Сидни Шелдон - Если наступит завтра
– Ради Бога, извините! – воскликнула Трейси. – Позвольте вам помочь!
Поднимая художницу, она наступила на тюбик с краской и размазала масло по полу. Дэниел Купер видел все происходящее и подошел ближе. Он насторожился: у него не оставалось сомнений, что Трейси Уитни начала операцию.
– Quе pasa? Quе pasa?[115] – К ним со всех ног бросился охранник.
Шум привлек других туристов, и вокруг упавшей женщины сгрудились люди; они тоже давили ногами краски, выводя подошвами причудливые рисунки на паркетном полу. Охранник пришел в ужас.
– Sergio, ven acа. Pronto![116]
Трейси заметила, как охранник из соседнего зала бросился на помощь товарищу. Цезарь Поретта остался один на один с «Портом».
Зато Трейси оказалась в самом центре суеты. Охранники вдвоем не могли увести туристов с вымазанного краской места.
– Позови директора! – кричал Серхио. – En seguida![117]
Другой охранник поспешил к лестнице.
– Quе birria![118] Ну и кавардак!
Через две минуты на месте происшествия появился Кристиан Мачадо. При виде грязи в зале он оторопел, но тут же закричал:
– Вызовите уборщиц! Живо! Пусть захватят тряпки, швабры, скипидар!
Молодой помощник кинулся исполнять приказание. Директор повернулся к Серхио:
– Возвращайся на пост!
– Слушаюсь. – Охранник протолкался сквозь толпу и поспешил в зал, где работал Цезарь Поретта.
Дэниел Купер не сводил глаз с Трейси. Он ждал, когда она сделает следующий ход. Но больше ничего не происходило. Трейси к картинам не приближалась и не пыталась ни с кем связаться. Она сделала только одно: перевернула мольберт и размазала краску по полу. Но Купер не сомневался, что Трейси сделала это не случайно. Чутье подсказывало ему: все, что было запланировано, уже свершилось. Он обвел глазами стены зала – все полотна были на месте.
Он поспешил в соседнее помещение. Там были только охранник и пожилой горбун, который копировал «Одетую маху». Здесь тоже все картины были в сохранности. Но что-то все же не так. Купер это чувствовал.
Он быстро вернулся к директору музея, с которым до этого его познакомили, и сказал:
– У меня есть все основания полагать, что в последние пять минут отсюда украли картину.
Кристиан Мачадо вытаращился на безумно озиравшегося американца:
– О чем вы толкуете? Если бы кто-нибудь попытался украсть полотно, охрана подняла бы тревогу.
– Думаю, злоумышленник подменил подлинник и повесил вместо него копию.
Директор снисходительно улыбнулся:
– В вашей гипотезе есть одна слабая сторона, сеньор. Широкой публике это не известно, но за каждой картиной спрятан сенсорный датчик. Если вор попытается отделить раму от стены – что ему неизбежно придется сделать, если он задумает подменить холст, – немедленно сработает сигнализация.
Но и это объяснение не удовлетворило Дэниела Купера.
– А ее можно отключить?
– Нет. Если перекусить токоподводящий провод, это также приведет сигнализацию в действие. Уверяю вас, сеньор, из нашего музея немыслимо совершить кражу. С нашей системой безопасности, как вы выражаетесь, даже дурак гарантирован от любой случайности.
Купер дрожал от разочарования. Все, что сказал директор, звучало убедительно. Казалось бы, кражу совершить невозможно. Но в таком случае с какой стати Трейси нарочно испачкала пол красками?
Он решил не сдаваться.
– Окажите мне любезность, прикажите персоналу обойти музей и проверить, все ли на месте. Я буду в гостинице.
Больше он сделать ничего не мог.
В семь вечера в номере Купера раздался звонок.
– Я сам все осмотрел, – сообщил Кристиан Мачадо. – Все полотна на месте. Из музея ничего не пропало.
Значит, это был все-таки несчастный случай? Но инстинкт охотника подсказывал Дэниелу Куперу, что его добыча ускользнула.
Джеф пригласил Трейси поужинать в ресторане отеля «Ритц».
– Ты сегодня просто лучезарная, – сказал он.
– Прекрасно себя чувствую, – ответила она.
– Все дело в обществе. Слушай, поехали со мной на следующей неделе в Барселону. Удивительный город. Тебе понравится.
– Извини, Джеф, не могу. Мне надо уезжать из Испании.
– В самом деле? – огорчился он. – И когда же?
– Через несколько дней.
– Что ж… Я разочарован.
«Ты будешь еще больше разочарован, когда узнаешь, что я уже украла “Порт”», – подумала она. Трейси интересовало, как планировал это сделать он. «Я перехитрила умника Джефа Стивенса!» Но почему-то ей было немного грустно.
