Андрей Троицкий - Суд Линча
– Я ничего у вас не воровал, – сказал Леднев, хотелось курить. – Я действовал открыто, ни от кого не прятался. И от вас не прятался.
– Не прятался, – передразнил Некрасов. – Лучше бы прятался. Закон любовного союза: ты не знаешь, я не знаю – и всем хорошо. Но вы очень хотели, чтобы я все узнал. Вы даже не захотели создать какую-то видимость приличия. Одной рукой гребли мои деньги, другой рукой лапали мою любовницу. Скажу честно: редко мне встречались такие хамы.
* * *Некрасов сделал правый поворот, такой крутой, что завизжали покрышки. Леднев меланхолично наблюдал, как «дворники» смахивают с лобового стекла дождевые брызги. Некрасов молча гнал машину вперед и вперед, продолжая дышать тяжело и неровно. Он справился со своим дыханием минуты через три.
– Надеюсь, вы понимаете, что наше, так сказать, творческое сотрудничество закончилось. Я поговорил с Надей, поставил её в известность о своем решении, – Некрасов прикурил следующую сигарету и тут посмотрел на Леднева, ожидая какой-то реакции на последние слова. – Я-то думал, вы станете у меня в ногах валяться, прощения просить и давать обещания. Но вы и сейчас не хотите ничего изменить, не желаете воспользоваться последней возможностью что-то исправить.
Леднев молчал, смотрел вперед на дорогу и гадал, на какой край света их занесло. Голос Некрасова теперь звучал спокойнее.
– Тем лучше. И для меня и для вас самих. Наде, если это вам интересно, я найму другого режиссера. Без претензий. На этом кончим эти дебаты. Но под свой будущий фильм вы получили с меня деньги. Как вы думаете возвращать долг? Сумма для вас, конечно, ничтожная, – Некрасов сладко улыбнулся. – Если я не ошибаюсь, вы получили с меня двадцать тысяч долларов на первичные расходы. Понимаю, траты у вас были. Личные траты. Но тратили вы мои деньги. Итак, двадцать штучек. За три с лишним месяца на эту сумму набежало сто процентов. Такова моя ставка. Кроме того, вы пользовались Надей, так сказать, брали её в аренду. И мне полагается плата, – Некрасов расхохотался фальшивым смехом. – Но я не сутенер. Этот должок я прощу. Но учту моральные издержки. Их я оцениваю не слишком высоко. Вы ведь больше навредили себе, чем мне. Еще двадцать тысяч для ровного счета. Итого шестьдесят тысяч.
– Не много ли? – спросил Леднев.
– В самый раз, – Некрасов недобро покосился на него. – Думаю, десять дней вам хватит, чтобы собрать требуемую сумму. Лучше для вас, если не станете тянуть с этим долгом. Будут капать проценты и проценты на проценты. А если не вернете деньги через месяц, я продам ваш долг другим людям. И они получат с вас все. Сам я деньги выбивать не умею. Так что, вам выгодно уладить эти проблемы лично со мной.
– У меня нет и быть не может таких денег, – сказал Леднев. – И вы это знаете.
– У вас есть имущество, недвижимость, – Некрасов кашлянул. – Квартира есть. Значит, вы платежеспособны. Всегда можно договориться.
– Вы очень добры, но юридически безграмотны. Сумму морального ущерба определяет суд, а не потерпевший. А шантажисты, они часто заканчивают свои операции в СИЗО.
– А умные режиссеры часто заканчивают на кладбище, – Некрасов съехал на обочину и остановил машину. – Или в дорожной канаве. До сих пор вы находитесь в добром здравии только потому, что я не люблю крови.
– Не разыгрывайте из себя Бога, эта роль не для вас, – Леднев достал из кармана платок и тщательно высморкался. – Я верну вам деньги через десять дней. Не знаю, где их возьму, но верну. Ровно двадцать тысяч. Столько я у вас брал под будущий фильм. И никаких процентов и никаких компенсаций. Моральные издержки есть и у меня.
– Убирайтесь.
Некрасов уставился на Леднева тяжелым взглядом. Левое веко Некрасова подергивалось.
– Вы обещали отвезти меня в Москву.
Леднев понимал, что нужно уходить, но упрямо не двигался с места. Он наблюдал, как левое верхнее веко Некрасова поднималось и снова падало. Всю дорогу не напоминавший о себе телохранитель завозился на заднем сиденье. Телохранитель поднес свои губы ближе к уху Леднева.
– Ты сам выйдешь, сука, или тебе помочь? – спросил он в полголоса.
– Сам выйду, сука, – ответил Леднев.
Распахнув дверцу, он тут же утопил замшевый ботинок в грязной луже. Чертыхнувшись, выбрался на дорогу и зашагал по кромке асфальта в обратном направлении. Машина развернулась, обогнала Леднева и через несколько секунд исчезла за дальним поворотом.
