Вячеслав Белоусов - Прокурор Никола
– Вот, – покачал головой Порохов, – поэтому за границу канать не на бздюм[62], а всем вместе надо. Прихватить заложника понтового и сваливать. И еще, чтобы все знали. Натырили мы, братва, я уже вам прикинул на счетах, лимона на два, как минимум. А за такие деньги вышак катит автоматом, если возьмут нас. Так что выбирайте.
– Ты в угол загнал, – заскрипел зубами Седой. – Тут и выбирать нечего. Только за бугор. Однако объясни-ка мне, командир, вроде ты молчал все, а тут вдруг про ментов да тюрягу заговорил. Вроде не пугал раньше. На хвосте кто у нас? Засветились мы? Все вокруг да около?
– Давно ждал я от вас этого вопроса, – Порохов помолчал, обдумывая. – А вот сейчас спросил ты меня, и не знаю, что отвечать. Но отвечу!.. Товаром нашим поручили мы заниматься серьезным людям.
– Аргентум же их нам отыскал! – нахмурился, сжался весь Седой. – Божился за них, как за себя!
– Младшего Каина повесили, измордовав, – сухо напомнил Порохов, – и деда, Арона старого, на тот свет спровадили. А охотились мокрушники за нашим рыжьем.
– Кто же тот гад? – подскочил, сжав кулаки, Хабиба. – Задушил бы, падлу!
– Я бы тоже дорого дал, чтобы узнать, – осадил его взглядом Порохов, – одно могу сказать точно: убийца шел за нашим товаром. За нашим. И еще скажу. Приметы мне выдал покойник. Я уже вам говорил. Рыжим был тот мерзавец. И фиксу имел. Желтую. Спереди на челюсти.
Порохов обвел всех подозрительным взглядом и ткнул пальцем в Тимоню.
– Как у него.
Тимоня сжался, схватился за рот обеими руками.
– Ты что? – закричал он, бледнея. – Ты что говоришь, Эд? Я ж только вставил. Сам знаешь.
– У тебя и раньше была, – отмахнулся от него рукой Порохов, как от мухи. – Не куксись. На другого нашего дружка та падла похожа…
– Аргентум! – завизжал Хабиба.
– Аргентум! – ахнул Седой.
– Вот и я думаю, – подвел черту Порохов. – Поэтому его и нет среди нас.
– Урыть гада! – застучал по столу кулаками Хабиба. – Казнить при всех!
Со всех сторон посыпались ругательства, проклятия, угрозы.
– Что ты молчишь, Эд? – Тимоня притиснулся к Порохову, затряс его за плечо. – Решать надо.
– Я ваше мнение теперь знаю, – легонько оттолкнул от себя Тимоню Порохов. – За этим и собирал. Теперь я сам с Аргентумом буду говорить. Хочу в глаза ему заглянуть… Услышать, что скажет эта гнида. А потом вам его приведу. На общий суд. Ну а теперь по домам, братва!
– А про бугор, Эд? – не отставал от него Тимоня. – Всерьез?
– Конечно, шкет, – заворошил ему рыжую голову Порохов. – Такими делами не шутят.
– А меня возьмешь?
– Ну куда ж мне без тебя! Вот банк уделаем. Загребем деньжищ. А там и к буржуям. Только захватим с собой кое-кого.
– Кого, Эд?
– Много будешь знать – плохо будешь спать, – улыбнулся Порохов.
– Ну ладно, Эд, скажи.
– Серьезные они люди, шкет. Не нам чета. Могут не захотеть туда с нами.
– А как же тогда?
– Тогда? Ну тогда мы их очень попросим.
Нападение
Как задумали, так все и получилось, но только, как в сказке, – на третий раз. Первый раз в банке денег не оказалось, и кассирша возвращалась на завод пустой. Второй – хуже, и деньги везли в автобусе, но шофер попался умелый, вывернул из-под «москвича», который Седой раскорячил посредине дороги, и умчался, даже не остановившись то ли с перепугу, то ли сдуру. А в третий раз как по маслу. И Ксения из банка выпорхнула вслед за кассиршей, головой качнула, мол, все в порядке, и мотоциклы не подвели: удалось и догнать «Кубань» с деньгами, и обогнать еще до моста, да так, что время подготовить дымовые шашки осталось.
Лишь только шофер, в поисках помехи матерясь и кляня весь белый свет, вывалился из дверей «Кубани», туда впрыгнул из дыма и грохота легкий Жорик в черной маске, выстрелом из обреза вышиб дыру в потолке и, оглядев четырех обезумевших от страха женщин, сказал:
– Не кричите.
Можно было вообще ничего не говорить или, например, сказать для хохмы «пожалуйста», потому что тем было не до него: три вниз лицом уткнулись в пол, а четвертая тряслась и задыхалась, провалившись на драном сиденье. У ее ног и лежали два мешка. Жорик сразу угадал, что банковские: видна маркировка, цвет защитный и вид фирменный. Да и тяжелые, черти! Особенно тот, что поменьше, металлические монеты гремели. Почувствовал вмиг, как только схватил. Сам в дверь и был таков. Словно призрак исчез, как и явился.
За автобусом дожидался Тимоня на мотоцикле. Маску в карман и смылись.