Кристиан Мачадо сидел в своем кабинете, наслаждаясь утренней чашкой крепкого черного кофе, и поздравлял себя с тем, как прошел визит принца в музей. За исключением неприятного эпизода с разлитой краской, все прошло, как планировалось. Директор радовался, что высокого гостя и его свиту отвлекли, пока не прибрали грязь. Он вспомнил американского придурка-следователя и улыбнулся – надо же, вбил себе в голову, что из Прадо украли картину. Ну нет! Этого не было в прошлом, не произойдет ни сегодня, ни в будущем! Директор самодовольно усмехнулся.
В кабинет постучала секретарша:
– Прошу прощения, сеньор, вас хочет видеть какой-то господин. Он просил передать вам вот это. – Она подала Мачадо конверт.
Письмо было напечатано на бланке Кунсткамеры в Цюрихе.
«Многоуважаемый коллега! – писал автор. – Мы хотели бы представить Вам нашего старшего художественного эксперта Анри Ренделла. Месье Ренделл совершает тур по музеям Европы, но особенно интересует его Ваша несравненная коллекция. Мы высоко оценим любую помощь, которую Вы сочтете возможным оказать ему».
Письмо подписал куратор музея.
«Рано или поздно все съедутся ко мне», – восторженно подумал Кристиан Мачадо и повернулся к секретарше:
– Пусть войдет.
Анри Ренделл, высокий лысеющий мужчина незаурядной наружности, говорил с сильным швейцарским акцентом. Когда они пожимали друг другу руки, Мачадо заметил, что у гостя не хватает на правой руке указательного пальца.
– Весьма польщен, – начал Ренделл. – Я впервые в Мадриде и предвкушаю возможность познакомиться с вашей прославленной коллекцией произведений искусства.
– Надеюсь, вы не будете разочарованы, – скромно заверил его директор. – Пойдемте со мной. Я сам буду вашим гидом.
Они не спеша осмотрели ротонду, насладились фламандцами, Рубенсом и его последователями, посетили центральную галерею, где экспонировались испанские мастера. Анри Ренделл подолгу задерживался у каждого полотна. Эксперт и директор говорили со знанием дела – обсуждали различные художественные стили, перспективу, смысл цветовой гаммы.
– А теперь, – объявил Мачадо, – гордость Испании! – И повел гостя вниз в галерею Гойи.
– Праздник глаз! – воскликнул Ренделл, переполненный чувствами. – Пожалуйста, позвольте просто постоять и посмотреть!
Директор не торопил гостя, наслаждаясь его восхищением.
– Никогда не видел ничего столь великолепного! – Ренделл медленно шел по залу, рассматривая одно полотно за другим. – «Шабаш ведьм». Замечательно!
Они двинулись дальше.
– Автопортрет Гойи! Потрясающе!
Кристиан Мачадо расцвел.
Ренделл постоял у «Порта».
– Отличная копия. – Он уже собирался пойти дальше. Но директор схватил его за руку:
– Что? Что вы сказали, сеньор?
– Я сказал, что это прекрасная копия.
– Вы заблуждаетесь! – Голос Мачадо дрожал от возмущения.
– Я так не считаю.
– Определенно заблуждаетесь, – упрямо повторил директор. – Это подлинник. У меня есть заключение о происхождении холста.
Анри Ренделл подошел к картине и пригляделся к ней внимательнее.
– В таком случае ваше заключение – подделка. Это работа Эухенио Лукаса-и-Падильи, ученика Гойи. Вы, разумеется, знаете, что Падилья написал массу полотен, которые приписывают Гойе.
– Конечно, знаю! – вспылил Мачадо. – Но это не тот случай.
– Покоряюсь вашему суждению, – пожал плечами гость.
– Я сам приобретал это полотно. Оно прошло спектральный и пигментный анализы.
– Не сомневаюсь. Падилья работал в то же время, что и Гойя, и пользовался теми же материалами. – Анри Ренделл наклонился, изучая подпись в нижнем углу холста. – Убедиться в подлинности несложно: отправьте картину в вашу реставрационную мастерскую – пусть исследуют подпись. Гордость заставляла Падильи ставить на своих полотнах собственную подпись. Но карман побуждал поверх нее подделывать подпись Гойи – от этого картины значительно прибавляли в цене. – Ренделл посмотрел на часы. – Прошу прощения. Я опаздываю на встречу. Спасибо, что позволили мне насладиться вашими сокровищами.
– Не за что, – холодно отозвался директор. «А этот Ренделл, оказывается, глупец», – подумал он.
– Если понадоблюсь, я на «Вилла Магна». Еще раз благодарю за экскурсию, сеньор. – Гость откланялся.
Мачадо смотрел ему вслед и негодовал: «Как посмел этот швейцаришка предположить, что мой Гойя подделка?» Он снова повернулся к картине. Настоящий шедевр. Директор наклонился к подписи. Все нормально. Но неужели это все-таки возможно? Семя сомнения было посеяно. Все знали, что Эухенио Лукас-и-Падилья написал сотни копий картин Гойи и сделал карьеру на этих фальшивках. Мачадо заплатил три с половиной миллиона долларов за «Порт». Если его надули, это оставит на нем черное клеймо, но об этом не хотелось думать.
