Александра Маринина - Пружина для мышеловки
Моему звонку с просьбой о встрече Инесса Иннокентьевна ничуть не удивилась, она была готова к тому, что при расследовании обстоятельств смерти ее сына сотрудники милиции придут к ней не один раз.
Дверь мне открыла высокая сухая старуха, прямая и жесткая, как железный прут, одетая в черное, с морщинистым лицом и тусклыми выплаканными глазами.
– Проходите, – глухо проговорила она, впуская меня в квартиру.
Я огляделся. Н-да, Юрий Петрович, по всей видимости, заботился о своей матери прилежно. Уж не знаю, насколько сильно он ее любил, но материальной помощью явно не обделял. Мебель была дорогой и удобной, паркетный пол сиял свежим лаком, межкомнатные двери – из натурального дерева и с красивыми ручками. Но что меня больше всего поразило, так это идеальная чистота, редко встречающаяся в жилищах одиноких стариков. Они, конечно, стараются, поддерживают порядок, но ведь годы уже не те, и не всегда удается согнуться, чтобы вымести пыль и грязь из углов и из-под мебели, и страшно вставать на стул, чтобы протереть верхние полки и поверхности шкафов, потому что ноги не слушаются и голова кружится, да и зрение уже не то, чтобы увидеть каждую пылинку-соринку. Здесь же мой нос некурящего человека не учуял ни малейшего запаха пыли или застарелой грязи. Я решил не скрывать удивления, тем более это может оказаться неплохим началом для разговора.
– Потрясающе! – воскликнул я. – У вас просто стерильная чистота. Редко встречаются такие ухоженные квартиры.
– Это не моя заслуга, – сухо ответила Забелина. – У меня помощница по хозяйству, очень хорошая девочка, старательная. Юрочка, сынок, настоял, хотя я вполне справилась бы и сама. Он очень обо мне заботился.
Она всхлипнула, но быстро взяла себя в руки.
– Присаживайтесь, – царственным жестом она указала на одно из двух кресел, стоящих в комнате по обе стороны разделявшего их небольшого столика с инкрустацией.
Сама Забелина села в другое кресло напротив, спина прямая, голова высоко поднята.
– Я вас слушаю. Что еще вы хотите узнать о Юрочке?
– Если не возражаете, я хотел бы поговорить о его молодости. Вернее, я просил бы вас рассказать о том, как вы жили, когда вам было чуть за пятьдесят. Как Юрий Петрович женился, как складывались ваши отношения с невесткой, как у вас родился первый внук, как у вашего сына шли дела на службе, и так далее.
– Это имеет отношение к его смерти? – чуть высокомерно спросила Инесса Иннокентьевна.
– К смерти человека имеет отношения вся его жизнь. Очень важно понимать, каким человек был, как формировался, в какой семье рос, какие у него были родители, чтобы в конце концов понять, почему его жизнь сегодня сложилась так, что кто-то захотел его убить. Вы со мной согласны?
Одно из правил, которое я вывел сам для себя за годы работы в жилом секторе, гласило: никогда спрашивай, понимает ли тебя собеседник, всегда спрашивай, согласен ли он с тобой. Вопрос «Понимаете?» может прозвучать оскорбительно, особенно если человек немолод или, наоборот, слишком юн. Вопрос о согласии или несогласии звучит совсем по-другому и сразу придает беседе характер разговора на равных. Более того, создается впечатление, что я признаю возможность собственной неправоты и интересуюсь мнением своего собеседника по этому вопросу. То есть получается более уважительно и, следовательно, располагает к искренности и доверительности.
Ход мой оказался правильным, и, несмотря на недавнее горе, Инесса Иннокентьевна охотно углубилась в воспоминания о тех временах, когда Юрочка был молод, только-только начинал свою семейную жизнь с женой Ирочкой, а сама Забелина была цветущей женщиной при статусе (главный врач детской поликлиники) и любящем муже. Рассказывала она долго и с удовольствием, даже глаза перестали казаться тусклыми и заблестели. То и дело по щекам начинали катиться слезы, но Забелина была из тех людей, которым слезы не мешают говорить. Она плакала и продолжала рассказывать, вытирая глаза и щеки белоснежным платочком с вышитой розовыми нитками монограммой.
Я никуда не торопился и слушал внимательно. Пока ничего интересного и ценного Забелина не сказала, придется задавать вопросы самому, но мне и в голову не приходило прервать ее. Пусть отведет душу, порадуется чужому вниманию к собственной жизни, тогда и разговаривать с ней будет куда легче. Она обязательно ответит на мои вопросы, даже если они покажутся ей неприятными, ответит просто из благодарности за то, что я терпеливо и участливо ее слушал.
Когда дело дошло до того, каким чудесным и верным мужем был Юрий Петрович, я встрял со своим первым вопросом:
– Значит, ваша невестка Ирина никогда не устраивала мужу сцен ревности?
