Данил Корецкий - Освобождение шпиона
Черт. Но при чем тут он?
За что он наказан-то? Вот за это?!
Время у телевизора Мигунов проводил в каком-то неприятном нервном возбуждении. Посмотрел сюжет в «Часе пик» — там какая-то высокопоставленная лахудра вылетела на тротуар на своей «тойоте» и сбила насмерть пожилую женщину, а еще одну сделала инвалидом. Два с половиной года с отсрочкой наказания в 14 лет — она, видите ли, успела забеременеть во время следствия!.. Сидит, морда наглая, даже не пытается скрывать, что ей плевать на всех вокруг! Деньги на лечение дала, да, но только когда ее основательно прижали… Мигунов бы на ее месте на колени встал, он бы дом продал, он всю жизнь ползарплаты своей отстегивал бы, чтобы как-то искупить… И без всяких там судов, просто по-человечески, из сострадания! А она смотрит в камеру, поджимает губы, она всерьез обижена на тех теток, которые оказались на ее дороге! Нет, ну это вообще никуда не годится…
Мигунов расстроился, переключил канал. И как нарочно — криминальная хроника… Милиционер в подпитии убил соседа из табельного оружия, получил пять лет общего режима… Начальник лаборатории из Росатома, продавший в Штаты терабайт секретной документации, — четыре года поселения!!!
В конце концов Мигунов выключил телевизор. Он больше не мог.
Что стало со страной, с людьми? Они ослепли? Оглохли? Потеряли разум?.. Зал Государственной Думы почти пустой — видать, у законодателей есть более важные дела, они их и решают. Что стало с законом? Доведенная до абсурда и явно избирательная «гуманность» превратила его из карающего меча в мухобойку. Да при таком сверхлояльном отношении Мигунову должны были присудить два года условно с какой-нибудь полувековой отсрочкой! И — все!
Почему с заслуженным полковником так несправедливо обошлись?
Он не мог этого понять. Убийства Дрозда и Катранова фактически не доказали, приговор основан на догадках следствия, которые, как известно, к делу не пришьешь… А его так называемая шпионская деятельность… Он был жертвой обстоятельств, как они этого не понимают! Да и все эти сведения ни для кого не были тайной — вон, Ассанж с его «Викиликсом» куда более серьезные вещи выставлял в Интернете, и в куда больших объемах! Так его героем считают!
Мигунов возбужденно ходил по камере, то и дело натыкаясь на холодильник, который поставили сюда только два дня назад и к присутствию которого на пустовавшем прежде месте он не успел еще привыкнуть. Холодильник был битком набит продуктами, но ему ничего не хотелось. Еще совсем недавно один-единственный глоток «кока-колы» сделал бы его счастливым человеком. Сейчас этого было мало. Он хотел справедливости. Он хотел, чтобы ему вернули доброе имя и восемь лет жизни. Он знал, что, очутившись на свободе (а это произойдет обязательно, теперь он даже не сомневался), будет бороться… С кем или с чем, он пока что толком не знал. Он будет мстить. За свою поруганную честь, за разбитую семью, за вот эту изжогу и сердечную боль, за мысли, которые ему не дадут сегодня уснуть…
Он видел перед собой обиженно-злое, высокомерное лицо убийцы-лахудры, которая лишила жизни и искалечила ни в чем не повинных людей. Это лицо вобрало в себя тысячи, миллионы лиц. Это его родная страна, которая размазала его, Мигунова, по тротуару лишь потому, что он там случайно оказался. Случайно! Он — не виноват! Он — жертва! Это так же очевидно, так же материально, как лохмотья масляной краски на стене камеры, как сам воздух, пропахший потом и неволей…
Мигунов свято верил в это. Он не сходил с ума и не впадал в забытье, нет. Трезвый ум и ясная память, все на месте. Он просто увидел разгул безнаказанности, оценил его масштабы и понял, что продешевил. Он мог торговать баллистическими ракетами вразнос. Мог убивать пачками и обливать помоями убитых им людей.
Он этого не делал. Не вразнос, и не пачками… Ведь верно? Все гораздо и гораздо скромнее…
Значит — невиновен. Логично? Вполне!
Но что он тогда здесь делает, позвольте узнать?!
* * *— «Хонда-цивик» 2002 года выпуска, механика, 160 тысяч пробега, тканевый салон, один хозяин, любое СТО, машина в отличном состоянии… Восемь тысяч долларов. Пап, я помечу, ладно? Еще две тысячи останется на мороженое!
— Да, пометь… — сказал Воронов, не отрываясь от вчерашнего «Курьера».
«…У широкой правозащитной общественности имеются веские доказательства того, что дело полковника-ракетчика Мигунова сфабриковано и честный офицер превращен в шпиона по соображениям политической конъюнктуры…»
Улька схватила фломастер и обвела объявление жирной синей линией. Про остывшее какао и бутерброд она успела забыть. И про школу, кажется, тоже. В автожурнале, который она разложила перед собой прямо на обеденном столе, было много таких синих пометок.
