Анна и Сергей Литвиновы - Осколки великой мечты

Но вместо гордости и душевного подъема навалилась смертельная усталость. Ника внезапно почувствовала сильный озноб. Разбирать постель не стала, просто забралась под меховое покрывало.

«Мне нужно довести игру до конца. Позвонить Полонскому, позвонить Кислову».

Она потянулась к телефону, но рука не послушалась, она казалась безумно тяжелой. Не достав до аппарата, кисть упала на постель. Сердце билось как сумасшедшее, каждый его удар отдавался болью.

«Что со мной? Я заболела? – не понимала Ника. – Нужно вызвать врача? Может быть, позвать горничную? Да ладно, сейчас отпустит… Я просто полежу спокойно, и все пройдет…»

Ника вытянулась на кровати, попыталась расслабиться, отогнать тревожные мысли, сконцентрировать внимание на причудливом узоре лепнины, украшающей потолок.

Сквозь плотные шторы она увидела: мимо дома проезжает машина. Дальний свет фар был безжалостно ярок.

«Опять к Мишке гости», – безразлично подумала Ника. Фирмач Мишка жил на соседней улице и вел преимущественно ночной образ жизни.

Но машина остановилась у ее ворот. Требовательно просигналила.

Ника взглянула на циферблат: час ночи. Кто это? Сигнал машины ей незнаком – как гудят баргузиновские джипы или «Пунто» Кати Калашниковой, она знает.

Ника мгновенно позабыла про свою болезнь. Рывком вскочила с постели.

Шантажист, больше некому! Решил заглянуть на огонек. Знает, гад, что защитить ее некому…

Ника почувствовала, как слезы, наполнявшие грудь, сменились острой, холодной яростью. Ей не видать спокойной жизни, не видать никогда – неважно, заплатит она ему или нет.

У нее есть выбор: или всю жизнь работать на этого скота – или получить срок за хищение в особо крупных размерах. Она не хочет! Не хочет ни того ни другого. Кажется, срок за большее преступление поглощает срок за меньшее… За убийство дают больше, чем за хищение… Вот пусть и поглощает! Плевать она хотела! Плевать на осторожность и на все доводы разума! Она так больше не может.

Когда Ника открывала сейф и заряжала ружье (разрешение в порядке!), руки ее не дрожали.

Она твердой походкой спустилась вниз – световые сенсоры услужливо информировали ее о перемещениях ночного гостя.

Распахнула дверь в холодную октябрьскую ночь.

Вышла во двор.

Успела привычно вдохнуть любимые запахи: мокрые листья. Уставшая за лето трава. Грибы. (Васечка раскрошил на участке парочку белых грибов, и теперь они прорастали в самых неожиданных местах.)

«Прощай, Мой Дом. Я, наверно, больше тебя не увижу», – опустошенно думала Ника, прикладывая руку к датчику, отпирающему ворота.

Створки послушно расползались в разные стороны, и Ника, держа ружье на изготовку, решительно и быстро вышла на улицу, не дожидаясь, пока ворота откроются полностью.

Сегодня шантажист приехал на черной «Тойоте». Машина стояла страшно и молча. За рулем – Ника видела в лучах света из окна дома – сидел один человек. Пассажиров – нет.

«Он действительно одиночка. Ни с кем не хочет делиться моими деньгами, потому и делает все сам. Или же – его страхуют из засады. Из тех кустов у соседнего дома».

Но Нике теперь все равно. Ей действительно все равно, и будь что будет.

Сына она почти вырастила. Дом построила. За родителей отомстила.

Жизненное предназначение выполнено.

Она навела ружье на человека за рулем и крикнула:

– Выходи, гад!

Ее послушались, дверца машины открылась.

«Будет уговаривать бросить оружие… Скажет, что мы, мол, разумные люди…»

Никины пальцы, сжимавшие ствол, побелели. Все! Время разумных решений и переговоров – кончилось.

– Руки вверх! – диким голосом крикнула она.

Из-за руля вышел человек. Его руки были послушно подняты вверх. Ника не могла разглядеть лица, но по фигуре поняла: это не шантажист. Кто-то другой.

– Здравствуй, Верочка, – стоя с поднятыми руками, спокойно сказал мужчина.

«Верочка?!! Он знает, как меня звали? Значит, он от него, от шантажиста!» – Стой. Не двигайся, – приказала она. – Говори, что нужно.

И тут человек засмеялся. Засмеялся так, что даже почти опустил руки. Его смех казался до боли знакомым.

– Руки – не опускать! – прокричала Ника.

Он послушно опять вскинул руки вверх и, задыхаясь, произнес:

– Ве-рун-чик… Не стреляй, Верочка!

Ее руки разжались. Ружье с глухим стуком шлепнуло о бетон дороги.

Они стояли в двух шагах друг от друга. Меж ними лежала пропасть.

Завороженная суеверным страхом, Ника медленно пошла к нему. «Сейчас я умру, – стучало в голове. – Сердце не выдержит, разорвется».

