Круиз по лишним проблемам - Андреева Валентина Алексеевна
– Последнее слово! Прежде чем замолчать, прошу всех запомнить, что моя сломаная нога в гипсе лежит на тумбочке. Просьба не наступать и не хватать руками. У меня все, – заявила Тоник. Ответом было полное молчание.
А минут через двадцать в бытовку доставили Лолиту, завернутую кем-то, как доложили прибывшие, в легкое одеяло, для надежности удерживаемое веревками. Бедняжку усадили, если можно так сказать, на сундук, не учтя того, что крышка нами с Наташкой была сломана. И все это в полной темноте и с легким шумом. Чернов потребовал прекратить возню и вышел в коридор. Лолиту не надо было призывать к молчанию – во рту у женщины был кляп, торчавший из дырки, прорезанной в одеяле.
– Слишком бурно радовалась, что вообще-то ей не свойственно, – шепотом пояснил Сергей. – Ногами в знак признательности дрыгала. На нервной почве зубы свело, в кляп вцепилась, не смогли вытащить. Кто-нибудь, найдите нож, надо осторожно перерезать веревки. Ч-черт, эта проклятая темнота!
«Закипевший» Андрюша, пообщавшись в коридоре с коллегой, дал команду немедленно убрать машины с дороги. Все, кроме обгоревшего джипа. Наташка заикнулась, было: «Куда убирать-то? В карман не влезет», но в ответ была вынуждена сдать ключи от «Шкоды». Правда, неудачно. В темноте их долго искали на полу. Тонику отдавили здоровую ногу, и она присоединила ее к больной на тумбочку, о чем неустанно всем нашептывала. Я похвалила себя за догадливость – успела занять табуретку и невероятным усилием подтянула коленки к подбородку. В тесноте с самой собой, да не в обиде. Несколько раз о табуретку спотыкались, но без вреда для моего здоровья. На тихие чертыхания и замечания, что сижу не на месте, возражать не имело смысла. В бытовке все было не на месте. Геночка, например, никак не мог отыскать свой второй ботинок. Спрашивается, почему не уберег?
– Нашел нож! – воскликнул Сергей. – Так, пару веревок развязал. Дальше не развязывайте, еще изувечите, я сам. Лолик, слышишь? Все хорошо. Потерпи, милая. Вернусь, окончательно развяжу. – И пояснил: – Пусть немного придет в себя. Серьезный сбой в нервной системе. Неизвестно, сколько провалялась наглухо замотанная. Мы недолго. – И куда-то в темноту: – Гена, оставайся в бытовке. Вместе с этим товарищем, дай руку я тебя с ним познакомлю…
Геночка тихо охнул, очевидно, знакомство прошло не совсем удачно.
– Извини Геннадий, тут дверной косяк, кажется, я тебе руку прищемил. Короче, остаешься здесь и обеспечиваешь безопасность женщин.
Геночке было не до нашей безопасности. Он продолжал искать свой ботинок. Даже по моей голове прошелся руками. Возня не прекращалась ни на минуту и перешла в коридор. Ну какая уж тут конспирация, если Геннадий Львович грохнулся там, прогремев своими костями на всю округу.
Глаза постепенно привыкали к темноте, но понять, кто и что именно находится рядом, было невозможно.
– Давайте, проведем перекличку? – шепотом предложила Наташка. – Я Наталья, рядом вторая идиотка, Ирина…
– Мне подсказчиков не надо! Сама за себя отвечу! Я – вторая идиотка Ирина… В смысле, просто Ирина. Где-то напротив меня с кляпом во рту Лолита.
– Антонина Георгиевна я, – донеслось с кровати.
На этом перекличка окончилась.
– А где Геночка и еще один товарищ Чернова? – поинтересовалась настырная Наташка.
– Все товарищи на перегонке машин, а ваш Геночка, наверное, собравшись в единое целое, ползает на крыльце, ищет ботинок. Лично меня это устраивает. Только здесь поняла, что у меня всего одни ноги. Причем, всего две. Пересчитались? Теперь давайте помолчим.
Работы двигателей машин слышно не было. Очевидно их откатывали в сторону вручную. Вернулись ребята довольно быстро. И сразу включили свет, заставив зажмуриться. Съязвить я не успела – стоя на пороге комнаты, Чернов потрясал каким-то светло-коричневым полотнищем и требовал объяснить, куда сбежала спасенная Лолита. Как оказалось, замотанная с ног до головы именно в эту дерюгу.
– Неужели переодеваться? – ахнула Наташка. – К вечернему чаю. А где Геночка?
