Наталия Левитина - Девушка без недостатков
– Лиза, успокойся!
– Нет, это неправда, неправда!
– Но я ведь не придумала!
– Ы-ы-ы… – некрасиво растянула губы Лиза. Она залилась слезами.
– Лично я не верю ни одному его слову. Он скотина. Мерзость, а? Ты, вероятно, отказала этой сволочи, и он теперь распускает о тебе слухи.
– Отказала! Да, отказала!
– Я так и подумала.
– Но ведь он дарит цветы, присылает подарки! Он смотрит на меня как преданный пес! Он предлагает выйти за него замуж! А сам говорит обо мне та-ко-е!
– Некоторые сволочи так и реагируют на отказ. Не могут смириться с тем, что ими пренебрегли. Теперь эта гнида будет орать на весь город, что он имел тебя в «Артиссимо», имел в магазине «Обои», в гараже, в офисе, в театре, в ресторане, на стене, на люстре и т. д.
– О-о-о, – убито простонала Лиза и зажала себе рот рукой. Жизнь не переставала баловать ее сюрпризами.
– Поэтому держись от него подальше.
– Какой гад этот Рудницкий! Я… я… я ему отомщу!
– Рудницкий? При чем здесь Рудницкий?
– Его зовут Руслан Рудницкий, – шмыгнула носом Лиза. Нос у нее был красный, глаза – тоже, щеки мокрые.
– Да глупости какие! Этого зеленоглазого урода, согласна, зовут Русланом. Но он вовсе не Рудницкий. Руслана Рудницкого из Екатеринбурга я знаю. Общалась с ним как-то. У него магазины «Синий пеликан». Тот нормальный мужик, деловой. Кстати, маленький, лысый, с аппетитным брюшком. А этот… Подлец, одним словом…
Разгневанная, потрясенная, убитая. Все три эпитета отлично подходили Елизавете, когда она вернулась в «Артиссимо».
Покинув «фольксваген» Виолетты, Лиза прошлась по улице, чтобы не являться в офис в образе мокрого крысенка. Теперь слезы на ее щеках высохли, губки она подкрасила. Но это не изменило положения вещей: Лиза смотрела перед собой остановившимся взглядом, не понимая, что ей делать.
– Лиза, проснись, – позвал Апогей Палыч. – После общения с мадам Крикуновой люди впадают в транс. Ее напор ошарашивает. Да, Лиза?
– Да, – вяло отозвалась девушка.
– Наша нежная Лиза, кажется, всплакнула, – сказал Андрей. – Визит в интернат для детей-инвалидов тебя расстроил, да?
– Да, мужики, зрелище не из веселых, – ответил за Лизу Родион. – Мороз по коже. Молодец Виолетта, не ожидал от нее. Собирается истратить на малюток бездну денег.
– Только бы ее энтузиазм не угас.
– Как тебе, Лиза, удалось раскрутить ее на такое мероприятие?
– Лиза безмолвствует. Ау, девушка! Ты где?
Девушка на вопросы не отвечала. Она смотрела вглубь себя и не шла на контакт.
– А Вася-то мою картину сохранил! Андрей, посмотри-ка, помнишь? – Апогей Палыч протянул парню газету.
– Припоминаю, начальник. Вы настаивали, чтобы я внедрил это шикарное полотно в интерьер магазина элитных тканей. Но они не сумели оценить картину по достоинству.
Андрей бросил взгляд на газетную фотографию. Названный шедевр художника Пирожкова А. П. виднелся за спинами героев публикации.
– И куда это вы ее в результате пристроили. Василий Моржак, – прочитал Андрей. – Кто это, Василий Моржак?
– Друг мой, хирург. Ему коттедж обломился в Сосновом, а я ему – картину на новоселье. Осчастливил, так сказать. И вот, смотрите, висит, значит, до сих пор.
– Коттедж в Сосновом? Что за картина? – встрепенулась Лиза. – Ваша, Апогей Палыч? Новая? Где?
– Наоборот, старая. Да ты не видела ее.
Лиза взяла в руки газету. Нет, она видела эту картину! Видела ее в особняке Рудницкого, когда ездила с мамой к нему в гости. Рудницкого? Или как его называть? Кто он на самом деле? Но почему на фоне этой картины сфотографирована семья профессора Моржака (как следует из подписи)? Они что, взяли у Руслана напрокат шедевр Апогея, чтобы эффектно выглядеть на газетной фотографии – мол, трепетные поклонники современного изобразительного искусства?
– Я сейчас сойду с ума, – прошептала Лиза. – Апогей Палыч, вы подарили картину Василию Моржаку? Профессору, хирургу?
– Да, Лиза. Тебе нравится? Газетный снимок конечно же не отражает всех ее достоинств.
– Но я видела ее! И совсем не в доме хирурга.
– А где же?
– Где ты ее видела, Лиза?
– В коттедже одного моего знакомого, – чуть слышно пробормотала Лиза, понимая, что разгадка рядом.
