Фридрих Незнанский - Договор с дьяволом
– А это не мы! – обрадовался Турецкий. – А это вовсе Богаткин со своей командой! И ему указание давал, если я верно тобой информирован, сам Коптев.
– У Питера Реддвея наверняка по этому поводу будет свое мнение.
– Обязательно! Но я постараюсь развеять его сомнения, что это – политическое шоу, с помощью которого мы пытаемся переложить вину с себя на чужие плечи.
– Постарайся, Саня… – как-то совсем вяло кивнул Меркулов. – Я уже оглох от бесконечных звонков…
Лететь в гости к старине Питу без очередных щедрых даров было бы просто непристойно для Турецкого. Реддвей не нуждался в дорогих подарках. Он вполне мог обойтись шматом обыкновенного сала, настоящего, украинского, а не слишком пристойного европейского бекона, да в придачу бутылкой самой скверной водки – с обязательным отвратным духом сивухи. Или прямо-таки необходимой для коллекционера российских идиом книгой, объясняющей происхождение русской матерщины. Либо еще чего-нибудь, но обязательно с перчиком, с приятной сердцу непристойностью. Человек-гора обычно радовался, словно ребенок с новой любопытной игрушкой в руках.
Реддвей по-прежнему руководил интернациональным Центром по подготовке спецназа, созданным под эгидой ООН для борьбы с международным терроризмом еще в середине девяностых годов. На первых порах это была очень серьезная организация, которой удалось провести несколько крупных антитеррористических операций. И Александр Борисович Турецкий, сам немало сделавший для ее становления, был в ту пору заместителем Пита. Еще у этой организации было внутреннее, расхожее название – «Файв левел» – пятый уровень, определявший высшую степень общения.
Бывший заместитель директора ЦРУ Питер Реддвей сам себя никаким «бывшим» не считал, и потому уровень его собственного «общения» был необычайно высок. И если он, выполняя некоторые просьбы Турецкого, своего вечного заместителя, которого он ни за что не отпустил бы, тем более не уволил, опять-таки в силу личной приязни, – если он говорил «да» или «нет», то оставалось верить ему безоговорочно. Независимо от того, в какой степени в данный момент благожелательны или, напротив, обострены взаимоотношения между правительствами. В конце концов, правительства и президенты приходят и уходят, а борьба с международным терроризмом становится все напряженнее и изощренней. Так он говорил, но, к сожалению, что-то в последнее время эта самая борьба казалась менее заметной. Или же виновата сила ностальгии по недавнему прошлому, когда Александр, находясь в Гармише-Пантеркирхене, у подножия Альп, где располагался Центр, читал в нем лекции и сам принимал участие в операциях.
Знающие люди говорят: не возвращайся в места своей прежней любви, можешь испытать разочарование. Это если понимать «любовь» узко и конкретно. А если постараться распирать это понятие, то ничего печального в этом нет. Наоборот, иной раз еще и подзарядишься энергией молодых, пришедших тебе на смену.
Одним словом, посещение Пита Реддвея в его «норе» было событием приятным.
И поэтому прямо с утра, призвав на помощь Грязнова, Турецкий ринулся по магазинам в поисках чего-нибудь особенного. Но как назло, все было пристойным. Ну не в секс-шоп же идти! В конце концов, выручил все тот же Славка, который был достаточно знаком с Питом по его пребываниям в Москве и тоже изучивший вкусы обжоры-Реддвея. На Центральном рынке Вячеславу пришлось кое с кем пошептаться, кто-то куда-то побежал, и уже третье лицо притащило давно уже позабытый любителями вкусной пищи пятикилограммовый фаянсовый бочонок с самой натуральной украинской колбасой с чесноком, залитой по края салом. Ну а в качестве дополнения был куплен здоровенный гжельский петух, по горло наполненный водкой. Водка была обычная, зато петух – просто выдающийся, особенно когда извергал из горла сверкающую струю.
Грязнов же и отвез Александра в аэропорт.
Вчера Александру каким-то самому себе непостижимым образом удалось избежать признаний Ирине Генриховне по поводу случившихся с ним неприятностей. Присутствовавший при сем Грязнов только диву давался, признавая дипломатические таланты приятеля. Но теперь Александр улетал, а Вячеславу предстояло брать на себя самую неблагодарную миссию: объяснять Ирине, куда девалась машина.
Ключи от сейфа Турецкого позвякивали в кармане у Грязнова, а вчерашний допрос Ангелины он уже успел прочитать. И еще он рассчитывал, что до возвращения Турецкого ему не будет грозить необходимость встречи с Нолиной. Впрочем, на то есть и следователи, и оперативники. В общем, давай, Саня, шуруй и не задерживайся…
На том и расстались.