Все мирно, как по нотам.
Так через несколько часов и поведал Жорик Порохову, лежащему на кровати с гипсовым «воротником» на шее.
– Нет, Эд! – взахлеб перебивал Тимоня, дергаясь и не унимаясь тут же рядом. – Дыма, грохота сколько! Тьма, облако дыма над нами! Все в дыму! Как ты там видел в автобусе-то, Жорик? Я чуть не сдох от страха за тебя, дожидаясь на «ковре»! Думаю, мол, ни черта там не найти! А он выскакивает. Нате вам! Фантомас с мешком! И мы – ходу!
– А бабу, значит, не трогал? – допытывался Порохов, не двигаясь.
– Чего ее трогать-то? – Жорик небрежно бросил к кровати мешки с деньгами. – Нужды не было. Зачем?
– А деньги проверил?
– Да что ты, Порох? В самом деле! – обиделся Одоевцев. – Я открывать не стал. Один мешок с бумажными, второй с монетой. Тяжелый и брякает.
– Не обижайся. Как в сказке все, даже не верится!
– Вон мешки. Считай.
– Одежду у Бовари спрятали?
– Там переоделись, – кивнул Одоевцев.
– А мотоциклы?
– На дне затона.
– Обрезы?
– Пригодятся еще.
– Нет. Я два раза стволы с собой одни и те же не таскаю на дело.
– А ты и не таскал.
– Не понял?
– Чего ты не понял? Я ствол не отдам. С Аргентумом еще разбираться. Сам говорил, что у него пушка милицейская. Что же, прикажешь его голыми руками брать?
– С Аргентумом я сам разберусь.
– Разобрался уже один раз. Второго случая он тебе не представит. Из пушки шлепнет. – Одоевцев махнул рукой. – Да чего говорить-то! Тебе же лежать да лежать. «Воротничок» не скоро теперь снимут.
– Ну-ка, помоги мне подняться! – Порохов сверкнул глазами.
К нему бросились, подхватили с боков, помогли сесть на кровати.
То, что случилось с Пороховым, никто и сам он предвидеть не мог. Готовясь к нападению на банк, прорабатывая и обсуждая все мелочи и детали, распределяя роли, Порохов не забывал о Серебряном. Подозрения, что тот убил племянника и покончил с Ароном Мизонбахом, да еще готовил подлянку – пытался заграбастать их общие ценности, не покидали его. Тимоня, ведя наблюдение, докладывал ежедневную информацию. Ничего особенного не происходило. Серебряный ни с кем не встречался, из дома не вылезал, по-прежнему много и тяжело пил. И тогда Порохов решил встретиться с ним сам и еще раз объясниться. Перед предстоящей операцией опасно оставлять невыясненной такую нешуточную ситуацию. Ночью, не предупреждая никого, он приехал к Серебряному и предложил поговорить на даче, намекая на банк. Тот засомневался – почему один на один, а не при всех? Но сдался, сел на заднее сиденье. Что произошло в пути, Порохов мог теперь только догадываться. Он гнал, торопясь, до утра оставалось немного. За спиной пьяно мычал Серебряный. Вдруг тот дернулся ни с того ни с сего вцепился в водителя, и мотоцикл повело на дерево. Единственное, что еще помнил Порохов, Серебряный вылетел с сиденья раньше, потом был удар и – больница. У него – вывих шеи и этот чертов «воротник». Тимоня прибегал в больницу, передавал, что Серебряный тоже угодил на койку поблизости. К Порохову зачастил участковый, а Серебряный сгинул. Тимоня не нашел его ни в больнице, ни дома.
– Обрез тебе не понадобится больше, Жорик, – убеждал Порохов Одоевцева. – Аргентум мой. А денег хватит надолго. Да и ни к чему нам пушки. Без них легче на душе. Не люблю я смерть.
– А как же Аргентум?
– То – другое дело.
– А откуда у него пистолет взялся?
– Ты не из милиции, брат? – улыбнулся Порохов. – Любопытным стал. Не узнать после сегодняшнего.
– Он у нас орел! – суетился Тимоня.
– Орел – не орел, а обрез не отдам, – хмуро сказал Одоевцев. – А вот выпить хотелось бы. Голова что-то раскалывается. Переволновался я.
– Тимоня, неси! – мигнул Порохов адъютанту. – А Ксения где? Кассир нужен. Сейчас посчитаем.
– Они с Бовари шмотки наши жечь пошли.
– Зачем жечь?
– Надежней.
– А твой обрез где? – уставился Порохов на Тимоню, когда выпили водки.
– И я схороню, Эд. Могила. Не беспокойся.
– Ну вот что, братва. Я смотрю, вы быстро хамить начинаете. Почуяли, что я ни рукой ни ногой. Это ведь все пройдет. У меня правая тяжелая.
– Ну что ты, Эд, – заскулил Тимоня.
– Чтобы обрез похерил! Понял?
– Да ладно.
– Не ладно! Сегодня же выбросишь в выгребную яму! А ты проследи! – Порохов глянул на Одоевцева.
– Считай, уже в дерьме ствол, – тихо доложил тот.
– Ну давай, открывай мешки-то, – улыбнулся ему Порохов.
