каждого в придорожном кафе – в заведении посолидней вряд ли получилось бы шикануть на две с половиной тысячи кровно украденных.
Перстень Тамерлана
Широко известному на весь Спасопрокопьевск и даже за его пределами вору-рецидивисту Власу Копейкину снова предложили поработать по профессии. Вот только заказчик оказался весьма странный, не какой-нибудь авторитет, коллекционер в законе или всё сразу, а глубоко законспирированная организация, именуемая «Сыновья Жанибека». Даже название ничего не говорило обывателю. Меж тем, одна из руководительниц оной, по имени Асия, втерлась в доверие к Копейкину и склонила того к сотрудничеству, напирая больше на самосознание, нежели финансовые вопросы. Удивительно, но Влас, никогда к женщинам не прислушивавшийся, вдруг пошел навстречу, познакомился с соучастниками подполья, а именно, его коллегами, Исой Мусаевым и Мусой Исаевым, на европейский взгляд спасопрокопьевского медвежатника похожие друг на дружку, словно близнецы. Под дальнейшим давлением чар Асии, он согласился работать в свежесозданной банде, которую, по снисходительному решению аксакалов, и возглавил.
Обчистить надлежало не абы что, а респектабельный, но ни сном, ни духом к «сыновьям» отношения не имеющий, банк «Арьергард». Именно в его закромах, а точнее, в одном из сейфов, находящихся в правлении совета директоров, находилось то желанное, что надлежало не просто вынести за пределы банка, но и передать в вечное пользование представителю народов Казахстана. Вот чего-чего, а подобного с Копейкиным никогда не случалось, первый раз в жизни он столкнулся с людьми, ценящими идеалы выше финансовых вливаний. Не исключено, что именно это и подтолкнуло Власа к сотрудничеству, а не только восточное очарование Асии, ее сладкие речи и уважительное отношение аксакалов взлома и проникновения к аборигену.
Вынести из банка предстояло не простую реликвию, но символ сакральной власти казахских правителей над землями не только разных Орд и ханств, но самой империи Тимуридов, – перстень ее одноименного основателя Тамерлана. Эта история закрутилась еще в самом конце пятнадцатого века, когда усилившаяся власть казахских правителей направила их влияние на крупнейшее государство того времени – Мавераннахр или Туран, как именовали тогдашние летописцы империю потомков Тамерлана, в зависимости от того, на каком языке они живописали, арабском или староузбекском. В ожесточенных сражениях братья Жанибек и Керей, а так же сын последнего Бурундук, разбили своих родственников, узбекских правителей величайшей империи среднего Средневековья. Но для окончательного смещения с престола воинственных предшественников из династии Шибанидов, потомков нечеловечески могущественного Чингисхана, представители другой его ветви, Урусиды, к коим означенные братья и принадлежали, должны были заручиться еще и сакральной поддержкой. Таковой стал перстень покорителя всех земель Средней Азии, Кавказа, Афганистана, Персии и прочих сопредельных земель, который передавался в роду Тимура от отца к сыну, а затем и к внуку – Улугбеку. Сын последнего, убивший достославного государя, хоть и получил символ великой власти, не смог ее удержать. Перстень сгинул с пальцев ханов, но появился… среди награбленного в караване, следовавшим из Туркестана в Омск, в имение генерала Петра Горчакова, долго и безуспешно воевавшего, но с помощью тамошних сюзеренов, разбившего воинство последнего казахского хана. Впрочем, и там реликвия, служившая занятной игрушкой многочисленным дочерям генерал-губернатора, не задержалась. В оплату многочисленных долгов перстень был отдан фаворитке генерала, Александре Шрамм, которая быстро обменяла его не то на новые парижские наряды, не то на протекцию несметных своих поклонников.
Так сокровище оказалось
