Феликс Меркулов - Хроника отложенного взрыва
— Хреново, — сказал Полуяхтов.
— Я дал команду: найти и забрать «дипломаты».
— Твои люди смогут сделать это быстро и тихо? Что молчишь?
— Постараются.
— Да или нет?
— Н-нет… Скорее нет.
— Скомандуй отставить. Я все улажу.
— Спасибо тебе. — У Ермакова немного отлегло от сердца. Если Полуяхтов сказал «улажу», значит, действительно уладит. Черт, но все равно как же он вляпался!
— Ты когда ложишься в госпиталь?
— Через неделю.
Перед увольнением адмирал должен был пройти медкомиссию в госпитале. Стационарно.
— Ложись завтра. Ускорь процесс увольнения.
— Хорошо. Спасибо тебе еще раз.
«Беспомощный, как щенок, — подумал Иннокентий, положив трубку. — Ни на кого нельзя положиться. И мы еще хотим быть великой державой. Что за страна?! Непуганые идиоты».
Борис Брайчук аккуратно сложил документы в «дипломат». Кроме материалов, пришедших из Интерпола, там были еще и оперативные наработки. Его подчиненные знали свое дело: теперь ему известно об операции «Праведный гнев» почти все. И он собирался утопить Полуяхтова.
Так же как и Гольцов, Брайчук знал: в нашей стране до сих пор решают все исполнители. Поэтому все зависит от того, к кому попадет папка. Просто так в Генпрокуратуру с ней не придешь. Да и нет никакого смысла идти в Генпрокуратуру. Не тот случай.
Машина ждала его у подъезда. Охранник открыл перед ним дверь. Брайчук сел на заднее сиденье и скомандовал:
— В администрацию президента.
Силовые структуры курирует административный отдел. Как некогда в ЦК КПСС, здесь дергают за невидимые ниточки, включая и выключал ведомства, где люди носят погоны.
У Полуяхтова было много знакомых в администрации, расположившейся на Старой площади, недалеко от Кремля, в бывших апартаментах ЦК КПСС. Но там хватало знакомых и у Брайчука. Внешне все живут мирно. Улыбаются при встрече в застеленных красными коврами коридорах. Но за пазухой каждый держит нож. Так, на всякий случай. Вдруг оказия подвернется вонзить в спину товарищу и занять его место.
Брайчук приехал к своему человеку, занимавшему отдельный кабинет, что было хорошо. Но без секретарши. Это плохо. Уже не тот вес.
После коротких предисловий, то да се, как дела, генерал рассказал о «Праведном гневе», выложил на стол документы.
— Я не уверен, что правительство санкционировало эту операцию. Скорее всего, чистая самодеятельность, — подчеркнул Брайчук. — Они не понимают, какой ущерб могут нанести безопасности страны. И престижу. Интерпол уже в курсе.
Чиновник согласно кивнул. Их взгляды встретились. «Какая безопасность, какой престиж, — говорили глаза изучающих друг друга собеседников. — Главное, что эти ребята проворачивают свои дела, а ни с кем не делятся! С тобой поделились? Нет. Вот видишь, и со мной нет. Оборзели совсем».
— Оставь, я почитаю, — сказал чиновник.
Чиновник не любил Полуяхтова и прикрывавших его в администрации президента друзей. Потому решил дать бумагам ход. Написал докладную, зарегистрировал, как положено, в канцелярии, чтоб все официально было, а не выглядело как подлые интриги. Отнес кому надо.
Но чиновник, увы, кое-что упустил. Вообще, если бы он всегда все предусматривал, то не сидел бы в кабинете без секретарши. И не ездил бы на служебной машине, как лох, без мигалки.
В канцелярии много глаз и ушей. Оттуда информация ушла к сторонникам Полуяхтова. Они предупредили товарища, а сами первыми поспешили в тот кабинет, в который направлялся чиновник с компроматом. Кто первый поделится, тот и прав. Как — чем поделится? Информацией.
Для Полуяхтова это был сильный удар. Операцию «Праведный гнев» пришлось спешно сворачивать. Друзья постарались, подали вышестоящим все в более выгодном свете, смягчили последствия, но полностью дезавуировать компру, конечно, не удалось. А деньги, которые пришлось потратить, чтобы замять скандал, пробили брешь в бюджете не только операции, но и в личном кармане генерала. Опять же друзьям пришлось компенсировать издержки, они хоть и хорошие парни, но отнюдь не бессребреники.
Прошла череда очень неприятных разговоров с директором СВР и его замами. Давно его так не полоскали. Впрочем, начальников легко понять: из-за него они получили хорошую накачку. В какой-то момент ему даже казалось, что кресло под ним покачнулось.
