Валентина Андреева - Два крепких орешка для Золушки
Выскочив с большими потерями нервных клеток в коридор (просто физически ощущала, как они с треском разлетаются от меня в разные стороны), я пронеслась на кухню. Даже не споткнувшись, перемахнула через пассивные тела Татушки и Дармоеда и выключила газовые конфорки. Только после этого пожалела, что не додумалась обеспечить себе запас безгазового воздуха, чтобы задержать дыхание. Как удалось распахнуть настежь кухонное окно, совсем не помню. Помню только, как, высунувшись наружу, судорожно пыталась отдышаться. Потом пришла первая трезвая мысль — врут все про загазованность московского воздуха и, опустившись на пол, тихонько запричитала. Я не сразу поняла, что мне вторит Наташка. Только она скулила свою партию — гимн установленным в наших домах электроплитам.
Практичность подруги вывела меня из состояния беспомощности. Я с трудом подавила желание сбегать за помощью к Ольге. Там наверняка сейчас не до нас. Можно было проверить это через балкон, да сил не хватало. При этом руки и ноги выдавали такую ламбаду! Я уставилась на жертв собственного шантажа. Следовало вызвать «скорую», но не известно, одобрят ли они мой поступок, вернувшись в нормальное состояние. А в первую очередь неизвестно, как оценит его сама Ольга. Скорее всего, огласка шантажистам не нужна. С другой стороны, она не нужна им и мертвым… «А-а-а, пускай Чернов думает», — вяло решила я.
Наташка, не успевшая под завязку надышаться концентрированным метаном с примесью отравы из газового баллончика — вспомогательного средства, которым, скорее всего, воспользовался убийца, проявила исключительную сообразительность. Прекратив скулеж, подползла на коленках к бесчувственным телам и принялась остервенело лупить по щекам Дармоеда. Такое впечатление, что вымещала на нем всю злость за себя, за меня, за Ольгу и вообще — за всех обманутых им людей.
С Татушкой было легче. После первых спасительных пощечин сообщнику она явно стала приходить в себя — утробно стонала и обещала, что ее вот-вот вырвет. Не зря говорят, что бабы живучие.
— Надо подтянуть его ближе к окну, — поднимаясь и не обращая внимания на жалобы Татушки, деловито рассудила Наташка. — Ир, впрягайся. Хватай Дармоеда за одну ногу, я за другую. Впрочем, сиди. Толку от тебя!.. Я сама. Так. Тянем пот-тянем… Блин, вытянуть не можем! Ботинки слетели. Здоровый, гад, а хлипкий. Ир, проконтролируй, куда поползла Татушка. Стоп!!! Сиди, не дергайся. Она поползла в правильном направлении — в туалет. Надо же! В старых однокомнатных квартирах санузлы не совмещенные. Бли-ин! Да что ж ты, родной, так ногами-то сучишь? Ирка, смотри, чуть живой, а так и норовит в бега податься. Прямо без ботинок. Ну-ка посмотри на меня осознанным взглядом!.. — продолжала приставать подруга к приходившему в себя Дармоеду. — Это не осознанный взгляд, а типично косой. Ир, сползай быстренько, проверь, как там Татушка. Им обоим врач нужен для дегазации… тьфу ты! Для дезинтоксикации. Предупреди, что мы вызываем «скорую».
— Чтобы они эту «скорую» в скорости обошли, а по дороге с лестницы себе шеи свернули?
— Н-не-е-е н-на-адо… — с трудом проблеял Дармоед и снова отключился. Только ненадолго.
— Лучше я сползаю в соседнюю квартиру. Пусть Ольга и Чернов думают.
— Н-не-е н-надо «с-ско-орую», — снова вернулся в реальность Дармоед.
— Ему определенно стало лучше, — обрадовалась Наташка. — Словарный запас увеличился. Может, еще пугануть его бригадой медиков?
— Ух-хо-дите… — с трудом выдохнул главный специалист по шантажу. — Ща он… вер… вернется… за комп… рой…
— Не вернется! — убежденно заявила я, но тут же засомневалась в своей правоте. — Мама дорогая! Мы дверь не закрыли!
— Так убийцу же Чернов взял. С поличным. Как и обещал Костик. Судя по тому что за стеной тихо, Пал Григорич сдался без сопротивления, — неуверенно улыбнулась Наташка. А кому захочется сразу поверить в плохие новости?
