Энн Перри - Скандал на Белгрейв-сквер
— Пожалуйста, не пересказывайте, — быстро остановила его Фанни. — Я предпочла бы услышать ваше собственное мнение. — Сказав это, она испугалась, что была чересчур смелой, и поскольку для нее самым важным было знать, что он думает о ней, она так отчаянно покраснела, что ей пришлось отвернуться.
— Вы очень любезны, — тихо сказал Фитцгерберт. — Боюсь, что я не выдержу сравнения с ним.
— Я не знаю, что смогла бы ответить человеку, который знает все, — ответила Фанни с робкой улыбкой. — Я бы чувствовала себя подавленной.
— Ну что вы…
— Да, но я ни за что не показала бы этого, — ответила Фанни, обретая какую-то долю своей смелости.
Фитцгерберт весело рассмеялся.
— Это значит, что мне никогда не узнать, произвел я на вас впечатление или нет?
— Надеюсь, что никогда.
Так они мило пикировались, скрывая за малозначащими словами подобие легкого флирта, который так часто возникает на званых вечерах, когда двое нравятся друг другу. Но в глубине их что-то зрело и креп-ло, взгляды были красноречивей невысказанных слов, менялись интонации голоса и выражение лица; смех внезапно сменялся смущением, затем горьким сознанием непрочности всего, что с ними происходит, и внезапной нежностью друг к другу, острым ощущением радости и новизны. За всем этим, однако, прятался страх, предвестник неминуемой боли и разочарования.
Когда к ним присоединилась Оделия Морден, бледная, с крепко зажатым в пальцах бокалом, Шарлотта, к своему великому удивлению, почувствовала острую жалость к бедняжке. Она не любила Оделию и считала ее холодной и надменной. Теперь, увидев ее лицо, Шарлотта не сомневалась в том, что Оделия знает о своем поражении. Это еще не свершившийся факт — она все еще помолвлена с Фитцгербертом, и разрыв с нею был бы ударом по его честолюбивым планам. Но, услышав его смех, почувствовав магию его обаяния, мисс Морден поняла, что таким он с нею никогда не был. Это открытие причинило нестерпимую боль. Оделия была настолько потрясена, что на мгновение утратила свою естественную способность не уступать без боя.
Встретившись взглядом с побледневшей и все понявшей Фанни, она не сразу отвела глаза. Какое-то время они смотрели друг на друга, и для них перестала существовать оживленная праздничная толпа гостей — даже Герберт, ставший вдруг расплывчатой тенью. Обе реально ощутили, как что-то произошло. Впервые в своей жизни молодой политик оказался заложником собственных чар, которые столь щедро дарил, порождая надежды и мечты, теплоту отношений, спасение от одиночества и полное понимание. Эти дары были столь драгоценны, что утратить их казалось невозможным, невзирая на реальность.
Оделия вдруг узнала то, чего не знала раньше, но, поняв это, уже не могла уберечь то, что имела.
Фанни стало ясно, что она полюбила чужого нареченного и теперь не способна полюбить никого другого. Девушка прекрасно понимала, что она не его круга и честолюбивые планы Фитцгерберта делают их союз невозможным. Если он откажется от Оделии, ему это не простят.
Знал это и Герберт, но не собирался с этим соглашаться. Лишь чувство вины слегка тревожило его, когда он, пока еще безотчетно, подумал о том, как поступает с Оделией. Но он не позволил этому чувству взять власть над собой.
Так, словно застыв, они стояли вчетвером, пока Шарлотта, наконец не выдержав, не стала о чем-то говорить, чтобы рассеять атмосферу смущения и боли, хотя знала, что никто не слушает ее и ее слова всем безразличны.
В этот момент Регина Карсуэлл, неосторожно сделав шаг назад, нечаянно толкнула кого-то и обернулась, чтобы принести свои извинения.
Испуганные глаза Фанни увидели за ее спиной судью Карсуэлла.
— Простите, мне очень жаль, — поспешно извинилась миссис Карсуэлл. — О… мисс Хиллард, не так ли? Как приятно встретить вас снова.
Фанни, судорожно вздохнув, почувствовала, как кровь отлила у нее от лица.
— Д-д-добрый вечер, миссис Карсуэлл, — промолвила она и внезапно раскашлялась, словно поперхнулась. — Добрый вечер, мистер Карсуэлл, — наконец промолвила она.
— Добрый… добрый вечер, мисс Хиллард, — с усилием неловко произнес Карсуэлл. — Рад познакомиться… да, познакомиться с вами…
Регина с удивлением посмотрела на растерявшегося мужа, не понимая причины подобной его неловкости.
— Прошу извинить меня, мисс Хиллард, я, кажется, наступила на подол вашего платья. Видимо, я оступилась, — снова обратилась она к Фанни.
— Что вы, что вы, — быстро возразила та. — Вы ни в чем не виноваты. Это я была неловкой. Не знаю, что со мной случилось.
