Йенс Лапидус - Шальные деньги
Организация
Многие члены группировок — закоренелые рецидивисты с богатым набором разнообразных судимостей, ранее действовавшие в одиночку или небольшими группами. В настоящее время наблюдается тенденция к укрупнению ОПГ и улучшению их организованности.
В ответ на резкий рост числа тяжких преступлений, наблюдавшийся в свое время, Черстин Йетберг, начальник Стокгольмского областного управления внутренних дел, сочла делом чести ужесточить борьбу с криминальными сообществами, а стокгольмская полиция с прошлого года проводит спецоперацию «Нова».
В рамках операции сто пятьдесят криминальных авторитетов получили «черную метку». Это означает, что полиция ставит главной задачей арестовать каждого из них, не важно, за какой проступок.
«Мы не будем дожидаться, когда эти люди погорят на чем-то серьезном. В идеале, конечно, лучше было бы посадить их лет на семь-восемь, но в жизни так не всегда получается. Поэтому мы сделаем так, чтоб у них земля горела под ногами. Если собрать все преступления по области, на каждую из этих фигур что-нибудь да найдется», — поясняет Лейф Брунель, директор Департамента наркоконтроля и оперативного слежения, начальник опергруппы проекта «Нова».
Черная метка как признание авторитета
Когда проект «Нова» только набирал обороты, криминальная среда восприняла «черные метки» фактически как подтверждение статусности авторитетов.
«Да, сперва им льстило такое признание, но чем дальше, тем больше раздражало: они же привыкли орудовать втихую, а тут оказались под колпаком», — говорит инспектор уголовного розыска Лена Улофссон, задействованная в проекте «Нова».
Банды объединены в преступные группировки, каждая из которых имеет свою «специализацию». Между группировками, конкурирующими на одном поле преступной деятельности, возникают конфликты.
«У банд есть своеобразный кодекс чести, понятия, соблюдая которые они нередко сталкиваются друг с другом, как, например, „Ангелы ада“ и МК „Бандидос“. Во внутренних конфликтах замешаны и члены т. н. югославской мафии. В настоящее время особенно обострилась ситуация на юге Стокгольма».
Молодежь тянется к бандитам
Преступные сообщества активно заманивают в свои ряды молодежь. Обычно более опытные преступники отвечают за планирование преступлений, а их совершение доверяют молодым. Иногда «авторитеты» тоже идут «на дело».
37Забили встретиться в Соллентунском пассаже. Там Хорхе как рыба в воде. Крытые улочки, магазинчики попроще: «Н & М», вино-водка, «В & R Лексакер», «Интерспорт», «Дука», «Линдекс», «Текникмагазинет». Еще продуктовый «ИКА». Хорхе все не мог забыть, как вывалилась на хвою купленная здесь жратва, когда сербы метелили его в лесу. Еще помнил все случаи, когда ходил сюда тырить хавчик.
Снова стал загоняться, что его узнают. Один раз и впрямь узнали. Три недели назад, как раз в Соллентуне. Соллентуна вообще самое стремное место, здесь Хорхелито каждая собака знает. Так вот, возвращался он тогда от барыги на Мальмвеген, тот у Хорхе частенько товар брал. И на лестнице повстречался с теткой, знакомой его матери. Та шутливо окликнула его по-испански, на чилийском диалекте: «Хей, Хорхелито. Ты не в Африке загорал, часом?» Хорхе не ответил. Двинул на выход, а у самого сердце в ритме драм-н-бейса лупит.
Спокуха, убеждал самого себя. В списках айны ты в самом конце. Другой фейс. Другой человек. За столько месяцев тебя только эта тетка и признала.
Взяли в ларьке по бутылке кока-колы: Хорхе, давешняя шалашовка из апартаментов на Халлонберген и ее провожатый — этого пряника Хорхе видел впервые.
Шведский геркулес. Рост два ноль пять или выше. Метровый торс, шея толще башки. Перекачанные бедра плотно смыкались, напирая друг на дружку: как же он ходит, бедняга, небось мозоли на ляжках натер?
— Микке, — представила геркулеса девица.
Хорхе так и подмывало спросить, кто ей этот Микке — горилла или бойфренд. Но не решился. Да и неловко спрашивать после того, как снял ее за бабки. Спросил самого себя: неловко оттого, что снял, или оттого, что снял неловко?
Хорхе удивленно повел бровью. Как бы говоря девице: а его-то на кой притащила?
Та врубилась. Сказала, мол, все нормально, он просто решил приглядеть за ней. На всякий пожарный.
— Так он чё, будет слушать нас всю дорогу? Не, так не пойдет.
А геркулес вдруг пропищал:
— Расслабься, доходяга. Я на несколько метров сзади вас пойду.
Фигня какая-то. Да на хрен ты вообще приперся? Хорхелито дважды на грабли не наступает. Знает, каково оно бывает, если недоглядишь за большим дядей. Сказал:
— Хрен с тобой, только не сзади — иди вперед. Чтоб я тебя видел.
Геркулес смерил чилийца взглядом. Хрустнул костяшками. Хорхе не дрогнул. Повторил:
— Если бабки нужны, делайте, как я говорю.
