Аркадий Гендер - Траектория чуда
***
Пока очередной сегодняшний частник вез меня домой, ко мне опять пришло какое-то внутреннее беспокойство. Я покопался в ощущениях, и понял его причину. Голос сказал: "Я еще свяжусь с вами". Учитывая его манеру изъясняться, это однозначно звучало, как: "Я еще свяжусь с вами сегодня", а он еще ни разу данных им обещаний не нарушал. А ведь сегодняшняя утренняя проверочка проканала на дурака. Ведь мой телефон был выключен с самой Швейцарии, и как после регистрации его в местной сети система мычит в случае недоступности абонента, на самом деле я не знаю. Какое легкомыслие с моей стороны! Как только приеду домой, надо срочно проверить.
Но только я вошел в квартиру, из соображений конспирации не включая свет, как дисплей Сименса в кромешной темноте страшно зажегся оранжевым глазом, и я, не дожидаясь звонка, схватил трубку.
- Давайте, Глеб Аркадьевич, как обычно, начнем общение с проверочки, произнес Голос. - Выключите телефон и через пару минут включите.
Я выключил телефон, с замирающим сердцем сосчитал в уме до ста двадцати, и опять включил. И сразу же раздался звонок.
- Отрадно, что вы не нарушаете моих указаний, - произнес Голос, и сердце мое запело от радости. - За это вот вам две вещи, которые, как я думаю, вас обрадуют. Надеюсь, что завтра в банке никаких неприятных сюрпризов не будет, и вы сразу сможете вылететь в Москву. Но с одним условием: лететь вы можете только на аэрофлотовском рейсе в тринадцать ноль-ноль. Если на него не будет билетов, тогда рекомендую вам лететь рейсом "Суисс" в 20-45 из Цюриха. Не были в Цюрихе?
- Н-нет, - еле выдавил я из пересохшей глотки.
- Рекомендую, прекрасный город, мне он нравится больше, чем Женева, беззаботным тоном гида вещал Голос. - Завтра, когда я позвоню, скажете мне, на какой рейс вы взяли билет. Вам все ясно?
- Все ясно, - отрапортовал я.
- Ну, и отлично, - сказал Голос довольным тоном.
Еще бы, наверное, узнал, что у Шуляева с преждевременным отлетом из Никосии в Москву не возникло проблем, и радуется в предвкушении дележки! А, может, это сейчас сам Шуляев со мной и разговаривает?
- Теперь слушайте очередное сообщение от вашей семьи, - стал строгим Голос, - а я с вами до завтра прощаюсь.
Опять затрещало, и сердце у меня сжалось, потому что голос Галины был тусклый и усталый до крайности.
- Здравствуй Глеб, это мы. Сейчас воскресенье, вечер. Сколько времени, я не знаю, у меня часы остановились. Еще у нас перегорела лампочка, сидим в кромешной темноте. Когда свет еще был, нам написали, что ты придешь за нами завтра к вечеру. Приходи скорее, у Юльки, кажется, температура. Мы тебя целуем, пока.
Состояние, в которое я впал после этого монолога моей жены, ближе всего к истине можно охарактеризовать, как бешенство. Я метался по темной квартире, натыкаясь на мебель, и рычал, как дикий зверь. "Убью, убью, убью, убью!" - стучало в висках в унисон с каждым ударом сердца. Минут через десять состояние аффекта начало понемногу проходить, но нечего было и думать, чтобы заснуть в таком состоянии. Я быстро оделся, вышел на улицу, в ближайшем круглосуточной магазинчике купил бутылку водки, колбасы и хлеба, вернулся домой, сел на темной кухне, снял с пальца обручальное кольцо, положил перед собой на стол и начал пить. Я пил, глядя на кольцо, в темноте неярко отражавшее свет от постепенно гаснущих окошек дома напротив. Мысли в голове стали путаться раньше, чем кончилась водка. Тогда я снова надел кольцо, добрался до дивана и сразу же уснул.
Понедельник, первая половина дня
То, что денек будет веселый, можно почти всегда предсказать по тому, как он начинается. Без пяти одиннадцать позвонил Гоха и сказал, что по дороге с дачи у него, невзирая на вчерашний полу-капремонт, опять встала машина, но сейчас уже все в порядке, правда, в связи с этим будет он у меня только через час. В лучшем случае. Я не стал орать на него, зная, что Катя, которая, судя по всему, опоздала на работу, уже рассказала благоверному все, что она думает, и о нем, и о его "Волге". Повторяться вслед за женщиной не хотелось, благо, ничего ужасного в Гохином опоздании пока не было. Паузу я заполнил тем, что битый час пытался выяснить по всем известным мне справочным номер телефона компании, рейсом которой Шуляев должен был лететь из Никосии, но безрезультатно. Час прошел, но Гохи все еще не было, и я начинал потихоньку свирепеть.