– Ха-ха, – развеселился Андрей. – Следовательно, твой знакомый живет в доме Моржака. Вот ведь, смотри. На фотографии. Гостиная коттеджа. Вот картина. Вот хирург.
– Интервью у Васи брали перед отъездом в Америку. Он с семьей уехал в Чикаго на полгода, по обмену. А коттедж у него в Сосновом. Номер 12. Я был в гостях…
– Да, Сосновое. Двенадцатый коттедж, – заторможенно повторила Лиза. – Тогда кто же он? Кто?!
Она уперла локти в стол, лоб – в ладони и замерла.
– О ком ты спрашиваешь, Лиза?
Но Лиза не ответила. Мужчины переглянулись и пожали плечами. Девушки – их всегда так трудно понять!
– Во! Блинчики «Морозко» с мясом!
– Лучше возьмем палтус.
– Куриная грудка с грибами. Жарится десять минут.
– Не хочу я грудку, Здоровякин.
Парни нависли над холодильником в супермаркете и рылись в его недрах, как хирурги в животе оперируемого пациента, опустив руки по локоть в месиво ледяных пакетов и коробок. В одиннадцать вечера по дороге домой они вспомнили, что жрать им практически нечего. В отеле, где они встретились с Анн-Мари (та в прострации сидела у бассейна, наполненного пронзительно-голубой бликующей водой. В одной руке мадам держала фужер в виде перевернутого конуса, наполненный сухим мартини, в другой – зубочистку с нанизанными на нее оливками), парни немного выпили за компанию. И это только усилило голод.
К счастью, супермаркет работал до часу ночи. Нагружая тележку, злобный гном Валдаев оглашал пространство мыслями вслух, как бы ни к кому не обращаясь. Противным голосом он гундел, что есть особая категория людей, сожительство с которыми делает практически невозможным иметь в доме хотя бы минимальный запас еды. Хотя бы на одну кормежку, на один прием пищи! Ну, не в состоянии эти прожорливые, бездонные млекопитающие соседствовать с сосисками или колбасой – они считают прямым долгом истребить все съедобное в радиусе километра вокруг себя!
– Ты о ком? – искренне удивился Здоровякин. – Не обо мне ли?
– Конечно не о тебе!
– Я ем как птичка, – обиделся Здоровякин.
– Мамонтоподобная птичка. О, смотри-ка, мозаика. Я возьму.
В рядах с игрушками Александр прихватил заводного мышонка (для котят Пульсатиллы) и мозаику-пазл из 1500 элементов (для Лизы).
– Детский сад какой-то, – вздохнул Здоровякин. – Куда уходят наши деньги!
Странно, что Саша вспомнил о Лизе. Последние дни образ прелестной синьориты почти полностью выветрился из его головы, уступив место более сильным и острым впечатлениям. Да, иногда мелькало что-то светлое и нежное перед его глазами, и тогда Валдаев мечтательно улыбался. Да, думал он, надо бы вплотную заняться милым ребенком, цветов, что ли, купить, сводить в кино, в картинную галерею, пригласить в гости… стоп, в гости нельзя, там Здоровякин… снять номер в отеле… надо, надо. Но все как-то недосуг…
…Илья орудовал на кухне в переднике и с тефлоновой лопаткой в руке. Он давал сеанс одновременной игры на трех досках, вернее, сковородках: жарилась рыба в золотистой корочке, взрывались капельки раскаленного жира на котлетах, пыхтела разноцветная гавайская смесь. Призывный вопль Валдаева прозвучал некстати – Илья переворачивал котлету и одновременно собирался ответить на звонок мобильника.
– Скорее сюда! – кричал из комнаты Валдаев.
– Алло, – спокойно сказал в трубку Илья. Бежать к другу он не торопился.
– Ну и что вы об этом думаете? – спросила трубка. Это был Вадик, представитель многочисленной популяции под названием «добрые знакомые Валдаева и Здоровякина».
– О чем, Вадим?
– Вы телевизор сегодня не смотрели?
– Как-то не было времени. Сашка вроде бы сейчас смотрит.
– Так и ты посмотри. На Америку сбросили ядерную бомбу!
Вадик немного преувеличил. Лопатка вместе с котлетой выскользнула из твердой руки Здоровякина. Он бросил на стол телефон, сорвал и отшвырнул передник (дурацкий передник с рюшками, забытый одной из любовниц Валдаева. В нем Илья чувствовал себя проституткой на пенсии) и устремился в комнату.
На полу перед телевизором сидел уже безмолвный Александр и завороженно наблюдал, как один, а потом другой самолет врезаются в манхэттенские небоскребы. Кадры прокручивались вновь и вновь, и весь мир с замиранием следил за репортажами Си-эн-эн уже довольно долго, но Валдаев и Здоровякин узнали об американской трагедии только сейчас.
– Ни хрена себе! – выдавил Здоровякин.
Валдаев употребил более крепкое выражение.
Ужин и остатки ночи прошли в глубоких политических дискуссиях о судьбе планеты, о мировом терроризме, об изменении экономической ситуации в США и, следовательно, других странах.