– Вот его-то как раз мы и нашли у крыльца, завернутым в одеяло. – Лицо Чернова светилось алой вечерней зарей. – Сидит, отдыхает. Здорово саданулся боком при падении. Ирина, что здесь творится?
– Здесь?.. – Я пыталась совладать с замешательством и красиво оправдаться. – Уже ничего. Просто вы ухитрились подсунуть в нашу темную компанию – темную, с точки зрения беспросветности временной среды обитания, настоящего убийцу. Да еще притащили его на руках и усадили с удобствами… Впрочем, на раздолбанной крышке сундука не очень удобно. Убийца быстро понял преимущества своего положения и слинял. Геночки в одном ботинке на охрану нашей безопасности не хватило. Вот если бы у него был и второй…
– Уйдет!!! – заорал Сергей, пытаясь найти выход в плотной стене четверых ребят, стоящих в шеренгу у порога.
– Ты его знаешь?
В крепких руках Чернова психиатр осел и отрицательно помотал головой.
– Ну хоть кто-нибудь из вас его знает? Можете описать?
Чернов еле сдерживался. Я – тоже. И при этом упорно таращилась в пол. Ох и грязи на него нанесли! Было не по себе из-за того, что один человек среди нас не в силах признаться в знакомстве с беглецом. Пусть пеняет на себя…
– Куда он мог податься? Есть здесь еще какие-нибудь дороги? – не успокаивался Чернов.
Вот тут Сергей Юрьевич и активизировался. Пояснения были короткими и четкими. Я влезла только один раз: у преступника должна быть машина. Если не здесь…
– Все проверено. Никаких посторонних машин здесь не было и нет, – перебил меня Чернов. – Мы не напрасно приехали.
– Тогда она на дороге, ведущей от шлагбаума к озеру Дивному, – пожала я плечами. – Ты все равно не поймешь. И если он успеет туда добежать по лесной тропинке, то запросто уйдет от погони. Но мне кажется, у него есть более простой вариант – он выберет одну из ваших «замаскированных» машин.
Пара неслышных команд Чернова заставила подчиненных мгновенно выскочить на улицу. Очень своевременно, но все равно с опозданием. Послышался рев мотора, и Геночкин драндулет без глушителя, не радуя светом фар, рванул с места к дороге над озером. Замечательная машина для угонщиков. Даже одна из дверей предусмотрительно отсутствует.
Сергея с собой не взяли. Чтобы не путался под ногами, мы отправили его на кровать к жене, предварительно напомнив: не следует протягивать ноги на тумбочку. Кто его знает. Лично я и при свете не сразу спустила свои ноги на пол. Еле разогнула.
С погоней, как было сказано, немного замешкались: при знакомых, родных сердцу звуках работающего двигателя у Геннадия Львовича резко обострились частнособственнические инстинкты. Толком не приходя в сознание, он восстал из согбенного положения – от боли, явившейся результатом насильственного падения, и, шатаясь, поплелся к своему «Рено». В результате явился непреодолимым препятствием для работников частного сыска. Некоторое время ребята безрезультатно пытались обойти его то справа, то слева, пока не догадались осторожно положить директора школы на дорожку. Мы его подняли и доставили на свободное место в бытовке. Предварительно я не поленилась окончательно открыть крышку сундука. Бывший тайник психиатра (тогда еще в звании кришнаита) был свободен.
На сей раз Чернов остался с нами. Наташка снова заикнулась про чайник, сославшись на то, что полдня мечтала о чае с хорошей заваркой, очень хотелось в относительно нервной обстановке попить кофейку.
– У нас обезвоживание, – напомнила я, не обращая внимания на раздрай в желаниях подруги. Не все ли равно, чего ей хочется, если воды нет. – Прорывались-то отсюда с боем. – И взглянув на нехорошо прищурившегося Чернова, торопливо добавила: – Сейчас все объясню. Давно бы это сделала, да обстоятельства… О! Ну что я говорила!
Новое и в то же время слегка подзабытое обстоятельство точно залетело «на огонек». В пылу неразберихи о нем как-то не вспоминали. Незнакомая коротко стриженая женщина в серой куртке с чужого, худенького, плеча, но в своих основательно перепачканных джинсах неслышно возникла на пороге бытовки. Высокая, с фигурой о которой принято говорить «спортивная». Черты лица несколько грубоватые, а может, это мне показалось – сработал эффект, вызванный слабой электрической лампочкой – сорок ватт, не больше. Спрашивается, чего щурились при включении? Заметная усталость и страдальческая гримаса лицо женщины не красили. Смотрела она только на Сережу, губы при этом беззвучно шевелились.