— Убийц двое… — еле слышно выдала я. — Мне казалось, что Чернов знает… — И с ужасом услышала тихое шуршание открываемой входной двери…
В отличие от Наташки и Дармоеда, мне раньше не приходилось видеть этого молодого человека. Но, судя по его искаженному яростью лицу и двум газовым баллончикам, которые он весьма недвусмысленно держал наготове, сомневаться в том, что он исключит меня из числа своих жертв, не приходилось. В голову полезли совершенно не нужные мысли о детях, о Димке, о том, что лучше бы мне совершить вместе с ним героический перелет в Питер. И неплохо бы сделать это прямо сейчас. А Дармоеда вообще зря приводили в сознание. Тяжело умирать два раза подряд…
Убийца задрал на нос плотный воротник черного свитера, решительно шагнул вперед… и стремительно грохнулся на пол. Баллончики со звяканьем разлетелись в стороны. Скорость, с которой Татушка выкатилась ему под ноги прямо из туалета, невозможно было определить. Наверное, быстрее выпущенной из ружья пули. Куда только делось мое плохое самочувствие! Я едва успела отметить правильность своего отказа от полета с мужем в Санкт-Петербург, как пришлось принимать меры к задержанию убийцы. Загремев под собственный матерный аккомпанемент на пол, он сразу попытался вскочить. Вот тут-то мы с Наташкой от всей души и огрели его по голове чем Бог послал — ботинками Дармоеда. Точнее, их каблучной частью. Оба удара были столь сильны, что каблуки отскочили, а вместе с ними на пол вывалились две флэшки.
Шарахнувшись лбом о плитки пола, убийца-подкаблучник сразу успокоился. Неосознанно понял: торопиться некуда. Да какой дурак помчится, в буквальном смысле сломя голову, бронировать места на нарах?
— Это не телесные повреждения, — уверяла присутствующих Наташка, связывая кухонным полотенцем руки убийцы, бесцеремонно заведенные ему за спину. Буравя взглядом флэшки, я сидела на его ногах. Какой-никакой, а балласт. — Это наркоз! Будете свидетелями.
— Не уверен… — дипломатично кашлянул Дармоед, с помощью плиты успевший принять полусидячее положение. — Надо бы ему и ноги связать. Тата!..
В достаточной, как казалось, мере оклемавшаяся экстремалка Татушка, шатаясь, вытянула из-под мойки мусорное ведро и, подняв до уровня груди, нырнула в него с головой. Не успели мы ахнуть, как она вынырнула, сжимая в зубах синтетическую бечевочку, которой обычно при продаже перевязывают коробки с тортами. Я подскочила, чтобы вырвать из безумицы антисанитарию с корнем, но она испуганно ее выплюнула.
— Новое ведро, новый мусорный пакет, чистая веревка, — обиженно пояснила Татушка, претендуя на вменяемость.
Бечевка пошла в ход в качестве дополнительного средства для связывания рук убийцы. Надежды на одно кухонное полотенце было мало — все-таки оно коротковато. Ноги решили ничем не связывать — в качестве блокатора использовали Татушку, тем более что она была рада присесть.
Заметив проявление Дармоедом искреннего интереса к флэшкам (глядя на них, облизывался), я мигом подхватила миниатюрные хранители информации и сунула себе в карман, запальчиво заявив:
— Видит око, да зуб неймет!
Убийца дрыгнул правой ногой и что-то промычал. Потерявшая бдительность Татушка слетела на пол, но мигом вернулась на место, обозвав себя индейцем Джо, а преступника — объевшимся белены диким мустангом.
— Ну вы тут отдыхайте, а я сбегаю к Ольге за подмогой. «Мустанга» нельзя кантовать, — заторопилась я и, заметив панику в глазах Дармоеда, предложила ему перебраться в соседнюю комнату и прикинуться рулоном обоев. Ляжет на пол, сверху накидаем бумаги… Куча мусора, а не мошенник. Дармоед, не дослушав меня, махнул рукой. Наверное, ему и вправду очень нездоровилось.
Впрочем, как и мне. Иначе, зачем бы вылезать на балкон через окно, когда можно спокойно выйти через балконную дверь? Тем не менее я пошла трудным путем и ободрала локоть, после чего, собственно, мне и открылась истина. Судя по тому что Наташка полезла за мной, но отказалась от своего намерения, истина ей открылась еще раньше.
Преодолев невысокую перегородку между балконами, я осторожно прильнула к краю Ольгиного окна. Увиденная картина поразила своим мирным характером. В кресле, лысиной ко мне, сидел Пал Григорич. Ошибиться было невозможно, поскольку по ходу спокойных переговоров он время от времени поворачивал голову то вправо, то влево — туда, где сидели Чернов и Ольга с телохранителем. Помимо них в комнате находилось еще четыре человека. Двое стояли по обе стороны кресла, занимаемого Пал Григоричем, еще двое подпирали одну и ту же стену.
Заметив на себе испепеляющий взгляд детектива, я порадовалась, что не проявила себя целиком и полностью, и сразу загремела со стула. Вернее, загремел опрокинувшийся подо мной стул, я просто не очень удачно с него спрыгнула. Ой, что тут началось!!!
Когда меня силком затащили в комнату, как какую-нибудь бандитку с большой дороги, я сразу поняла, что внесла наконец хоть какое-то оживление в явно затянувшийся нудный процесс бесполезного времяпрепровождения. И, как оказалось, правильно. Суматоха улеглась быстро. Чернов представил меня в качестве… Впрочем, не стоит повторять ошибочные суждения, за высказывание которых детектив впоследствии на коленях просил у меня прощения. А пока меня просто швырнули на диван, попросив не шевелиться.