«Все прогнило, — думал в такие моменты Полуяхтов. — Насквозь».
Он прекрасно понимал, что его противники тоже не лыком шиты. Копать не перестанут. Особенно Брайчук… «Злопамятный, скотина, — думал о нем Иннокентий. Поэтому, пока его не уволили (и, даст бог, не уволят), надо было заметать следы. Рубить концы. — Эх, Толя, Толя. Провалил такую блестящую операцию. Ну что ж, не обижайся».
— Ну как? — Михальский посмотрел на Гольцова.
— Порядок. Завтра в девять тридцать.
— Отлично. Завтра надень тот же костюм, в котором ходил в гости к адмиралу.
— Почему?
— Это счастливый костюм. Я тоже оденусь точно так же.
Гольцов договорился о встрече с судьей, который рассматривал дело Заславского. Хотели показать ему откровения Ермакова.
— Это военный суд, там мин не будет, — улыбнулся Георгий.
— Ты все равно надень костюм. Он не подведет.
— Сколько вы служите? — врач-венеролог посмотрел поверх очков на Ермакова.
— Больше двадцати календарей, — ответил Ермаков.
Календари — означали чистые годы, календарные, а не в льготном исчислении.
— В Москве сколько?
— Больше десяти лет.
— И ни разу не были у меня? — Венеролог с удивлением полистал карточку адмирала. — Хм, странно.
— Почему же? — Ермакову был неприятен и тон, и сам вид пожилого доктора, разговаривавшего с адмиралом как с лейтенантом каким-то. — Разве обязательно бывать у вас?
— Да как вам сказать… Обычно люди как-то заходят. Все в жизни бывает. Тем более у адмиралов.
Доктор объяснил, что впервые встретил человека, прослужившего так долго в Москве и ни разу не лечившегося у него.
— Вы в некотором роде уникум. Как вам это удалось?
— Очень просто: я всегда имел высокие моральные устои. — Анатолий улыбнулся.
— Похвально…
Ермаков лежал в отдельной палате с телевизором, холодильником и телефоном. На полу красный ковер. На журнальном столике в вазочке ждали своей участи свежие фрукты. В общем все, как у людей.
Вечером в палату заглянула незнакомая медсестричка с остреньким, как у лисички, носиком.
— Здравствуйте, Анатолий Борисович, — она мило улыбнулась, отчего адмиралу вдруг стало еще радостнее.
— Здравствуй, э-э…
— Таня. Я дежурная медсестра.
— Что-то не помню тебя.
— Я новенькая.
Жадный взор адмирала прошелся по ножкам в черных колготках, по очень короткому халатику с разглаженным воротничком и с расстегнутыми верхними пуговками. Было видно начало грудей, стесненных ажурным темно-синим лифчиком. Ермаков почувствовал волнение.
— Вам доктор прописал таблеточки дать и укол поставить. — Таня улыбнулась.
— Какой укол? — удивился адмирал.
— Витаминный. У вас же кардиограмма плохая. А доктор сказал, что такие люди еще нужны стране. — Девушка кокетливо посмотрела на Ермакова.
Когда такие девушки так смотрят на мужчин, у последних обычно отключаются мозги.
— Вот и прописал витамины для укрепления сердечной мышцы, — закончила она. — Пойдемте в процедурный.
Таня сделала укол легко и быстро. Ермаков ничего не почувствовал.
— Все? — удивился он.
— Да.
Адмирал натянул синие штаны от фирменного костюма «Найк» и повернулся к медсестре. «Глаза у нее светло-синие, как небо», — отметил он. Только это были не пустые глаза глупышки, а умный, даже скорее мудрый взор девушки, знающей себе цену. И еще многое другое.
— Вы прекрасно ставите уколы, — сказал Анатолий. — И у вас прекрасные руки.
— Спасибо. — Таня мягко улыбнулась.
— Могу я пригласить вас на чашечку кофе?
— Заходите, я буду здесь всю ночь. — Ее голос прозвучал так, что у адмирала от сладостного предчувствия пересохло горло.
В палате Анатолий не мог найти себе места. Он смотрел телевизор, но не понимал, что на экране. Ходил из угла в угол, но представлял Таню. Брал в руки фрукты, но клал обратно.
Сердце его стучало сильно и громко. Так что даже слегка кружилась голова.
«Это уже любовь или пока только дикое желание?» — пытался мысленно шутить адмирал. Но ему было уже не до шуток. Он захотел увидеть ее еще раз. Прямо сейчас. Немедленно.
Анатолий вышел в коридор.
Дверь в сестринскую была открыта. Там сидела Герда, высокая, как жердь, медсестра, которую адмирал давно знал. Под халатом у нее был желтый свитер — Герда постоянно мерзла. В руках она держала женский роман.