Он приехал в двенадцать двадцать пять, весь перемазанный автомобильной смазкой, но при этом жутко довольный. На мой хмурый вопрос, в чем причина радости, он с энтузиазмом объяснил, что наконец-то он сам разобрался, почему его "ласточка" последнее время так часто ломалась, а эти "козлы" в автосервисе вообще ни фига не понимают. За вчерашний же ремонт "долбанным слесарюгам" он собирался "выставить предъяву". Провожая Гоху в ванную, я усмехнулся. Несчастных ремонтников, потративших вчера полдня на попытку заставить транспортное средство с красивым названием "Волга" исполнять обязанности, к которым оно конструктивно не вполне приспособлено, явно ждал неприятный разговор.
- Слышь, Глеб, - отмываясь от смазки, рассказывал мне Гоха, - я тут опять звякнул Глюку, и попросил проверить этого Лорика на предмет принадлежности к спецподразделениям. Так вот, выяснилось, что в Комитете он не служил, а в базы отставников ГРУ и МВД Глюк сможет залезть только со служебного компьютера. Если что-нибудь отыщется, он позвонит тебе или мне.
- Угу, - буркнул в ответ я, и пошел одеваться.
***
Хотя до прибытия рейса с Кипра оставалось еще не меньше трех часов, ждать дома было невмоготу, и мы потихоньку двинули в сторону Шереметьева. В результате таких ухищрений, как заезд на заправку и в Макдоналдс нам удалось пробыть в дороге почти полтора часа, но все равно когда мы припарковались на аэропортовской стоянке рядом с моей "десяткой", свободного времени впереди было еще вагон. Всю дорогу, как давеча перед встречей с Романом, я проигрывал в голове бесконечные варианты нашего контакта с Шуляевым. Весь в этих мыслях, я совершенно забыл о том, что Голос обещал вчера позвонить и справиться, на каком рейсе я "собрался лететь" из Женевы. Но он не забыл. Звонок раздался аккурат в момент, когда Гоха потянулся рукой к ключу зажигания, чтобы выключить двигатель. Странно, но Голос не стал, как обычно, изголяться с включением-выключением моего мобильного, а был лаконичен:
- Итак, Глеб Аркадиевич, все в порядке, - сразу перешел к делу Голос. Деньги поступили, так что ничего не мешает вам вернуться и воссоединиться со своей семьей. Вы уже взяли билет?
- Да, да, на Цюрихский рейс, - поторопился ответить я, страшными глазами делая Гохе знак не глушить мотор. - Как раз сажусь в машину, чтобы ехать в Цюрих.
- Прекрасно, - быстро отозвался Голос. - Я знаю время прилета, так что позвоню вам сразу же, как только вы сядете в Москве, и сообщу вам, где ваша семья. Кстати, с ними все в порядке, вы можете не беспокоиться.
И отсоединился. Только тогда я понял, что все время разговора я вообще не дышал. Я шумно перевел дух, и подмигнул Гохе, который, пытаясь подыграть мне в разговоре, то и дело подвывал газом, вероятно, имитируя интенсивную езду по маршруту Женева - Цюрих. Последняя проверка пройдена успешно! Хитер и умен ты, Голос, кем бы ты ни был на самом деле, да я умнее! Сейчас прилетит господин Шуляев, и у вас, неуважаемый, начнутся неожиданные для вас неприятности. Но тут, прерывая мою эйфорию, Гоха задумчиво протянул:
- Значит, все-таки это не Шуляев.
Да, очевидно, что если адвокат сейчас летит в Москву рейсом из Никосии, то разговаривать со мной по телефону, тем более с применением аппаратуры, до неузнаваемости изменяющей голос, с борта самолета он никак не мог. И, значит, Голос - это не он.
Только сейчас я понял, что одобряя вчера Гохин план, я подспудно надеялся, что Голос - все-таки Шуляев, а его сообщник, кем бы он ни был так, статист, не принимающий решений. Но теперь выходило, что тот, кто хладнокровно собирался резать Юльку на куски, и кто, скорее всего, и задумал весь этот дьявольский план, - он в Москве и очень, очень опасен.
- И, значит, брать Шуляева нельзя, - вслух закончил я свои размышления.
Гоха вздохнул, пожимая плечами:
- Ну, почему нельзя? Вытрясем из него, где они держат Галину с Юлькой...
- ...А он или не скажет, или вообще не знает этого, или успеет сообщить, что его взяли, или сообщник будет следить за ним, и сам увидит, как мы его берем, да? - перебил я Гоху. - После чего едет, и крошит их в лапшу?! Ты не слышал, как он говорит! Это садист, маньяк!
Мой голос сорвался на фальцет, но я не замечал этого. Гоха исподлобья посмотрел на меня, и хмуро согласился:
- Да, тогда получается, что брать Шуляева нельзя.
В машине повисло молчание. Гоха хмуро барабанил пальцами по рулю, а я думал о том, что жутко жалею, что нельзя будет взять этого жирно-белого Шуляева, и размазать харей по чему-нибудь твердому, что первое подвернется под руку. О том, что плакали, видать, окончательно все мои денежки, и говорить не приходилось.
