Бриллиантовый взрыв - Мария Бирюза
Прошла минута, другая, Анна сидела, сложив руки, как школьница за партой, и пересчитывала кружочки на синей бумажной скатерти. Степан тоже молчал, как-то плохо молчал, так и казалось, что если откроет рот, обязательно скажет что-нибудь неприятное, после чего их странному затянувшемуся содружеству придет конец.
– Кстати, у тебя нет таблетки от головы? – неожиданно спросил он, потирая лоб.
– От головы мы скоро оба избавимся, а пока придется потерпеть. И необязательно столько курить, – Анна брезгливо отодвинула подальше пепельницу, в которой было уже не меньше десяти окурков. – Устроил тут дымовую завесу… замаскировался.
Степан насупился, подозвал официанта и попросил принести чистую. Хотел было отхлебнуть крепкого, уже остывшего чая, но не стал – цветом он напоминал ту самую темно-бурую лужу, Васину кровь.
– Мне надо кое-куда съездить, – он бухнул чашку на стол. – Одному.
Анна оцепенела от неожиданности:
– А… я?
– Ты подождешь меня здесь.
– Здесь? – она растерянно оглянулась по сторонам.
– Так будет лучше. Не волнуйся, тут безопасно.
– Когда ты вернешься?
– Максимум через два часа, надеюсь раньше, – сказал Степан.
Его глаза показались Анне сейчас холодными и непроницаемыми как бетонная стена. Хотела спросить: «Ты меня бросаешь? Решил избавиться?», но ни слова больше выдавить из себя не могла, просто мгновенно стало зябко, словно она снова оказалась в лесу, в том самом ледяном овраге.
– Сиди здесь и никуда не ходи, – строго велел Степан. – Ты меня слышишь?
– Ладно… – сказала она, и сама испугалась своего ставшего вдруг чужим, хриплым голоса.
– Можешь заказать все, что угодно, посиди в интернете, в общем, ни в чем себе не отказывай, я оплачу. Ты меня поняла?
Анна кивнула и снова уставилась в стол.
Степан хотел сказать еще что-то, помялся и передумал. Еще раз внимательно посмотрел на нее, словно желая запомнить, развернулся, бросил официанту несколько слов и вышел.
Глава 41
Нет, это уже ни что не похоже, ему, видите ли, надо уехать, а понимает ли он, что творится у нее внутри, каково ей сейчас, стенала про себя Анна, не удостоил даже объяснением… она таскалась за ним весь день, провела с ним ночь, а в ответ надменный тон, холодный отстраненный взгляд и это «подождешь меня здесь». Как рабыне. И это уже не первый раз, вчера из машины вот так же исчез, ведь если бы он тогда остался с ней ничего бы не случилось. Обращается как с собачкой, то приласкает, то «пошла прочь». Когда же он настоящий, сейчас или ночью? Уставившись невидящими глазами в монитор компьютера, Анна всеми силами старалась не заплакать. Он ушел… Раньше она думала, что одинока, но ошибалась – по-настоящему одинокой она почувствовала себя только теперь.
И никакая Аглашка ей не поможет, а только наоборот, может быть, именно благодаря ей, ее глумлениям, она, Анна, заработала такой финал. Да и при чем здесь собственно Аглашка? Она сама же ее выдумала, сама устроила из своей жизни «реалити», а себя настоящую, день за днем в «Корзину» сливала. В общем, копила, копила и получила. А ведь подспудно все понимала, но, казалось, что однажды проснется, почистит перышки, помедитирует и…
Сундуки с брюликами, да тонны жратвы Лакшми ей, видите ли, сулила – ах, какое счастье! А если на уме совсем другое, и к цацкам это не имеет никакого отношения?
Глупо… ой, как глупо, непростительно. Значит, пора сворачивать свой бизнес, пока совсем не завралась.
Все, мисс Нежинская, ариведерчи, и больше свой облезлый хвост не распускай. Такую «глубокую» писательницу мир оплакивать не будет. Да и не налезет теперь на меня твоя шкурка, все изменилось.
Большие напольные часы, смотревшиеся в этом непритязательном кафе неуместно, громко оповестили присутствующих о времени. Анна даже не поняла, сколько они пробили, ей было все равно, и что с ней вообще будет дальше тоже все равно. Ну и что, если ее поймает полиция? Ну и что, если ее осудят и даже посадят в тюрьму?
Абсолютно все равно. Хотя нет, пусть ее запрут в камере, а еще лучше сразу на электрический стул.
– Вам что-нибудь принести? – раздался над самым ухом мужской голос и, не получив ответа, спросил более настойчиво. – Будете заказывать?
Анна подняла глаза и увидела улыбающегося официанта с обесцвеченным ежиком.
– Да, принесите мне «Кровавую Мэри», пожалуйста, – тихо сказала она и еще крепче сцепила онемевшие руки.
Напиться, вот что ей сейчас нужно! Иначе она не выдержит…
Одним большим глотком Анна отправила в желудок принесенный коктейль и… никакого эффекта. Сердце ныло. Она повернулась к окну – на улице сплошной стеной валил снег, и несмотря на то, что он был белый, возникло ощущение, что наступила ночь. Не остановится, пока не завалит, подумалось Анне, завалит и не выберешься.
Надо как-то взять себя в руки и поехать домой, больше-то некуда. Степан не вернется за ней, это очевидно, избавился, наконец, как от балласта, и она его понимает – она действительно обуза, и сама была бы не прочь сейчас от себя избавиться.
Нет никакого смысла оставаться здесь дольше, так что посидит еще чуть-чуть и поедет к себе, а там будь, что будет…
Ей вдруг стало страшно, так страшно, как не было никогда в жизни, ни когда она потерялась в детстве, ни после взрыва на презентации, ни когда за ней кто-то охотился в лесу. Этот теперешний страх был особенным, осязаемым, что ли – он окутал ее плотной черной пеленой, не давая ни слышать, ни видеть, ни дышать.
Вместе со страхом пришло осознание, что для нее отныне все кончено. Действительно, все-все кончено. Вся жизнь сжалась до одного настоящего момента, и, казалось, что ничего не было «до», и уж точно ничего не будет «после».
Анна откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, полностью отдавшись владевшему ею безраздельно страху. Она попыталась вдохнуть поглубже, но в легкие проникла лишь маленькая толика воздуха, недостаточная для выживания, и на несколько бесконечно длинных мгновений она совсем перестала дышать.
Все глубже погружаясь в жуткую и манящую глубину, Анна чувствовала, что скоро будет пройдена точка, после которой ей уже не всплыть.
И тут внезапно что-то изменилось, в ней стало нарастать новое чувство, как будто заработал мощный механизм, наполняя адреналином каждую клеточку – на смену апатии пришло вначале негодование, а затем… злость.
Все внутри клокотало и кричало, приказывая выбраться из черной дыры, в которую она угодила не по своей вине и не по своей воле, а значит, должна – нет, просто обязана! – вырваться.
Анна вдруг