Леднев шел по обочине, хлюпая промокшими ботинками и то и дело вытирая с лица дождевые капли. И слева и справа уходили от пустой дороги к дальнему лесу поля, засаженные свеклой. Неподвижное в серых тучах небо нависло над землей. Леднев остановился, снял ботинки, отжал и сунул в них носки, засучил брюки. Асфальт оказался неожиданно теплым. Через километр Леднева обогнал бесшумный велосипедист в прорезиненном черном плаще с капюшоном, похожий на персонаж черно-белого фильма, нечаянно съехавший с экрана. Запоздало Леднев что-то крикнул ему вдогонку, но велосипедист не остановился, продолжил свое немое путешествие.
Навстречу из-за поворота показался трактор с пустым громыхающим прицепом, и Леднев, выйдя на середину дороги, помахал водителю рукой, чтобы остановился. Трактор съехал на обочину, открылась дверца кабинки и показалась чумазая стариковская физиономия. Старик поправил глубоко сидящую на голове кепку и подозрительно уставился на босые ноги Леднева.
– Слышь, дед, тут до станции далеко? – спросил Леднев, подняв голову кверху.
– Смотря до какой станции, – дед не отрывал взгляда от босых ног Леднева.
– До той, откуда поезда до Москвы идут, – пояснил Леднев и подумал, что дед вовсе не дед, а мужчина примерно одного с ним возраста. Просто его старит трехдневная седая щетина и эта дурацкая кепка, натянутая на самые уши.
– А то я думал до сельхозстанции. А до железки километров пять. Только идти вам в другую сторону.
– Довези. На бутылку заработаешь.
В Москву Леднев добрался вечером и решил не забирать машину от офиса Некрасова, а отложить это дело до завтра, а пока отправиться домой, напиться горячего чая с коньяком и залезть в ванную. Но придя домой, он только переоделся в махровый халат и почувствовал такие властные позывы ко сну, что не нашел сил им сопротивляться. Выключив телефон, Леднев повалился на кровать и проспал до глубокого вечера.
* * *Перед тем как начать стряпать яичницу, Леднев посмотрел на часы и чертыхнулся. Начало двенадцатого, а Мельников обещал позвонить в одиннадцать. Телефон все ещё оставался отключенным. Леднев прошел в большую комнату, включил телефон и хотел было возвращаться обратно на кухню, но тут раздался звонок. Голос Мельникова казался слишком возбужденным.
– Ты что, выпил? – спросил Леднев.
– Точно, я выпил, – подтвердил Мельников. – Но у меня есть уважительный повод.
– Хорошие новости? – Леднев, давно не получавший хороших новостей, разучился им радоваться. – Ты съездил на дачу?
– Конечно, съездил, иначе, зачем я приезжал к тебе среди ночи за ключами от дачи? – Мельников хихикнул.
– Так что у тебя за новость? – Леднев взял со столика сигареты и зажигалку.
– Сногсшибательная новость, но это не для телефона, – ответил Мельников. – Я звоню из людного места, нас смогут услышать полгорода. Поэтому завтра в это же время оставайся дома, никуда не выходи. Пока у меня только одна хорошая новость, возможно, завтра будет две новости. Это много для человека, сразу две хороших новости.
– Ничего, я выдержу.
– Тогда до завтра. Моя банкирша отпустит меня ради такого случая, – Мельников повесил трубку.
Леднев подумал, что в такое время Надя, пожалуй, ещё не спит. Он набрал её номер и попросил о встрече завтра днем.
– А где мы встретимся? – голос Нади звучал сонно. Леднев назвал адрес открытого кафе на берегу Москвы-реки.
– А почему так далеко? – спросила Надя.
– Это совсем не далеко, – ответил Леднев. – И тебе там понравится, если погода будет хорошая.
Глава двадцать вторая
Первое осеннее ненастье сделало неуютным открытую веранду летнего кафе на берегу реки. Леднев сидел за круглым белым столом из пластика, смотрел то на Надю, сидящую напротив, то на чахлые сосны и тополя за её спиной. С его места просматривалась и река, и пустая автомобильная стоянка, и дальняя панорама города. Асфальтовая дорожка, мокрая после недавнего дождя, залепленная желтыми листьями, вела от кафе вниз по береговому склону к самой реке. По дорожке поднимался старик в плаще и шляпе. У его ног семенила рыже-черная такса, выставившая вперед длинную умную морду. Красно-белый брезентовый тент, укрепленный над верандой, хлопал, как парус, поймавший попутный ветер.
– Может, пойдем в помещение? – спросил Леднев, кивнув на павильон, за стеклами которого стояли такие же, как на веранде, круглые столики и белые стулья, с вычурно изогнутыми спинками.
