Чаша Герострата - Наталья Николаевна Александрова
Он уже совсем потерял человеческий облик и все сжимал и сжимал ее горло…
В это время за нашей спиной послышались шаги.
Я обернулась и увидела живописную группу.
В центре этой группы вышагивал лощеный господин в дорогом костюме, на лице которого было выражение хозяина жизни. Рядом с ним семенил невысокий пожилой человек с прилизанными волосами и тонкими усиками, в очках с золоченой оправой. В нем я узнала по описанию Киры Яковлевны знаменитого искусствоведа Ферапонтова. Следовательно, лощеный господин рядом с ним — миллиардер и филантроп, владелец частного музея.
По сторонам от этих двоих шли еще два человека, широкие плечи и спортивная выправка которых выдавали в них телохранителей.
— Ну наконец-то! — выдохнула я. — Вы чуть не опоздали! Но лучше поздно, чем никогда…
— Что здесь происходит? — осведомился миллиардер, презрительно выпятив нижнюю губу.
— А вы не видите? Женщину убивают!
Он чуть заметно шевельнул бровями, и телохранители моментально скрутили фальшивого мастера.
— Это о вас говорила Кира Яковлевна? — спросил меня Ферапонтов.
— Обо мне.
— Так вы знаете, где?…
Я еще ничего не успела ответить, как Ферапонтов проследил за жадным взглядом злоумышленника и поднял с пола торбу.
Он развязал ее, заглянул внутрь… и брови разочарованно полезли на лоб:
— Но это какая-то ерунда…
— Как — ерунда?! — вспыхнул «мастер» и потянулся, чтобы заглянуть в торбу. — Там должна быть она… чаша Герострата… я ради нее преодолел столько препятствий… стал убийцей…
— Мы ее подменили! — Эти слова выкрикнула я в лицо коучу-убийце.
— Ты? — прохрипел он.
— Я, — подтвердила я, — та самая идиотка, которую ты заставил придумать план убийства, а потом хотел подставить. Что — съел?
Он рванулся из рук охранников, но те держали крепко.
— И где же чаша? — осведомился Ферапонтов.
— Пойдемте, я вам ее отдам.
Мы подошли к туалету, где я спрятала чашу.
Мужчины деликатно остались у входа, я вошла внутрь, шагнула к шкафчику.
Открыла его, протянула руку к верхней полке, взяла коробку со стиральным порошком…
И тут же по ее весу поняла, что чаши в ней нет. Коробка была слишком легкой.
Сердце у меня провалилось в желудок.
Неужели все было зря? Неужели кто-то украл бесценную чашу?
И то сказать — я спрятала ее в крайне ненадежное место!
Я представила, как выйду ни с чем к Ферапонтову и его лощеному хозяину… представила, что они мне скажут и что сделают… и мне стало плохо.
Тут из-за кабинки появилась уборщица — на этот раз настоящая восточная женщина.
В руках у нее была коробка стирального порошка — такая же, как та, на которую смотрела я.
— Подсунули дрянь какую-то… — ворчала она, разглядывая содержимое коробки.
— Тетенька! — выпалила я, бросившись к ней. — Это я оставила… по ошибке…
Я выхватила у нее коробку, вместо нее вложила в руки упаковку настоящего порошка и стремительно вылетела из туалета.
— Ну что? — взволнованно проговорил Ферапонтов. — Вы ее нашли?
Вместо ответа я протянула ему коробку.
Он взглянул на нее удивленно, но ничего не сказал, открыл и из-под слоя порошка вытащил чашу из тяжелого серебристого металла.
На лице его проступило выражение благоговейного восторга:
— Это она, она! Это чаша Герострата! Я ее узнаю, как узнал бы старого друга!
Тут из-за спины искусствоведа показалась Елена. Вид у нее был какой-то странный, круглые глаза смотрели с детской непосредственностью.
— Ва-ва… — сказала она… — Ма-ма… ба-ба…
И можете себе представить, что с работы меня не уволили! Когда на следующий день я явилась в офис, думая, что мне уже и пропуск аннулировали, то меня пропустили без единого слова и встреченная Лизавета Павловна тут же отпустила мне кучу комплиментов. И выгляжу-то я свежей и счастливой, и даже поправилась немножко, что очень хорошо, потому что раньше была неприлично худа. И начальник выписал мне три дня за свой счет и ни капельки не сердится, потому что у молодой женщины должна быть личная жизнь.
— Так что ты нам жениха своего покажи, — закончила Лизавета.
Нет, ну как вам это понравится? Откуда я им возьму жениха? А ведь Лизавета не отвяжется.
И я позвонила Митьке:
— Слушай, тут такое дело… Ты не мог бы встретить меня после работы, ну и… сделать вид, что мы с тобой…
— Слушай, Полинка, я всей душой! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь! Но я не могу, я в горы уезжаю! Предложили поработать инструктором, так что пока суд да дело, я решил ехать. А потом уж буду постоянную работу искать и все остальные дела решать. Акулова меня отпустила… Слушай, нормальная тетка оказалась! Обещала помочь с тем делом, ну, про ограбление… Про горы интересовалась, я ей целую лекцию прочитал…
Так, с Митькой облом. Ну что же, рада, что у него все хорошо.
Перед концом рабочего дня мне позвонили с незнакомого номера.
— Привет, сестричка! — послышался смеющийся голос. — Это Даша.
— Ой, а откуда у тебя мой номер? — удивилась я.
Впрочем, если честно, то я уже ничему не удивляюсь. За прошедшие пару недель столько всего со мной произошло, что кажется, я стала совсем другим человеком. Это Лизавета Павловна думает, что я влюбилась и выхожу замуж, потому что у нее на этой почве задвиг. А на самом деле… на самом деле…
Я не успела додумать важную мысль, потому что Даша ответила:
— Забыла, что ты свой номер тете Вале дала? Ну, она мне и рассказала, что сестра двоюродная приезжала, Полина.
— А ты что?
— А что я? Сразу сообразила, что здесь что-то не то, потому что Полинка-то уже пять лет в Африке живет!
— Ой, куда ее занесло!
— Ага, познакомилась у себя с одним там… из Нигерии, что ли, да и вышла за него замуж. И уехала, уже детей двое. У него там какой-то бизнес, так что живут неплохо. И к нам приезжать не собираются. Так что тете Вале я ничего не сказала, пусть думает, что ты — это она, а нам с тобой надо встретиться и поговорить.
Договорились на вечер возле моего дома, потому что у меня было неотложное дело.
Время потихоньку шло к обеду, и тут у меня проснулась совесть. Нужно же все-таки и делами заняться. Как раз начальник поручил очередной отчет и сказал, что это срочно, что нужно обязательно сдать его к вечеру. И что если я не закончу, то могу искать другую работу.
Да, ненадолго же его хватило.
Так что я решила, что на обед не пойду, выпросила у Лизаветы полпачки печенья и вышла к кофейному
