Игра в дурака - Ирина Семеновна Левит
— Прямо женский роман, честное слово! Причем с плохим концом для обеих героинь. Вика отказалась от работы в столице, а Зоя Тимофеевна рассталась с надеждой отправить соперницу куда подальше, — скривилась я.
Мне все это показалось чистой фантазией, которая зародилась в мозгу Погребецкого в отсутствии разумных мыслей. Однако Гена решил по-другому:
— Ты, Варвара, ехидничать-то брось. У тебя другие соображения имеются? Нет? Тогда лучше Екатерине своей позвони, встречу назначь и, хочешь, — по-женски, хочешь, — по-мужски, но разузнай, какие такие дела творятся в семействе Сокольниковых.
Я вновь скривилась, но Кирпичников прицыкнул:
— И не чистоплюйствуй здесь! Сам терпеть не могу под чужие одеяла нос совать. Даже Погребецкий не любит. — От этого «даже» Игорь мгновенно оскорбился, рот раскрыл, чтобы дать достойный отпор начальству, но начальство рот ему мгновенно заткнуло. — И тебе нечего святошей прикидываться. Ты в любовных историях, как груздь в сметане. А ты, — перевел он на меня руководящие стрелки, — давай действуй.
Действовать я начала через полтора часа в баре «Павлин». Между прочим, очень миленький бар с отличным кофе, только с названием дурацким. И с дурацкими павлиньими перьями в вазочках на каждом столике. Я сидела напротив Катерины, судорожно соображая, с чего начать разговор, и машинально вертела в руках это самое перо. Наверное, хозяин бара заплатил за него хорошие деньги, потому что минут через семь к нам подошла барменша, чья прическа и цвет волос напоминали павлиний хвост, и ловко поменяла вазочку на чашки с кофе. В противоположном углу тоже сидели две девушки, но с ними такой «чейндж» не совершили.
Катерина звонила нам вчера вечером, была в курсе основных новостей, и ничего нового для затравки беседы я ей сообщить не могла. Если, конечно, не считать новостью наши подозрения в отношении Зои Тимофеевны. Пауза откровенно затянулась, и нарушила ее сама Катерина.
— Вот что, Варвара, ты не темни. Я ведь вижу: тебе надо мне о чем-то рассказать, но ты почему-то ерзаешь на стуле и никак приступить не можешь. Если это какая-то очень нехорошая новость… в отношении папы… — У Катерины задрожали губы, но она постаралась сохранить ровный голос. — Тогда давай сразу. Я все готова принять.
— С ума сошла! — Я почти мгновенно испытала облегчение. — Ничего страшного с Валерием Аркадьевичем не случилось. По крайней мере, мы ничего такого не знаем.
— Тогда что?
Вообще-то Погребецкий меня предварительно проинструктировал. Дескать, с какого далека заходить надо да в какие стороны поворачивать. Но я вдруг решила: какого лешего? Что, Катерине восемнадцать лет? Или замужем она дважды не была, мужиков не знает? Да и дочь — это не жена.
— Ладно, — решительно заявила я. — Хотела у тебя, Катерина, осторожно все выпытать, но ничего выпытывать не буду. Все открытым текстом скажу. — Тут я малость запнулась. Нет, все-таки следует некоторую деликатность соблюсти. — Валерий Аркадьевич когда-нибудь твоей маме изменял? Понятно, об этом домочадцы часто не знают. Но, может, предположения имеются?
Катерина медленно отпила кофе, внимательно посмотрела мне в глаза и спокойно спросила:
— Вы предполагаете, папа нас таким оригинальным способом бросил?
— Ничего мы не предполагаем. Просто интересуемся. — Вообще-то прозвучало это не слишком убедительно, хотя я старалась.
— Варвара! — Катерина укоризненно покачала головой. — Не ходи кругами. Меня, если честно, личная жизнь отца не касается. Личная жизнь на то и личная, чтобы длинным носом в нее не соваться. Но у вас работа такая — вы суетесь. И если ты спрашиваешь, значит, вы что-то разузнали по делу. На любопытных сплетников ни ты, ни твои ребята не похожи.
Ну что ж, в конце концов я не мужчина и не обязана проявлять мужскую солидарность. Я на работе, и если дело того требует… В общем, все выложила. И про Викторию, и про их уговор, и про наши подозрения в отношении Зои Тимофеевны.
Если бы кто-нибудь выдал нечто подобное про моих родителей, не знаю, как бы я отреагировала. Но уж точно не так, как Катерина. Она слушала меня молча, не охала, не ахала, не удивлялась, не пыталась протестовать, а когда я закончила, улыбнулась и сказала:
— Варька, не занимайтесь ерундой. Мама тут совершенно ни при чем. Ей в голову бы не пришло прятать отца. Зачем? Мама знала про Вику. Мама всегда про всех женщин отца знала. Ты думаешь, у него Вика первая? — Катерина вздохнула. — Сто двадцать первая. Отец, конечно, всегда старался виду не подавать, но ты же помнишь мою маму? Она у нас очень умная и проницательная, обо всем догадывалась чуть ли не в ту же минуту, как отец знакомился с очередной пассией. А еще она очень гордая и сама всегда старалась делать вид, будто ничего не замечает. Наверное, она однажды решила для себя: надо либо развестись, потому что уж такой отец человек, и он не изменится, либо принять все как есть, потому что для отца семья всегда была выше всех его любовных увлечений. Мама выбрала последнее, и, поверь, отец никогда от нас не уйдет. О чем бы с ним ни пыталась договориться Вика. Кстати, про все ее уговоры мы понятия не имели. Отец, разумеется, словом не обмолвился. Так что ваши подозрения — пустое дело. А мама вам ни разу не звонила по моей просьбе. Конечно, мы обе на одних нервах живем. Но это, знаешь, как у стоматолога: станешь психовать, от страха дергаться и врача за руки хватать, у него эти самые руки начнут трястись, и он разворотит тебе всю челюсть.
Глава 23. Игорь
С некоторых пор в нашем с Варварой кабинете появилась одна вещь, чей вид настолько же соответствует обстановке делового офиса, насколько способна соответствовать ей, к примеру, старинная кровать с балдахином. Огромное мягкое кресло рыжего цвета, в котором человек средних габаритов «утопает» почти с головой, — персональный подарок, сделанный одним нашим клиентом Варваре к 8 марта и сопровожденный соответствующими словами: дескать,