— Возможно, здесь очень душно, — поспешила помочь ей Шарлотта, оглядывая туго затянутый корсаж платья Фанни и живо представляя себе, как ее горничная, упершись ногой в столбик кровати, затягивает его до отказа. — В саду сейчас хорошо, а до ужина осталось еще несколько минут.
— О, спасибо, вы очень добры, — ухватилась Фанни за предлог исчезнуть. В ее глазах, глядящих на Шарлотту, была нескрываемая благодарность. — Это то, что мне нужно. Немножко свежего воздуха.
— Мне проводить вас? — вызвался Фитцгерберт, но тут же испугался — это могло показаться неприличным. Он пришел сюда с Оделией, хотя, возможно, сердцем уже был с другой.
— О нет, нет, не надо! — собравшись с духом, запротестовала Фанни, как бы ей этого ни хотелось. Шарлотта, заметив, как девушка внезапно поникла, поняла, что ее отказ был вполне искренним — она не хотела, чтобы Герберт проводил ее в сад.
Оделия попыталась было предложить свою помощь, но благоразумно промолчала.
Положение спасла миссис Карсуэлл. Мать четырех дочерей, она привыкла к неожиданным головокружениям и недомоганиям молодых девиц и отлично знала, как с этим справляться.
— Я провожу вас, — решительно заявила она. — Мне самой не помешает глотнуть свежего воздуха. Если вам плохо, лучше, чтобы кто-то был рядом с вами, нельзя оставаться одной.
— О, прошу вас, — взмолилась почти в отчаянии Фанни. — Я, право, хорошо себя чувствую, пожалуйста, не беспокойтесь. Это было минутное головокружение, все уже прошло. Я не хочу вас беспокоить…
— Вы ничуть не беспокоите меня, моя дорогая, — приветливо улыбнулась миссис Карсуэлл, и ее лицо преобразилось. — Я уже достаточно наговорилась и повидалась со всеми, могу и исчезнуть на время. Пойдемте, подышим несколько минут свежим воздухом, прежде чем сесть за стол. — И, взяв Фанни под руку и извинившись перед всеми, она решительно повела девушку к открытой на террасу двери.
Карсуэлл смущенно откашлялся, ни на кого не глядя.
Шарлотту охватил праведный гнев на него за молодую любовницу и измену жене, доброй и великодушной. Разве можно предпочесть молодой легкомысленный смех и смазливое личико годам понимания и верности жены? Что из того, что она слишком поглощена домашними заботами, что не всегда бывает хороша собой, а иногда просто кажется скучной? Господи, а разве он сам не скучен?
— Как это великодушно со стороны миссис Карсуэлл, — сказала она, не скрывая своей неприязни и глядя прямо ему в глаза. — Это драгоценное качество в людях, вы не считаете?
Оделия с удивлением посмотрела на Шарлотту. Ее замечание было явно не к месту, а тон запальчив. Это озадачило мисс Морден.
— О… да, конечно, — все так же растерянно произнес судья. — Да, да, вы правы.
Шарлотта поняла необъяснимость своего поведения, но отступать было поздно.
— Мисс Хиллард, кажется, была на выставке в Академии художеств? — сказала она, чтобы заполнить паузу.
— Да? — ухватилась за это, как за соломинку, Оделия. — Мы тоже там были… — Произнеся «мы» и вдруг понимая, что это слово звучит теперь совсем не так, как тогда, она умолкла и густо покраснела, чувствуя себя совсем несчастной.
— Там было немало интересных картин. — Шарлотта понимала состояние Оделии; более того, ее не покидало чувство сострадания к ней, и его искренность удивила ее саму. Она хотела помочь Оделии скрыть все от чужих глаз. — Мне особенно понравилась одна — белые лилии в вазе, вы помните?
— Нет, я не помню, — вдруг заставил себя вернуться к действительности Герберт.
И немудрено, ибо Шарлотта выдумала эту картину, лишь бы что-нибудь сказать. Однако она продолжала говорить о несуществующем полотне в деталях до тех пор, пока окружающие не пришли в себя.
Через несколько минут гости были приглашены к ужину и вскоре разбрелись в поисках соседей по столу, чтобы направиться с ними в столовую. Войти в паре не с тем, с кем назначено хозяйкой, считалось недопустимым. Это внесло бы сумятицу, было бы непростительной оплошностью. Существовали строгие правила этикета. Поэтому Шарлотта вошла в столовую, опираясь на руку Питера Валериуса.
За столом она сидела так, как договорилась с Эмили: слева от нее был судья, справа — лорд Байэм.
Подали суп, на второе — рыбу. Шарлотта осторожно ковыряла вилкой в тарелке. Дамам не обязательно съедать все, что подают. И действительно, тугая шнуровка корсетов и необходимое соответствие объема талии возрасту дамы не позволяли ей сытно поесть.
