Тесные объятья смерти - Маргарита Малинина
«Пятеро! – напомнил внутренний голос. – Их пятеро! А ты, увы, похоже, одна».
Хорошо, пятерых я не зарежу, это факт. Вероятнее всего, не смогу убить никого, для этого нужно быть весьма специфическим человеком. Даже когда наша жизнь в опасности, мы редко можем взять чужую. Поэтому плохие парни всегда побеждают. У нас есть совесть, душа, моральные принципы – а у них нет.
Что тогда? Сидеть здесь в надежде, что они сразу сунутся в подвал, да еще и оставят дверь в дом открытой? Чтобы я могла по-быстрому в нее просочиться и сбежать? Допустим, так оно и случится. А как же дядя Паша? Я его просто оставлю здесь?
Так ничего толкового и не придумав, я оставалась сидеть возле окна и осторожно выглядывала наружу. Враги тем временем заперли ворота и двинулись к дому. Связка, к сожалению, оставалась в замке: открыв входную дверь, я даже не стала ее вынимать, предполагая, что мы довольно быстро закончим. Я переместилась за диван и увидела, как в дом входят трое, один из которых имел повязку на руке. Белая на черном фоне, она отлично сочеталась с маской и бабочкой. В руках у двоих были маки, а у третьего – пшеница. Ключи они, к сожалению, вынули, однако не спешили запирать дверь – напротив, сильнее ее распахнули. Я поняла, что они чего-то ждут. Или кого-то?
Через десять секунд появились еще двое. Они несли какой-то длинный объемный мешок цвета хаки. Проморгавшись, я поняла, что в сумраке за мешок приняла своего крестного в болоньевой ветровке и армейских штанах, и чуть не ахнула. Пришлось сдержать рот обеими ладонями. Один держал под мышками, другой – за ноги. Крестный был без сознания (я надеюсь; о худшем варианте того, почему он молчит и не шевелится, думать не хотелось).
Господи, зачем я только полезла сюда на ночь глядя? Ну что мне этот дом и эти коты, которые, по какому-то странному совпадению, именно сейчас куда-то делись? А теперь из-за меня пострадал дядя Паша!
В минуту моих душевных терзаний один из них вернулся на улицу и забрал еще два букета, а после закрыл дверь на ключ. Связку передал тому, кто был ниже ростом, и тот убрал к себе в карман.
– Где она? – спросил один из них. Голос незнакомый, с легким акцентом, языковую принадлежность которого я не смогла определить.
– Была на втором этаже, – ответил тот, что был с повязкой, голосом Саши. Все сомнения, если и были, вмиг улетучились.
Тот, что забрал ключи, ответил неожиданно женским голосом, полным ненависти и показавшимся мне знакомым:
– Ее нужно найти!
А Смирновский сказал с просительными нотками:
– Она же ничего не видела. И не увидит. Может, ну ее? В плане, отпустим?
– Знаешь, – вконец разозлилась женщина, – я давала тебе шанс уладить дело мирным способом! Чай со снотворным она не пила, к тебе домой ночевать не пошла, к себе не возвращалась, что еще ты предлагаешь мне делать? Нянчиться с ней? Сегодня последний день, когда можно провести ритуал! Он делается на росте или в полнолуние, на убыли нельзя! Второй год мы прозябаем, дела все хуже и хуже, а Деметра является в усадьбе и душит! Она явно дает знак, она требует поклонения и жертв!
– Я изучал эту тему, – продолжал спорить Александр, впрочем неуверенно, – нигде не говорится о человеческих жертвах Деметре.
– Так нигде и не говорится об этом обряде целиком! Мне передали знания мои предки, в интернете своем ты этого не найдешь! Мы пробовали за это время все. И маками с пшеницей откупаться. Но это не дает такой прирост, какой был пять лет назад с этой девушкой. Ты же знаешь, почему нет никаких данных нигде, кроме книги моих предков! Никто не должен его видеть! Если увидит непосвященный, Деметра разозлится. Скольких пожаров еще ты хочешь? У Горчакова уже сорвались два крупных контракта. Я не хочу возвращаться в Грецию, а такими темпами от наших услуг откажутся быстро.
Пока я пыталась осмыслить шкалу приоритетов этой дамочки, из которой выходило, что ее работа нянькой-мажордомом стоит выше жизни ни в чем не повинных людей, Саша продолжал отстаивать мою жизнь, убеждая, что если я не увижу ни секунды самого обряда, то это и не разозлит Деметру, однако гречанка его быстро прервала:
– Я вас терплю здесь, потому что в вас течет кровь аристократов, как и в Тимофее Теплицком. В прошлом своем воплощении Деметра была графиней. Думаешь, почему она тебя не трогает во дворце? А Теплицкого? Поэтому мы вам и предложили. Обряды без голубой крови не работают, она не откликается, мы проверяли. Ты хотел стать частью этой культуры, радуйся, тебя приняли, ты часть этой культуры. Только не мешай.
– Кирюху тоже не трогает. Только этого, – пинок лежачего тела, – душит. Да и то, он уверен, что это делаю я. Нам безопасно его отпустить.
– Кирюха твой, как я поняла, потомок ученицы Деметры в ее последней инкарнации. Ей передали знания и обереги. Деметра чувствует его кровь, его гены и не трогает его тоже. У них в семье тоже пожаров не было и прочих несчастий. А у нас каждый день что-то да случается. Вчера один из близнецов ногу повредил на конной прогулке!
– Да почему события в частном конноспортивном клубе, который явно находится далеко отсюда, вы связываете с обрядами, которые проводятся здесь?
– Дурья твоя башка!
– Слышишь, ты, Александрос! – заговорил один из ее сыновей, такой же рослый детина, с таким же акцентом, и я не смогла понять, тот же это самый говорит или второй. – Мамка знает, что делает! Семья одна, корни одни. Деметра мстит выходцам из этих краев, что перестали ей поклоняться! Тупой совсем? Перестань спорить! А то сам тут ляжешь…
– Димитриос, остынь, мы не запятнаем алтарь голубой кровью, она идет только в сосуд. Это неуважение к духу Деметры. Нам нужны дворяне, я же говорила.
– Да сколько там крови осталось дворянской в нем, – с пренебрежением ответил он и отвернулся, сдавшись. Влияние мамочки было чрезвычайно сильно, если дети и спорили, то лишь для вида. Как она скажет, так и будет. Это плохо для меня, ведь если сам Смирновкий не сможет нас с крестным грохнуть, то за дело возьмутся другие двое. Еще один стоял молча в стороне и отрешенно смотрел в стену. Предполагаю, что это Алексей, ибо дама говорила «вас».
– Ладно, пошли готовиться к ритуалу, – сказала женщина, и они отправились в подвал втроем.
Плохи мои дела.