Полина Дашкова - Место под солнцем
– Конечно, не святая, – усмехнулась Катя, – просто очень брезгливая.
– До сих пор не можешь забыть? Но это смешно, ты большая девочка… – Егор, посмотри, как красиво вокруг. Охота тебе выяснять отношения, которых уже восемь лет не существует? – Она достала из сумочки ключи от машины.
У нее был новенький красный «Рено». Она открыла дверцу. На большом пластмассовом брелке красовалась яркая эмблема той же фирмы, в которой Егор Николаевич взял напрокат свой черный «Форд».
– Скажи хотя бы, в каком ты отеле? – Он придержал дверцу.
– Зачем?
– Я завтра спущусь с гор, сниму номер где-нибудь в Сан-Кристьянос, еще три дня позагораю, поплаваю. Глупо получится, если мы будем так близко и не увидимся. Так в каком ты отеле? Не бойся, я больше не стану донимать тебя идиотскими разговорами.
– Отель называется «Ла Жаллетас». Все, Егор, до свидания. Очень рада была тебя повидать.
Она быстро села за руль, захлопнула дверцу. Он стоял, смотрел вслед маленькому красному «Рено» и запомнил номер. На всякий случай.
Остаток дня он провел в каком-то новом, приятном, почти юношеском волнении. Ночь проспал спокойно и крепко. Рано утром расплатился с хозяином гостиницы, плотно позавтракал, сел в машину и отправился вниз, к морю, в курортный городок Лос-Кристьянос. Он забыл спросить, в каком она номере, но не сомневался: найдет. Он не мучил себя вопросами – надо ли? что будет дальше? Ему просто ужасно хотелось найти Катю, увидеть ее еще раз. Конечно, это возможно было сделать давным-давно, в Москве, но по-настоящему захотелось именно здесь и сейчас, после этой странной, фантастической вчерашней встречи.
Отель «Ла Жаллетас» оказался пятизвездочным, одним из самых дорогих в городке. Ну конечно, пижон Калашников не стал бы снимать номер где попало. Хотя на самом деле пять звезд от четырех и даже от трех отличаются только солидностью швейцаров, фонтанами в холлах, ценами в барах и ресторанах. Егор Николаевич снял одноместный полулюкс и почти сразу, на пляже отеля, увидел Катю. Она выходила из моря, осторожно ступая по горячему песку. Встряхнула мокрыми волосами, щурясь, оглядела пляж. Егор Николаевич не раздумывая прихватил большое махровое полотенце, побежал, увязая в горячем песке, ей навстречу, как мальчишка.
Калашников, развалившись в шезлонге, потягивал пиво из банки, лениво перелистывал какой-то яркий журнал, заметил жену как раз в тот момент, когда поджарый пожилой мужик обнял ее, накидывая ей на плечи свое полотенце. Это ему не понравилось. Он вскочил на ноги, приготовился дать хаму жесткий отпор, узнал Баринова, и это ему не понравилось еще больше.
Довольно скоро Егор Николаевич догадался, что его присутствие стремительно разрушает хрупкое семейное счастье, которое только начало восстанавливаться здесь, на теплом острове Тенерифе. Они приехали, чтобы помириться, но поссорились еще больше. Глеб, как большинство неверных мужей, страдал патологической ревностью, но тщательно скрывал это. И страдал еще больше.
Егор Николаевич лучезарно улыбался, как бы случайно сталкиваясь с московскими знакомыми то в ресторане гостиницы за завтраком, то на пляже, то на теннисном корте. Он был галантен, изысканновежлив, старался, чтобы его поведение резко контрастировало с мрачным хамством Глеба.
Калашников всем своим видом давал понять, что его совершенно не радует компания стареющего политика, с которым у Кати пусть давно, но был серьезный роман. Самое скверное, что все происходило как бы в рамках приличий и, в общем, придраться было не к чему. Глеб прекрасно понимал: начни он впрямую выяснять отношения, хитрый Баринов представит его полным идиотом и перед Катей, и потом, в Москве, перед общими знакомыми. Уж он-то сумеет. Он станет рассказывать со смехом, как Калашников скрипит зубами от ревности, стоит кому-нибудь приблизиться на несколько шагов к его жене, и немало найдется людей, готовых с удовольствием посмеяться над Глебом.
Калашникова бесили недвусмысленные взгляды, которыми Баринов окидывал его жену с ног до головы, он еле сдерживался, когда Егор Николаевич целовал Кате руку. Ведь не просто целовал, подлец, этак медленно скользил губами по пальчикам.
Не успевали они сесть за столик в каком-нибудь отдаленном, негостиничном ресторане, появлялся Баринов, присаживался, не дожидаясь приглашения, шутил, причем смешно, и Катя смеялась. А потом, в гостинице, Глеб вымещал на ней свое бешенство, устраивал отвратительные сцены, обвинял Бог знает в чем.
