Елена Яковлева - Опасная тихоня
- Все? - эхом отозвалась мать Пашкова. Я сочла, что моему рассказу не хватает логического завершения, и потому ляпнула первое, что пришло мне в голову:
- Вот именно, а к вам я пришла потому, что.., говорят, ее здесь видели. Может, не ее, а просто похожую на нее. Вот я и...
Губы пожилой женщины несколько раз беззвучно шевельнулись, словно она пыталась что-то сказать, но сил у нее недоставало.
Я испугалась:
- Вам плохо?
Пашкова ничего не ответила, только как-то странно закатила глаза. Ну и наделала я дел, да ведь она вот-вот упадет в обморок. Я кинулась к, ней, чтобы в случае чего подхватить, и она, вся обмякшая, прямо-таки повисла на моих руках. Обняв пожилую женщину за плечи, я повела ее к дивану, повторяя, как заклинание: "Сейчас, сейчас...", словно это могло помочь человеку, готовому рухнуть без чувств. Но дошли мы только до стола, на который она оперлась руками. Я в этот момент попыталась подвинуть стул, обернулась и остолбенела! Пашкова, еще минуту назад близкая к обмороку, распрямилась и выставила вперед руку, в которой.., блестел тот самый нож с деревянной ручкой, который прежде лежал на столе!
Страха у меня не было, я просто ничего не понимала. Зачем ей нож? Что она собирается с ним делать?
- Что с вами? - На всякий случай я все-таки отошла подальше.
А она медленно пошла на меня, продолжая сжимать нож в руке.
- Да в чем дело? - Я продолжала позорно отступать к двери в комнату молодого аутиста. Остальные пути были для меня отрезаны. Я пятилась, не спуская глаз с лица пожилой женщины, надеясь угадать ее намерения, пока не налетела спиной на что-то, то есть на кого-то. Это был сын Пашкова, который стоял в дверном проеме. Стоял и смотрел на нож в руках своей воинственной бабки, и глаза его, как и прежде, выражали крайнюю степень сосредоточенности. Если бы я не знала причину такого взгляда, то подумала бы, что парень силится вспомнить нечто крайне для него важное.
Появление внука заставило матушку Пашкова остановиться, но нож из рук она так и не выпустила, только сказала:
- Скоро будем обедать, Олежек. Сейчас я порежу хлеб.
Выходит, она намеревалась порезать хлеб? А у меня создалось впечатление, что она собиралась порезать меня.
- Я всего лишь хотела порезать хлеб, понимаешь? - повторила она, глядя на внука, и добавила:
- Иди, иди, Олежек.
Но парень не уходил. А потом где-то неподалеку завизжали и затихли тормоза, а вслед за этим во дворе, захлебываясь, залаял Пират. Спустя минуту лай сменился жалобным поскуливанием, а на крыльце застучали чьи-то торопливые шаги.
Дверь рывком распахнулась, и в комнату вошел.., запыхавшийся Ледовский, взгляд которого рассеянно, будто солнечный луч сквозь облако, скользнул по моему лицу и тут же прикипел к злополучному ножу.
- Клавдия Васильевна... - настороженно-вопросительно произнес он. Интересно, откуда он ее знал? Да и как он вообще здесь оказался?
Мать Пашкова не испугалась и не растерялась, а заговорила с ним так, словно он, в отличие от меня, понимал, что происходит:
- Она знает, она все знает...
- Не беспокойтесь, я ее сейчас увезу, - пообещал Ледовский, будто речь шла не обо мне, а о каком-то неодушевленном предмете, который ничего не стоит переставить с места на место.
Я хотела было активно выступить против подобной постановки вопроса, но не успела, потому что Пашкова повторила свою непонятную фразу:
- Она все знает!
И добавила со злостью:
- - Она все знает, сукин сын, все, ты что, не понял?
- Я все улажу, - возразил Ледовский, подошел ко мне, взял за руку и поволок меня к выходу, совсем как старая Пашкова своего внука-аутиста. Только я в отличие от него упиралась.
- Эй, что здесь происходит? - воскликнула я, пытаясь вырваться из рук Ледовского.
- Пойдем! - тихо, но твердо приказал он. Я не то чтобы смирилась с таким произволом со стороны Дедовского, но сочла за благо оставить подробные разбирательства до лучших времен, до того момента, когда мы окажемся с ним на улице. Я даже мысленно заготовила для него особенно хлесткую и обидную первую фразу, но дело до нее так и не дошло, потому что произошло кое-что еще. Должна признать, с того момента, как я легкомысленно переступила порог дома пашковской матери, неожиданности сыпались мне на голову, точно разноцветные конфетти из новогодней хлопушки.
Дорогу нам преградила хозяйка, так и не расставшаяся с ножом, после чего между нею и Ледовским, не выпускающим моей руки, разыгрался совершенно запредельный (по крайней мере, для моего понимания) диалог.
