Пророчество Пятой скрижали - Наталья Николаевна Александрова
Через несколько минут, перемазавшись жуткой розовой субстанцией, она вытащила из тюбика что-то похожее на анк. Пыталась оттереть его салфеткой, но помада оказалась плохо смываемой. Марина завернула анк в носовой платок и понеслась в туалет.
Горячая вода и мыло понемногу сделали свое дело, и у Марины в руке лежал коптский крест красновато-золотого цвета. Он тускло блестел.
«Вот что искал тот тип, — подумала она, — вот что Камилла утащила из вещей академика Успенского. Вот за что ее убили. Ну, я ему это не отдам…»
Она вышла из туалета и побрела по темному коридору. Внезапно подступил страх — а вдруг сейчас появится тот шипящий тип и набросится на нее? Коридор пустой, куда все подевались-то? Вроде еще не поздно…
Вдруг ближайшая дверь отворилась, и прямо на нее выскочил какой-то человек.
— Ой! — крикнула она. — Пом…
— Маришка, ты чего? — удивился оператор Андрей. — Какие-то вы, девчонки, пугливые стали. Ты домой собираешься?
Она только качнула головой, не в силах ответить.
— Тогда я отвезу, нам ведь по пути.
И Марина не смогла сказать ему, что собиралась вовсе не домой, а к Георгию. Совершенно ни к чему Андрею знать, что она не ночует дома, этак пойдут на студии сплетни…
Она открыла дверь своим ключом и тут же наткнулась на мужа. Он стоял посреди прихожей, сложив на груди руки, как Наполеон перед Ватерлоо.
— Где ты была? — громко вопросил Антон.
— На работе, — буркнула Марина, — меня, знаешь, повысили, теперь работать буду дольше.
— И по ночам? — загремел он. — Где ты была прошлой ночью?
— Тебе и правда интересно? — прищурилась Марина. — Или так просто спрашиваешь, для порядка?
— Шляешься по ночам… — начал он неуверенно, но Марина не стала слушать и захлопнула дверь ванной перед его носом.
Ох, какое блаженство было стоять под обжигающе горячими струями воды и смывать с себя все заботы и страхи!
Когда она вышла, Антон сменил гнев на милость — видно, дошло, что, устроив сейчас скандал, еды он точно не получит. Марине совершенно не хотелось готовить. Как было бы здорово, если бы по приходе домой ее ожидал простой, но горячий ужин. Чем в прихожей отираться, лучше бы омлет пожарил. Или пельменей сварил!
Так и есть, в гостиной на диване (выбросить его совсем, что ли) крошки от чипсов, и бутылки от пива рядом валяются. Спокойненько расслаблялся перед телевизором и еще недоволен!
Марина ушла на кухню. Хорошо, что у нее полная морозилка готовой еды. Она разогрела что-то мясное, нарезала овощи для салата. Муж топтался в дверях, пристально наблюдая.
— Слушай, я так руку порежу! — не выдержала Марина. — Хоть бы на стол накрыл!
Он ел жадно, с хрустом и чавканьем, как будто не валялся целый вечер на диване, а с утра работал в поле. Марина незаметно на него поглядывала: вид был неприятный, даже когда не чавкал.
Раньше все сходились на том, что муж у нее не красавец, но по-своему мужик интересный. Здоровый, сильный, накачанные мышцы. Теперь он весь как-то обрюзг, явно просматривался намечающийся живот, щеки обвисли, как у бульдога, и даже волосы поредели. Да когда же они успели, или раньше Марина просто не замечала? Весь он был какой-то бесформенный, как будто вытащили изнутри стержень.
Неужели этим стержнем была Камилла? А теперь, когда ее не стало, муж оказался совершенно другим человеком. Во всяком случае, если бы семь лет назад Марина встретила такого, то не посмотрела бы в его сторону…
— Конь в больнице, — сказал муж, отодвинув тарелку, — в психушке.
— Какой конь? — Марина с трудом поняла, что речь идет о Косте Рябоконе.
— Ну, нервный срыв у Костика, — ухмыльнулся муж. — Понимаешь, захотел с жизнью расстаться, вылез на карниз на пятнадцатом этаже, но не прыгнул. Хорошо, люди напротив увидали, МЧС вызвали, его и сняли. Ну, отправили прямиком в психарню, теперь колют успокоительным.
— Ты откуда знаешь? Навещал его, что ли? — Марина недоверчиво прищурилась.
— Да нет, я Жуку позвонил, он и сказал.
— А что ты лыбишься? — закричала Марина. — У тебя друг в больнице, плохо ему, а ты сидишь тут, пиво пьешь и радуешься чужому несчастью! Ведь вы же сто лет знакомы!
Он смотрел на нее тупо, как баран на новые ворота. Видимо, ее слова упали в пустоту, до него просто не доходило. После еды муж был сытый и спокойный, она знала, что ему сейчас просто лень ругаться. Поэтому заговорил он вроде бы спокойно:
— Послушай, что ты такая нервная? Это еще до того было, как Камилка… В общем, у нас же был разговор — ты беременна, что ли?
— Твое какое дело, — буркнула Марина.
— А такое, что чужого спиногрыза кормить не намерен! — загремел муж. — Один-то надоел хуже горькой редьки!
Вот как он о собственном сыне думает. Что ж, это только подтолкнет Марину к ответственному решению.
— Какая же ты скотина, — устало сказала она, заправляя посудомойку, — и дурак к тому же…
* * *
Проснувшись утром, Марина осознала, что сегодня суббота. А значит, не нужно идти на работу. Она встала и, закрывшись в ванной, тихонько поговорила с Георгием, который так взволновался, что Марина решила ехать немедленно, даже не завтракая.
— С кем ты разговаривала? — Антон стоял в дверях спальни.
— С работы звонили, у них там полный затык, нужно ехать, — спокойно ответила Марина, влезая в джинсы и кроссовки. — А тебе вообще-то не все равно?
— Никуда ты не поедешь, нам нужно серьезно поговорить! — с пафосом изрек муж. — Что, в конце концов, с тобой происходит?
— Да отстань ты! — буркнула Марина, схватив с вешалки легкую куртку, потому что на улице было пасмурно. — Некогда мне!
— Какой необычный артефакт, — проговорил Георгий, внимательно разглядывая анк. — С одной стороны, он прекрасно сохранился, с другой — от него веет глубокой, удивительной древностью.
— Это золото? — спросила Марина.
— Нет. — Георгий поднес анк к свету. — Конечно, я не ювелир и не химик, но этот металл даже на ощупь кажется совсем не таким, как золото. Он легче и тверже.
— Что же это тогда?
— Мне кажется, — Георгий выглядел смущенным, — что это — орихалк…
— Орихалк? — недоверчиво переспросила Марина. — Та самая легендарная златомедь, которую выплавляли в Атлантиде? Ты не шутишь?
— Конечно, я не уверен…
— Ну, я тем более ни в чем не уверена. Только в одном не сомневаюсь: это и есть ключ, о котором говорил