Я, конечно, мог бы прямо спросить, изменял ли Юрий своей жене, но это вышло бы грубо, как будто я подозреваю его в чем-то неблаговидном, а так получалось, что я скорее склонен верить в дурной характер его жены. Когда разговариваешь с матерью, только что потерявшей сына, да еще такой пожилой, следует выбирать выражения.
– Ира? О, она была ужасно ревнивой, просто ужасно. Она и сейчас такой осталась. Но Юрочка никогда не давал повода. Она без конца скандалила, но все поводы для сцен выдумывала сама. Юрочка никогда не позволил бы себе никаких вольностей.
Ну понятное дело, сын – ангел, невестка – дура. Типичная картина. Интересно, если я когда-нибудь женюсь, у моей мамули будет то же самое? Подозреваю, что да.
– Я понимаю, о чем вы говорите, – я с умным видом покивал головой, – ведь Юрий работал по преступлениям несовершеннолетних, а мне хорошо известно, как это бывает. Поймаешь молоденькую девицу на проступке, поработаешь с ней, объяснишь, выведешь на правильную дорогу, отвадишь от дурной компании, она тебе благодарна – и вот уже глядишь, а она влюблена в тебя по уши, и преследует, и домой названивает, и у подъезда караулит. Поговоришь с ней резко и прямо – так она может оскорбиться и от обиды глупостей наделать, просто тебе назло. Вот и приходится как-то выкручиваться. А нашим женам это не всегда нравится. Верно?
– Совершенно верно. Именно так у Юрочки и происходило, а Ира не хотела этого понимать и устраивала ему сцены. Стоило ему на улице или в кино поздороваться с девушкой или просто кивнуть ей, Ира начинала бешено ревновать, выспрашивать, кто она такая и что ей надо, обижалась и по нескольку дней с Юрой не разговаривала. Просто не представляю, как он выносил это!
– Наверное, вы и ваш муж были ему хорошим подспорьем, – лицемерно предположил я. – Ведь это так важно – жить вместе с родителями, когда с женой нет взаимопонимания. Всегда есть, с кем поговорить, кому пожаловаться, кто тебе посочувствует. Это же невыносимо: жить вдвоем с женой, которая с тобой не разговаривает! И молчать целыми днями. А когда рядом любящие родители, намного легче, есть с кем душу отвести. Вы согласны?
Еще бы она была не согласна! Согласна до такой степени, что тут же принялась демонстрировать мне, как сильно Юрочка доверял своей матери и припадал к ее сочувствующей душе с теми проблемами, которыми не мог поделиться с недалекой и ревнивой женой. Тут появились рассказы про разных Светочек, Женечек и Риточек, таких славных девушек, с которыми Юрочка платонически дружил, но вынужден был скрывать эту дружбу от Иры и постоянно просил маму его «прикрыть». Я все ждал, когда в рассказе мелькнет хотя бы одна Леночка, но так и не дождался. Придется самому.
– Наверное, Юрий сильно переживал, когда с Леночкой случилось несчастье? Они ведь так дружили.
Я попер наобум в надежде на удачу.
– С Леночкой? Несчастье? – редкие старческие брови приподнялись над глазами. – Вы о чем?
– О Леночке Шляхтиной. Помните, у Юрия Петровича была такая знакомая? Шляхтина Елена, она на кондитерской фабрике работала. Неужели не припоминаете?
– Нет, – твердо ответила Забелина. – Никакой Леночки я не помню. Как, вы сказали, ее фамилия?
– Шляхтина.
– Нет, – повторила она еще тверже. – А что с ней случилось? Вы сказали, какое-то несчастье?
– Она покончила с собой, бросилась с крыши шестнадцатиэтажного дома.
– Какой ужас! Из-за чего? Любовь, наверное?
– Не знаю, – я пожал плечами. – Это ведь было давно, в семьдесят шестом году. Я думал, может, вы знаете, почему она так поступила.
– Откуда же мне знать?
– Я надеялся, что Юрий вам рассказывал.
– Почему он должен был мне рассказывать? Почему вы вообще решили, что он был с ней знаком?
Забелина не сердилась, она искренне недоумевала, и я понял, что она не лжет и ничего не скрывает. Сын ничего не говорил ей о Лене Шляхтиной. И какой вывод? А выводов два: либо он действительно не был с ней знаком, то есть на улице Шляхтина поздоровалась вовсе не с ним, а с другим милиционером, участковым, которого уже давно нет в живых; либо Юрий Петрович Забелин общался со Шляхтиной, но, как говорится, не по интимной теме, а на деловой почве, и ему незачем было рассказывать об этих отношениях матери, чтобы она «прикрыла» сына перед ревнивой женой. Хотелось бы знать, какая такая «деловая» почва может быть для общения у оперативника по делам несовершеннолетних и работницы кондитерской фабрики?