- Напрасно вы так, Клавдия Васильевна, - укоризненно покачал головой Ледовский, - я же сказал, у меня все под контролем.
- Как тогда, что ли? - зловеще усмехнулась старуха. - Ты всегда сбивал его с панталыку, всегда... Я была против вашей дружбы с самого начала, знала, что она до добра не доведет... Однажды ты ему уже чуть не испортил жизнь, хочешь опять...
- Зря вы так драматизируете, - пробормотал Ледовский, - я же сказал, что все улажу, значит, так и будет.
Вы что-нибудь во всем этом поняли? Лично я - ничего. Просто театр абсурда какой-то. Который начался с моей идиотской идеи ударить по Пашкову муками совести (кои ему, видимо, несвойственны), а кончился кухонным ножом в руках его матери и совершенно необъяснимым десантированием Ледовского. А если еще прибавить к этому совершенно очевидный факт знакомства Ледовского с Клавдией Васильевной Пашковой!
Как ни увещевал Ледовский пашковскую мамашу, та упорно не хотела выпустить нас из дома.
- Ну зачем вы так? - уговаривал он ее. - Вы же знаете, что я не могу с вами бороться. Давайте разойдемся миром, а я вам обещаю все уладить...
Эта перепалка, в которой я принимала участие в качестве почти добровольного, ничего не понимающего статиста, затянулась, и Ледовский довольно деликатно попытался убрать уж слишком "гостеприимную" хозяйку с дороги, а заодно избавить ее от ножа. Тут-то и случилось самое страшное. То ли он схватил ее за кисть руки, в которой она сжимала нож, и потянул к себе, то ли она хотела его оттолкнуть, но я вдруг почувствовала, что хватка его ладони на моем запястье ослабела. А еще на пол, прямо мне под ноги, что-то брякнулось. Я посмотрела вниз и увидела тот самый нож с деревянной ручкой, только лезвие его почему-то было в крови. Неужели он?.. Я уставилась на Пашкову, которая, в свою очередь, не сводила глаз с Дедовского. Тогда я перевела взгляд на него и вздрогнула: его бежевый свитер, видневшийся в просвете между полами расстегнутого пальто, быстро пропитывался темно-красной кровью.
- Ты что, ранен? - заорала я.
- В бок, - пожаловался Ледовский. - Черт, кровь бьет фонтаном...
Я поволокла Дедовского к дивану. Схватила со стола кухонное полотенце и прижала к его животу: разобрать, куда конкретно он был ранен, мне не удалось из-за обилия крови. Буквально в считанные секунды на диване образовалась целая лужа, и даже край моей куртки промок от крови, которая начала стекать на пол. Я с ужасом посмотрела на свои ботинки, испачканные в крови Дедовского, а потом на Пашкову и ее внука. Эти двое наблюдали за происходящим так, будто оно не имело к ним ни малейшего отношения.
- Да что же вы! - закричала я. - Бегите на улицу... Он приехал на машине, там его наверняка ждет шофер... Ему нужно в больницу, быстрее, иначе он кровью истечет...
Но они даже не пошевелились. Тогда я выскочила на крыльцо, добежала до калитки, но открыть ее не успела. Она распахнулась сама, и я налетела на Капитонова...
***
- Быстрее, быстрее! - торопил Капитонов, когда его молодые помощники, подхватив Дедовского под руки, потащили его к выходу. Сам Дедовский был уже без сознания, а его водитель, совершенно ошалевший, бегал вокруг и причитал, как всполошившаяся баба:
- Да что же это, да как же это... Я же говорил: может, я с вами пойду как чувствовал... А он: сам, мол, управлюсь...
- Ты лучше заводи машину, ему в больницу срочно нужно, - прервал его Капитонов, - и в город не вези, можешь не довезти, тут рядом, в Опалихе, есть какая-то больничка, дуй туда. - И обернулся к Севрюкову:
- А ты поедешь с ними.
- Я тоже, - выпалила я.
Что ответил Капитонов, я не расслышала, потому что выскочила за дверь раньше, чем он успел открыть рот. Джип Дедовского уже вовсю газовал в сугробе. Я открыла дверь и умостилась на краешке заднего сиденья, на котором полулежал Дедовский. Севрюков, сидевший впереди, рядом с водителем, покосился на меня недовольно, но ничего не сказал.
Джип быстро полетел по дороге, и, как мне показалось, уже через секунду указатель "Совхоз "Пригородный" остался далеко позади. Этого же короткого времени хватило на то, чтобы Ледовский, уже и без того белый как мел, залил сиденье кровью, как прежде диван в доме Пашковой. Мне стало страшно, и, наклонившись над ним, я прислушалась, дышит ли он вообще. Слава Богу, Ледовский дышал, правда, тихо и неглубоко. Я взяла его за руку - она была прохладная и вялая - и не выпускала ее до самого конца. Я просто физически чувствовала, как жизнь оставляет его.