Девица была не против.
Двинулись из пассажа. Вышли через автоматические двери. К парку, разбитому позади Соллентунского экспоцентра. Шли молча.
Геркулес всю дорогу шел метров на шесть-семь впереди.
Хорхе — самый счастливый барыга на Стокгольме. Так отпендехать айну! Grande! Так дерзко срулить у легавых кокс, где такое видано? Увести из-под самого носа! Сумку хвать и тикать — где им, дохлякам, угнаться! Свесился с моста, прыгнул. Упал в сугроб на Лонгхольмен. Нога выдюжила. Вдруг душа ушла в пятки — блин, да это ж остров! Потом отлегло: Швеция — ты прекрасна! Страна настоящих зим и льдов. Хорхе ломанулся на южный берег, к Хорнстулль. Шпарил по тонкому льду. Лед выдержал. Прижимаясь к домам, Хорхе добежал до самого конца Бергсундской набережной. Выскочил у Тантолунден. Все тихо. Прыгнул в такси до Окружной дороги.
Что еще радовало: теперь копы умаются колоть Мехмеда. Кокс-то тю-тю, а без кокса, походу, и предъявить нечего. Правда, когда государство захочет кого-то посадить, статья всегда найдется. Но по-любому лоханулись легавые конкретно — обычно ведь вместо кокса кладут какую-нибудь шнягу, а кокс идет как вещдок. А тут дали Мехмеду the real stuff. Скорее всего, просекли, что кто-нибудь снимет пробу с марафета, вот и пасли, пока не выйдут на реального барыгу. Лузеры: хотели Хорхе как щенка развести.
Одно смущало: как они вообще пронюхали?
Сто пудов, курьерша, Сильвия эта, накосячила. Может, на таможне отвечала невпопад да запалилась. Может, овчарки учуяли. А может, страшно подумать, дятел настучал.
Но сейчас загоняться некогда. Кокс у тебя /Абдулкарима. Верных три миллиона грязными. Ключ к стокгольмским пригородам.
Вот подошли к парку. Впереди шагал геркулес. Снег лежал пухлым ковром, белый-белый. Дорожка обильно посыпана гравием. Хорхе глянул на свои кроссовки и мысленно поблагодарил парковое начальство за усердие.
Девица развернулась к нему, дескать, давай спрашивай.
— Спасибо, что пришла.
— Спасибо в карман не положишь.
— Само собой. Как договорились.
— О'кей. Где начинать?
— Ну, для начала скажи, как тебя звать.
— Зови меня Надя. Что тебе рассказать?
— Начни сначала. Как ты попала в Швецию?
Рассказ вышел немногословным. Хорхе засмотрелся на Надю: какая симпатичная! Еще особенность: она вроде и понтуется, а видно, что хочет поделиться. Хорхе приметил: девчонку-то легко уболтать. Азартная больно. В первый раз там, в апартаментах, сказала, что Радован тащится от «Хуго Босса». От костюмов, рубашек, плащей. Лосьона после бритья. Что ни дай, короче.
А почем ей знать, что Радо душится «Хуго Боссом»? Тут два варианта. Либо от других шалав слыхала. Либо сама к нему близко подходила.
Если второй вариант, то девка-то эта — реальная находка для Хорхе, поинтересней всего, что удалось нарыть до сих пор.
Она не хотела молчать. Хорхе проникся бесстрашием этой девчонки.
Надя сказала, что приехала в Швецию шесть лет назад из Боснии и Герцеговины. В восемнадцать лет. Дома ее еще подростком четырежды насиловали сербские менты. Бежала в Швецию, попросила убежища. Два года ютилась в отстойнике для беженцев, рядом с Гнестой. Наивно думала, что уж после боснийской бюрократии шведской ее не удивить. Удивили. Так и жила — лапу сосала. По два часа в день учила шведский для иммигрантов. Хвалили. Быстро насобачилась. В остальное время валялась на кровати. Смотрела телемагазин и утренние сериалы, в смысл почти не въезжала — это тебе не шведский для иммигрантов. Как-то по дури сама приперлась в Стокгольм — прошвырнуться по магазинам. На штуку! — получала две в месяц, одну отсылала домой в Сараево. Оказалось, штука в столице — слезы. Больше не рыпалась. Сиднем сидела в комнатке. Дрыхла, пялилась в телик, слушала радио. Все опостылело. Решила, что спасти ее могут только бабки. А как-то вечером соседка угостила травкой. Надя поняла: за все время — с начала катастрофы в Боснии до того вечера — только и радости в ее жизни было, что этот косяк. И понеслась: по нескольку раз в неделю собирались у соседки. Тупо зависали. Забивали косяк. Оттопыривались. Обратная сторона медали: с бабками был полный голяк. Надя перестала посылать деньги родным. Мертвому припарки. Влезла в долги. Выход нашелся — та же подруга предложила, сама так пробавлялась. Раз-два в неделю стали водить мужиков — надрачивали им, а когда и отсасывали. За услугу брали пару стольничков. А вечером опять собирались у соседки. Мутили реальные плюхи. Вкуривали по-взрослому. Забывали свои печали.
