Части ее тела - Юлия Александровна Лавряшина
Переведя взгляд на ее дочь, Артур увидел именно то, чего и ожидал: Лиза смотрела на мать с презрением и жалостью. И наверное, пыталась понять – стоила ли эта сластолюбивая женщина трех загубленных молодых жизней?
– Лиза, одевайтесь, – предложил он, стараясь говорить спокойно, но без сочувствия. – Александра пойдет с вами, а мы будем за дверью, так что без глупостей, пожалуйста.
– Глупостей уже предостаточно, – отозвалась она Артуру в тон. – Вы не находите?
И, повернувшись, быстро и легко взбежала по лестнице.
«Как бы не сделала с собой чего, – подумал он с тревогой. – Слишком уж невозмутима…»
Но Сашка уже взлетела за ней следом, и Никита не отставал. Артур замешкался, пытаясь решить: стоит ли помочь Маргарите, похожей сейчас на тряпичную куклу, сшитую неумелой портнихой? Как она переживет эту ночь в пустом доме?
Отвернувшись от нее, Логов поднялся по лестнице и подошел к приоткрытой двери в комнату Лизы, возле которой томился Ивашин. Ощущение, что Сашке грозит опасность, ведь она осталась один на один с убийцей, вытягивало из него душу… И хотя из комнаты доносились приглушенные голоса, это не успокаивало.
– Саша, все в порядке? – громко спросил Артур, взявшись за ручку.
– Нормально, – откликнулась она. – Собираемся.
Это было великодушно с ее стороны: хоть в такой сомнительной ситуации напоследок подарить Лизе обманчивое ощущение их единства. Может, в камере это воспоминание и станет той опорой, которая поможет ей удержаться на грани безумия.
Но затягивать сборы Сашка не позволила. Вскоре они обе появились на пороге: на Лизе теперь был теплый спортивный костюм, а в руках она держала сумку с вещами.
– Сколько книг можно взять? – спросила она, не глядя на Артура.
– Пару, – разрешил он. – Серьги сними, их все равно придется сдать.
Она послушно вытащила их из ушей и швырнула на пол.
– Средства гигиены, мыло, зубную пасту, туалетную бумагу взяли?
Ее ответ поразил Логова:
– У меня все уже было приготовлено. Почитала советы в Интернете. – Лиза недобро усмехнулась. – Я и не сомневалась, что вы – не дурак.
«Это Сашка – умница», – отозвался он мысленно, но решил не раскрывать нюансы их расследования.
– Все? – спросил он холодно. – Пойдемте.
Маргарита все еще цеплялась за перила, не в силах ни подняться, ни спуститься вниз. Проходя мимо, Артур замер: обнимутся хоть? Но Лиза, поравнявшись с матерью, даже не повернула головы. Лицо ее походило на пластиковую маску, не способную выразить никаких эмоций.
«Кремень, – подумал Логов. – Такая и на зоне выживет».
И только у выхода, уже натянув куртку и вязаную шапочку, Лиза, застегнув ботинки, выпрямилась и вдруг изменилась в лице.
– Мама! – вскрикнула она так жалобно, что Сашка схватила Артура за руку. Пальцы оказались совсем холодными.
– Отвернись, – шепнул он, когда Маргарита со стоном впилась в свою дочь, которую теряла в этот миг навсегда.
Через много лет к ней вернется совсем другая Лиза, которую она даже не узнает…
Сашка послушно отвернулась, а поверх ее головы Артур встретил взгляд Никиты. В нем было столько боли, что можно было не сомневаться: этот парень не обидит ее никогда в жизни. Логов мог спать спокойно.
* * *
«Вот что ты со мной сделала, мама.
Нет. Не стоишь ты того, чтобы называть тебя матерью. Сука! Примитивная течная сука – вот кто ты! Отличие в том, что не за тобой кобели бегают стаей, а ты гоняешься за ними.
Тебе не терпелось ублажить свое нутро? Наслаждайся! Теперь ты можешь хоть школьников затаскивать в спальню, никто и слова не скажет. Некому. Папу ты загнала в гроб, меня по твоей милости закрыли в клетке. А ты, как всегда, ни при чем! Ухоженная, богатая сука.
Не приходи ко мне. Слышишь? Даже на суд не смей являться! Ты не нужна мне ни как свидетель, ни как мать. Больше не нужна.
Последний выплеск слабости случился, когда меня уводил тот чертов следователь. Это остатки детства, которое ты загубила своей мерзкой похотью, вырвались наружу. Все воспоминания, в которых мы вместе бежали навстречу морской волне и хохотали в голос. А как мы играли персиками на пляже, помнишь? У каждого было свое имя, свой голос. Это же было так весело! Чего тебе не хватало, мама?!
Помнишь, как я рисовала тебе розочки на листочках? А ты по утрам запускала в меня бумажные самолетики, на крыльях которых были написаны пожелания. Каждый день новый самолетик и новое пожелание. Скажешь, мы не были счастливы тогда?
Знаешь, я любила тебя всю свою жизнь. Чтоб ты сдохла, сука! Во мне не осталось ни нежности, ни жалости к тебе. В тебе их тоже никогда не было, раз ты променяла меня на этого жалкого ублюдка… Думаешь, я поверила, что тебе больно, когда ты вопила во время ареста? Ты просто пыталась понравиться красавцу-следователю.
Такова твоя поганая сущность – ты любишь только мужиков. Поэтому я их так ненавижу. Ты превратила меня в лесбиянку, убийцу, монстра. Что ты еще можешь для меня сделать, дорогая мама?
Наслаждайся жизнью! Отрывайся. Устрой себе такой „Секс в большом городе“, чтоб небу стало жарко! Надеюсь, ты сама и сгоришь в этом адском пламени. Желаю тебе этого от всей души».
Письмо дочери Маргарита прочла только раз.
Рука сама смяла его, судорожно стиснула, будто листок в клеточку мог исчезнуть в ее ладони. Она и сама чувствовала себя такой же скомканной, никому не нужной бумажкой, которую жизнь зашвырнула в дальний угол. Не стоило губить светлокожее дерево, чтобы она появилась на свет…
Хотелось швырнуть себя в огонь – жизнь уже рассыпалась прахом. Не осталось ничего, что оправдало бы существование Маргариты Прохоренко: дочь ненавидела ее за исковерканную судьбу, и это было справедливо. Мужа она не удержала, хотя можно было поехать в Израиль, говорят, там есть чудо-доктор…
Но она сознательно разжала руку: тогда в ее жизнь уже вошел Виталий, и Маргарита чувствовала, как все внутри со звоном дрожит от нетерпения: «Свободу! Свободу!» Оскорблять мужа неверностью ей было противно, ведь он подарил ей маленькое царство, о котором Рита и не мечтала в детстве, когда жила в маленьком сибирском городке Колпашево. Новых знакомых почему-то смешило название ее малой родины, и
