Обитель - Максим Константинович Сонин
Вокруг стояли люди, величественно и непоколебимо возвышался над ними митрополит. Лицо его, немолодое, тяжелое, было омрачено скорбью. Возле него руководил детским хором мужчина в черном костюме. Рядом с фигурой митрополита он казался совсем невысоким. Дети – мальчики в черном, девочки в белом с белыми же кружевами на головах – пели красиво, долго.
По другую сторону хора выстроились еще мужчины – тоже в костюмах, с одинаковыми мрачными лицами. Депутаты городского совета, главы МЧС и МВД области. Последний старался смотреть мимо митрополита – взгляд его скользил по лицам, сначала детей, потом священников, окружавших своего владыку, по журналистам и телевизионщикам, вывезенным на панихиду. Обычных людей здесь не было – некому в этом лесу было прощаться с погибшими. Да и те, кто сейчас слушал хор, не до конца понимали смысл мероприятия.
Два лица выделялись в толпе: молодой полицейский, которого легко было узнать по строгости, с которой он косился на окружающих, и старуха с суровым лицом, затянутым в черный платок. Она не походила на священников, потому что одета была без золота и белой ткани, но относилась явственно к их церковному миру. Крестилась и опускала взгляд, а потом снова поднимала его и буравила глазами стоящих вокруг людей.
Молодой полицейский смотрел почти исключительно на старуху и только на последнем хоровом «па-а-а-мя-я-я-ти-и-и» оглянулся на кучкующихся журналистов. Они, в отличие от большинства присутствующих, уже были здесь раньше и, как и полицейский, с трудом сопоставляли раскатанную белую пустыню, окруженную лесом, на которой проходила панихида, с пепелищем, виденным неделю назад.
Взгляд полицейского зацепился за знакомое лицо. Журналистка с прямоугольником пресс-карты на груди повернулась и что-то тихо говорила на ухо нервно переминающемуся с ноги на ногу фотографу.
– Гурова сними, хорошо? – попросила Элеонора. Микко кивнул, поднял к лицу камеру. Провел объективом по лицам – камера сфокусировалась сначала на бородатом митрополите, потом на спине дирижера.
Элеонора опустила взгляд, посмотрела на носки собственных кроссовок, на подол черной юбки. Она постаралась одеться как подобает, во все черное, но все же ехать в лес в платье показалось ей безумием. Утром, когда прощались на вокзале с детективкой, она даже специально спросила ее, можно ли быть на панихиде в брюках. Та уже стояла одной ногой на лесенке, ведущей в вагон, и посмотрела на Элеонору удивленно.
Из вагона высунулась ее соседка, помахала журналистке рукой. Элеонора ей улыбнулась. Из Петрозаводска детективка ехала прямо в Москву – они с соседкой решили не останавливаться в Питере.
– Ну, – сказала Элеонора, – я могу брюки надеть? Или юбку…
– Можно юбку, – сказала детективка. – Но это вообще не важно.
Элеонора кивнула. Детективка улыбнулась, махнула рукой.
– С Богом, – сказала. – И, пожалуйста, береги себя.
– Буду, – сказала Элеонора. Она в последний раз кивнула детективке и отошла от вагона к замершему поодаль фотографу. Нужно было ехать на панихиду, а перед этим заглянуть в детскую больницу номер два, в которую пару дней назад привезли из леса семерых детей. Элеонора сморгнула и вспомнила длинные строчки, виденные в одной толстой книге: ряды и ряды значков, перечеркнутых, полустертых. Маленькие кружки и треугольники, десятки, десятки, десятки.
Примечания
1
Организация, деятельность которой признана экстремистской на территории Российской Федерации.