Уже в самолете Турецкий обнаружил, зачем-то открыв кейс, неизвестно каким образом появившуюся там фляжку с коньяком, и это показалось ему добрым предзнаменованием. Поэтому и полет прошел очень спокойно. И приземлились в том же часу, в котором взлетали, и дневное солнце ожесточенно плавило асфальт.
Под вечер на автомобиле, взятом в сервис-центре аэропорта, Александр Борисович въезжал в ворота Центра.
Питер был уже предупрежден о его приезде. Костя позвонил из Москвы. И Турецкого ожидал радушный прием. Старина сам вышел на площадку перед входом в офис и стоял, широко раскинув руки, приглашая Турецкого в свои медвежьи объятия.
Поднялись на второй этаж, где Реддвей устроил свой просторный кабинет. Прежде, как помнил Александр, он был на первом.
– А почему теперь здесь? – удивился он, зная, что Питер больше всего не любит куда-то ходить, подниматься, вообще перемещаться в пространстве.
– Чтобы не расслабляться, Алекс! – многозначительно потряс тот толстым, как добрая сарделька, указательным пальцем.
Уселись, Турецкий поставил у ног сумку с сувенирами. Рядом – кейс.
– Ну? – нетерпеливо, как ребенок в Рождественскую ночь, с ходу заявил Питер.
Ясно ж, на что он намекал.
Вручение подарков происходило под громогласный, раблезианский хохот человека-горы. Он обнимал бочонок с колбасой как дитя, покачивая и прижимая к груди, а глаза его жадно поглядывали на серебристую струйку, льющуюся из петушиного горла в стакан для виски. Наконец он успокоился и заявил, что Алекс, если у него имеется такое желание, может остановиться в своем бывшем номере.
– Он что, так и не занят? Может, стал мемориальным? – с юмором поинтересовался Турецкий.
– Ты помнишь, у нас было два места, где мы могли говорить спокойно: у меня и у тебя. Поэтому иди к себе, приготовься к обеду, а потом отправимся к тебе и будем обсуждать то, что меня просил обсудить с тобой наш друг Костя. Такой план на вечер.
– Слушаюсь, мой генерал! – Турецкий лихо кинул два пальца к виску.
…Питу не надо было ничего объяснять. Он понял суть после нескольких первых же фраз, произнесенных Турецким. Широким жестом остановил Александра.
– Я думаю так, – заявил он. – Наш друг Костя прислал тебя, чтобы ты уговорил старину Пита продегустировать…
– Скорее, провентилировать, – поправил тактично Турецкий.
Реддвей на миг задумался, кивнул и продолжил:
– Да, можно и так… – Он поднял голову и посмотрел на огромные лопасти вентилятора над собой, сделал несколько круговых движений толстым пальцем. – Провентилировать, – повторил со вкусом, – какая сволочь могла наехать на вашу субмарину, так?
– Может, и не сволочь, Пит. Бывают же и просто ошибки.
– Да, бывает все… Я почему угадал? В эти дни слишком много высказано предположений, оправданий, обвинений, но еще никто не сказал ничего конкретного. Между прочим, если быть справедливым, уж я-то знаю, что за тридцать последних лет произошло порядка двух десятков столкновений наших субмарин с вашими…
– Ага, и более десятка в непосредственной близости от нашего побережья. Вблизи баз и на полигонах. Так что нет ничего удивительного.
– Алекс, я глубоко сочувствую вам. Мне искренне жаль, что случилась такая трагедия и погибло много людей. У нас еще будет возможность при расставании поднять, как ты говоришь, за их память. Но я хочу сказать вот что. Сегодня ночью, когда ты будешь спать, я пойду на связь с Вашингтоном. Но ты помнишь наш прежний уговор?…
– Да, Пит, и не требую от тебя невозможного.
– Мы понимаем друг друга. А теперь расскажи подробно о наших друзьях в Москве…
Утром следующего дня, во время завтрака, Реддвей был спокоен и даже благодушен внешне. Ел с обычным жадным аппетитом. Разговор касался мелочей, главным образом общих знакомых в России и Соединенных Штатах. Турецкий ждал, зная, что Реддвей во время еды не терпит никаких служебных дел. А когда закончили и перешли из кафетерия – через мост – в корпус, где находился кабинет Пита, чтобы спокойно покурить после завтрака – Пит свою неизменную сигару, а Турецкий традиционный «Честерфилд», непочатую пачку которого Реддвей подвинул к Александру – тоже помнил его вкус! – наконец состоялся деловой разговор.