Прекрасно понимал, что не прав, но от этого злился еще больше.
Баринову нравилась эта игра, он не чувствовал, что заигрывается, становится слишком навязчивым и портит Кате долгожданную неделю отдыха. Он не поленился выяснить у портье, до какого числа они сняли номер. Это стоило двадцать долларов. Не поленился обменять свой билет, чтобы улететь вместе с ними одним рейсом. Это стоило сто пятьдесят долларов.
Чем откровенней хамил Калашников, тем больше заводился Егор Николаевич. Никогда прежде ему не приходилось играть в подобные игры. А это, оказывается, бодрит, горячит кровь, способствует крепкому, здоровому сну. Он догадывался, что Калашников устраивает жене сцены. Но тем лучше. Она чаще появляется в одиночестве.
– Егор, тебе не надоело? – спросила она однажды, когда он в очередной раз встретил ее в холле.
– А почему мне должно надоесть? Здесь просто замечательно, – улыбнулся он и поцеловал ей руку, – жалко, остался всего один вечер. Кстати, было бы неплохо провести его вместе. По твоему лицу видно, вы опять поссорились. Давай поужинаем вместе.
– Егор, я очень тебя прошу, оставь нас в покое. Я же вижу, ты забавляешься. Тебе нравится злить моего Глеба. Не надо. У тебя свои комплексы, у него – свои. Я так хотела нормально отдохнуть, у меня на это всего неделя, а получился не отдых, кошмар какой-то.
– Катенька, разве я испортил тебе отдых? – Он удивленно поднял брови. – Чем же? Своим присутсвием? Неужели так неприятно меня видеть?
– Ладно, – вздохнула Катя, – извини, у меня мало времени. Мы завтра улетаем, я должна купить какие-нибудь подарки, сувениры. – Она направилась к выходу.
Баринов взял ее под руку.
– Катенька, так нельзя. Он скоро заставит тебя носить паранджу. Тоже мне, Отелло, восточный тиран! Ты молодая красивая женщина, и мы с тобой, в конце концов, не чужие люди. Ну что вы оба раздуваете из этого драму? Он-то понятно, сам слаб на передок, а потому ревнив до истерики. Но ты?!
– Егор, давай не будем обсуждать моего мужа. Мне это неприятно.
– Ну хорошо, хорошо, как скажешь. – Он обнял ее за плечи и поцеловал в висок.
Это вышло вполне естественно, по-дружески. Но Глебу Калашникову, который в этот момент стоял на балконе и смотрел на площадку перед гостиницей, так не показалось.
Позже, в Москве, Баринов сам понял, что заигрался. При желании Калашников мог ощутимо подгадить. Не стоило его злить. Но очень уж хотелось. Впрочем, ладно. Ну, было и было, позабавился, пошалил на отдыхе. Проехали.
Завертелась обычная московская жизнь, и очень скоро Баринов вообще забыл про теплый остров Тенерифе, про Катю Орлову и ее ревнивого мужа.
Месяц назад они встретились с Глебом Калашниковым в буфете Госдумы. Там было пусто, депутаты разъехались на летние каникулы. Баринов подумал, что такая встреча – хороший повод снять неприятное напряжение, которое возникло между ним и луньковским казинщиком зимой на Тенерифе. Ну зачем в самом деле иметь лишнего потенциального врага? Повод для вражды ерундовый, времени прошло достаточно. С людьми Лунька лучше дружить, чем ссориться.
Калашников, судя по всему, тоже успел забыть, как скрипел зубами на Тенерифе. Егору Николаевичу даже показалось, что он обрадовался встрече. Они стали болтать приветливо и непринужденно, как старые добрые знакомые, обменялись парой свежих анекдотов.
Мягко и ненавязчиво Калашников перевел разговор на проблемы с налогами, и Егор Николаевич смекнул, почему казинщик оказался таким незлопамятным. Ему надо было срочно, в течение нескольких дней, пробить статус культурной организации для «Ассоциации свободного кино». Для Калашникова, человека с крепкой деловой хваткой, материальные вопросы были важней личных страстей и мужских амбиций. Это вполне естественно, иначе не стоит соваться в бизнес.
В принципе Егор Николаевич мог помочь, он и помог бы, но только не сейчас. Как назло, именно сейчас он хлопотал в том же направлении для другого предпринимателя, избавлял от налогового бремени другую коммерческую структуру. Такого рода услуги можно оказывать без риска для себя достаточно редко, с большими перерывами. И он предложил Калашникову подождать до осени, а там видно будет. Он не сказал ни да, ни нет, ничего не пообещал, но и не отказал.
На том они расстались вполне мирно. А потом проблема с «Ассоциацией свободного кино» решилась сама собой, сверху, и Егор Николаевич подписал необходимые бумаги уже без всякого риска, с чистой душой.
