Взгляд со дна - Юлия Александровна Лавряшина
– А сами как думаете: такое можно простить?
– Нет, – выдавила Катя. – Но я должна… Сказать, как мне жаль.
Откинувшись на спинку стула, Чепурин сел вполоборота:
– Вам же ничуть не жаль, Колесникова.
– А вы-то откуда знаете? – огрызнулась она. Потом спохватилась, вернулась к прежнему образу. – Я много думала все эти дни здесь… Саша ни в чем не виновата передо мной. Я ненавидела своего отца… Сергея Каверина. Но он ведь и ее бросил. Так что мы с ней… Ну, как бы в одинаковом положении.
Чепурин знакомо прищурился:
– Он и жену бросил. Но Оксану Викторовну вам было не жаль.
– Ну да, – промямлила Катя. – В тот момент…
– И Сашу, когда как собаку тащили ее топить в реке.
– Но этого же не случилось, правда?
– Потому что вас успели остановить.
Она пробормотала, глядя в стол:
– Может, я и сама бы…
– А может быть, и нет, – неожиданно пропел он.
Мотив песенки был знакомым, но Катя не помнила других слов. Кажется, что-то про генерала… Где она могла ее слышать? Не в «Мечтателе» же…
Петр Валерьевич удивил ее еще раз – внезапно вскочил и вышел, запустив в комнату дежурного. На него Катя даже не взглянула: ее и в лучшие времена не особенно интересовали парни, близость с которыми всегда была пьяной, торопливой, противной… Ее мысли стремительно потянулись вслед Чепурину: «Куда он пошел? Саше звонит? Или Логову? Он ей теперь вроде отчима… Если скажет: „Нет“, Чепурин послушается. Почему он не возвращается?»
К тому моменту, когда дверь приоткрылась, Катя уже обессилила так, что упала головой на стол.
– Если она захочет с тобой говорить, сейчас они перезвонят, – произнес следователь.
Эпилог
Только с песелями, которых мы выгуливаем в приюте «ДогДом», я теперь чувствую себя полноценным человеком. Только им нет дела до того, что произошло со мной за этот месяц.
Больше всех мне радуется Кровавая Мэри, получившая прозвище за драчливый нрав, но мы с ней отлично ладили с первой встречи. Но на второй выгул я стараюсь взять черного Бутча, который выматывает меня так, что потом я сплю как убитая. И даже не вздрагиваю больше, когда случайно вырывается это идиотское сравнение…
Теперь на выгулах компанию мне составляет Артур, но только по воскресеньям. Его вернули из вынужденного отпуска, и работы у него опять по горло… Не знаю, действительно ему самому хочется пообщаться с собаками или он жалеет меня, ведь больше мне некого позвать с собой: мамы нет, а девчонки, находившиеся на моей орбите, разом слетели с нее, когда с нашей семьей начали происходить страшные вещи – никому не хочется в такие времена находиться поблизости.
Самым невероятным было, что пообщаться со мной все это время рвался лишь один человек. Она. Не хочу называть ее по имени… Оно слишком теплое и красивое, чтобы принадлежать убийце.
До сих пор не верится, но я согласилась поговорить с ней. Не знаю, что я надеялась услышать… Может быть, как раз то, о чем она и заговорила в первую очередь:
– Сашка, Умник не врал тебе. Все, что я писала от его имени, было чистой правдой.
Надо было ответить, что мне плевать, но я почувствовала, что голос готов подвести меня, дрогнуть, и просто промолчала.
Она подождала немного и сказала:
– Если б я была нормальным человеком… Если б у меня была нормальная семья… Короче, я хотела бы иметь такую сестру, как ты.
Что я могла ответить на это? Я понятия не имела, каким она была человеком до того, как убила всех моих близких. И уже не хотела этого знать. Поэтому я снова ничего не сказала.
– Ты меня слушаешь? – засомневалась она.
– Да, – это было первым словом, которое я заставила себя произнести.
– Хорошо. Потому что только ты можешь помочь мне умереть. Пожалуйста, придумай, как! Только не говори ничего сейчас, Логов же рядом? Ему незачем знать. Он уже рассказал тебе, почему я… все это сделала, да? Если б это была не твоя семья, ты поняла бы меня. Я тоже любила свою маму… А он ее погубил. И твою. И меня заодно. И Машку. Это он во всем виноват, он один.
Она говорила как в бреду, все быстрее, казалось, что вот-вот, и ее просто разорвет от нарастающей лихорадки. А мне хотелось только одного – бросить трубку. В прямом смысле – швырнуть ее в стену! Но Артур действительно находился со мной в одной комнате и наблюдал исподволь. Зачем ему было знать, что и во мне таится это безумие, подталкивающее к тому, чтобы вырвать с корнем все живое?
К тому же мне и самой хотелось думать, что мы с ней все-таки разные… У меня давно не осталось никаких теплых чувств к моему отцу, но то, что она говорила сейчас, было несправедливо. Ну да, он поступил по-скотски по отношению к Лилии, но миллионы женщин оказывались в ее положении и не спивались, а боролись за жизнь ради своих детей. И многим приходилось куда тяжелее, чем ей. У нее, по крайней мере, родилась здоровая дочка. Еще какая здоровая…
Когда отец бросил и нас с мамой, оказалось, что нам не на что жить. Пока они были женаты, он настаивал, чтобы она не работала, занималась домом и детьми, хотя мы уже достаточно выросли, особенно Машка. Почему-то долго тянулось дело с судом и определением алиментов, а запасы продуктов кончились. И оставались считаные дни до Нового года… Мама искала работу, но кто в конце декабря решает такие вопросы? Ей везде отвечали, чтобы она приходила после январских каникул.
Я уверяла маму, что влегкую обойдусь без елки и подарков, мне же все было понятно. И действительно ни на что не рассчитывала, ведь от отца я не приняла бы даже леденца. Но мама совершила ради меня чудо: когда я проснулась в последний день года, в нашей маленькой гостиной стояла елочка, а под ней знакомо пестрели красиво упакованные подарки. Не представляю, где мама раздобыла денег, наверное, заняла у кого-то, и как успела провернуть тайную операцию, но она подарила мне праздник. Может, она срубила ее ночью в лесу, нарушив закон. Все возможно… Но она сделала это ради меня. Я визжала от радости так, что слышала, наверное, вся улица…
Разве не стоило Лилии упрямо жить и так же творить волшебство ради девочки, которой она дала такое чудесное имя? Когда-то