Он перестал смеяться, стоял молча, его глаза, казалось, светятся в темноте.

– Тебя – нет… Ты же мертв… Мне… все… снится… – прошептала Ника.

Силы окончательно отказали. Она почувствовала, как чернота осенней ночи обволакивает ее, закручивает перед глазами вихрь из пожелтевших деревьев и мелкого дождя. В груди отчаянно закололо, и Ника, теряя сознание, начала падать на мокрую дорогу.

Человек в отчаянном прыжке ринулся к ней, успел подхватить на руки. Но она уже ничего не чувствовала.

Мужчина тревожно взялся за ее пульс. Нахмурился. Продолжая удерживать Нику, освободил одну руку и достал из кармана мобильный телефон.

К счастью, оператор коммерческой подстанции «Скорой помощи» ответил мгновенно.

«Поселок Беляниново, Сосновая аллея, пять. Сердечный приступ! Приезжайте скорее, плачу сто!»

Так тихо и солнечно! Так покойно, как бывает только за границей!..

Инна не спеша шла по Люксембургскому саду.

Вышла на центральную аллею, к пруду. Напротив чернел какой-то дворец. В огромных кадках мерзли пальмы.

Парижане сидели на лавочках, грелись на осеннем солнышке. Подумать только: плюс пятнадцать, ни облачка – а им холодно…

На одной из лавочек поместилась парочка. Оба молодые, красивые. Его голова лежала у нее на коленях. Она задумчиво ворошила его волосы.

При этом оба читали – каждый свое. Но не книги, а что-то типа отпечатанных на ксероксе конспектов. Наверно, студенты. Вот милая парочка. К зачету вместе готовятся. Ну, правильно, здесь же неподалеку Сорбонна.

Инна на мгновение дико позавидовала им, этим двум молодым, красивым французским студентам. Развалились себе в Люксембургском саду и готовятся к зачету!..

А потом она вдруг подумала: «Чего ж я завидую, как дура!.. У меня ведь это все – впереди!..

Будут и у меня конспекты, и такой же молодой и смуглый парень. Будет и у меня – Сорбонна!»

Инна стала прикидывать, а хватит ли ей тех денег, что она предусмотрительно сняла со счета гибралтарской компании «Инна-силк», для того чтобы здесь выучиться.

Шестьсот восемьдесят тысяч долларов получается… Это около четырех миллионов франков… Учеба в Сорбонне бесплатная… Надо только платить за жилье и за еду… И, конечно, сначала сдать экзамены…

А для того чтобы их сдать, надо, во-первых, найти хорошего преподавателя и как следует выучить французский язык… Затем подготовиться к экзаменам… Ну, на это уйдет год. А может, даже два…

«Ну, что ж: буду жить в Париже, осваиваться в этом городе, гулять, пить кофе, даже в музеи ходить – и учиться… А потом поступлю в самый лучший университет мира!.. Я вам не какая-нибудь пустышка! Я не кукла!.. Пройдет немного времени, и Ника, и Владик Полонский – они оба меня узнают!.. Слышите, вы: я выучусь!.. Ваши уроки для меня даром не прошли!..

Вот только на кого бы мне учиться? – Инна на секунду запнулась в своих мыслях. – На искусствоведа, как в Москве? Фу, неохота… Скукота… Может, на дизайнера? Я ведь хорошо рисовала… Или, может, на социолога, как профессор Полонский?.. Или на историка?»

Инна стала воображать себе: вот когда она поступит в Сорбонну, она обязательно пригласит к себе в гости Полонского… А может, он даже раньше приедет в Париж, на какой-нибудь научный симпозиум… Она встретится с ним в кафе, под тентом, и он лениво и снисходительно спросит ее, помешивая кофе: «Ну, и что ты здесь, в Париже, делаешь?» А она ему небрежненько так ответит: «Я учусь. Между прочим, в Сорбонне. Я буду, как ты, – социологом…»

Потом она поведет его в свою студию, в свою квартирку-мансарду, где-нибудь на шестом или на седьмом этаже, под самой крышей… И они будут любить друг друга, и профессор будет гордиться ею…

Денег ей на учебу, конечно же, хватит. Четыре миллиона франков – это много, очень много. Достаточно, чтобы лет десять оплачивать и жилье, и еду, и для того, чтобы платить репетитору по французскому.

А если даже вдруг не хватит, она сможет еще подзаработать. Это же Париж!.. Здесь же полно всяких модельных агентств! Да они там будут только счастливы, когда к ним придет такая красивая девушка из России… Ведь, если по-честному, ей, Инне, никакая Клавка Шиффер даже в подметки не годится!..

Но эти всякие съемки, и на обложки, и для рекламы, – все равно будут для нее как бы между делом. Главное все-таки – учеба. Лет через семь или восемь она станет классным специалистом. И напишет статью – какое-нибудь опровержение на научную статью Полонского. И тот прочитает и та-ак поразится!.. И, конечно, опять обязательно приедет к ней…