— Хватит дурью маяться! — прикрикнула Ирина, пробегая через кухню в халате нараспашку и с полотенцем на голове.
«Вряд ли Маргарита бегает по дому в столь неприглядном виде», — неожиданно подумал Воронов.
Спустя мгновение жена прокричала из гостиной:
— Улька! Ты в школу сегодня вообще собираешься?
— Собираюсь, собираюсь! — отозвалась Улька. — Пап, смотри. «Тойта-авенсис» 2006-го, турбодизель, автомат, всего 125 тысяч пробега… Климат-контроль, сабвуфер… Даже телевизор! Отличный вариант, я считаю.
— Сколько стоит? — спросил Воронов из-за газеты.
— Шестнадцать тысяч восемьсот.
— Дорого.
— Они дают кредит в долларах под 12 процентов. Первоначальный взнос — тридцать процентов от суммы. Нам хватит, я все просчитала.
— Как же ты считала? — Воронов сложил газету, бросил на подоконник. И она туда же!
Им овладело раздражение.
— Лучше занимайся своей математикой, а не лезь во взрослую жизнь! Нам такой кредит не выплатить. Все деньги уходят на текущие нужды…
— Но ведь тебе когда-нибудь дадут еще одну премию на работе! — не сдавалась Улька. — Ты ведь так много работаешь!..
Дадут… Догонят и еще дадут! Если эта история выплывет наружу, то его, в лучшем случае, выкинут из Системы с волчьим билетом… Хотя никто из коллег о таких перспективах не задумывается…
— Виталик, это просто блажь! Не дури ребенку голову! — Ира выскочила из гостиной уже в нормальном виде. Хотя она поправилась и красное платье морщило на талии. На ходу она рылась в сумке — то ли искала что-то, то ли проверяла.
— Нам нужна квартира! Если внесем аванс в течение месяца, мы еще попадем в дом на Озерной по условиям котлована! Потом за «квадрат» будут просить на двадцать тысяч больше!.. Так, я ничего не забыла?
Ирина остановилась, сосредоточенно посмотрела в пол. Подняла глаза и увидела Ульку.
— Ты еще не позавтракала! Нет, я так больше не могу!.. Виталик, ребенок из-за тебя опоздает в школу! У нее контрольная по русскому!
Она взглянула на часы, охнула и бросилась надевать пальто — она тоже опаздывала. Воронов старался не смотреть на жену. Сам не знал почему. Наверное, потому что Ирка — особенно утренняя Ирка, торопящаяся, ненакрашенная — слишком не похожа на Маргариту Коул. И проигрывает ей по всем параметрам. Как цветок репейника рядом с индийским лотосом.
— И никаких больше машин! Никаких щенков! Ни-че-го! Живо в школу, на рысях! Через дорогу осторожно! — бросила она на прощанье и убежала.
И сразу стало тихо. Улька взяла бутерброд, сползла со стула.
— Я тебя провожу через пустырь, — сказал Воронов, вставая.
— Ладно. Только не опоздай на работу, — сказала Улька серьезно. — Нам очень важно, чтобы ты был там на хорошем счету. Я ведь еще не решила ни одной загадки тысячелетия…
— Не беспокойся.
Они вышли на улицу, и здесь Улька вдруг заявила:
— У нас вчера информатика была, я нашла в Интернете сайт Иркутского радиотехнического института.
— Замечательно. Хочешь поговорить с этим… с Юрием Александровичем? — спросил Воронов.
— Не-а. Я просмотрела список преподавателей, там такого нет.
— То есть, как нет?
— Точно. Я это знаю, папа.
— Ну… Не страшно. Может, он просто не в штате, — предположил Воронов.
— А это что значит — не в штате?
— Значит, что у него основное место работы в другом институте, может, даже в другом городе. А в радиотехнический он приезжает читать лекции… Его приглашают туда.
— А-а. — протянула Улька.
— А может, он недавно только устроился. А сайт просто не успели обновить. Обычное дело.
Улька рассмеялась.
— Нет, папа, я думаю, его вряд ли возьмут туда читать лекции! — проговорила она, беря Воронова за руку. — Его даже в школу не возьмут. Он хороший, добрый. Только он ничего не понимает в дифференциальных уравнениях. И в теореме Ферма тоже.
— Но вы же два часа говорили с ним! — удивился Воронов. — О чем же вы говорили?
— Говорила в основном я. Он слушал. Спрашивал иногда. Мне было приятно, ведь в школе поговорить не с кем… Но он такой, как бы тебе сказать… Мне было жалко его, понимаешь? Взрослый дядька, а ничего не знает… К тому же он меня спас!
