Наталья Солнцева - Загадка последнего Сфинкса
— Я действую исключительно по собственной инициативе. В ваших же интересах прояснить некоторые подробности.
— Я ни в чем не виновата, — твердила она.
— Во время потасовки вы прикинулись, что разнимаете дерущихся, а сами под шумок расстегнули брошь и укололи острием застежки художника в руку, после чего он скончался. Как вы это объясните?
— Никак. Я не притрагивалась к броши. В суматохе кто-то воспользовался моим украшением, чтобы… чтобы…
Она запнулась и замолчала, кусая губы.
— Чтобы что? — строго посмотрел на нее Матвей. — Убить Домнина? Выходит, на острие броши имелся яд и вы об этом знали? Зачем вы надели на вечеринку отравленную брошь, если не собирались никого убивать?
— Брошь не отравлена… Господи! Я… просто в шоке! Какой яд? Откуда? Я же сама могла нечаянно уколоться!
— Застежка надежная, просто так не откроется, — парировал Матвей. — По крайней мере дюжина свидетелей подтвердят, что видели брошь на вашем болеро. Боюсь, вас ждут серьезные неприятности.
— Я ни при чем, клянусь! — залилась слезами рыжеволосая вдова. Даже горе ее красило. — Это была шутка.
— Я не понимаю. В чем же заключалась шутка? Человек мертв…
— Он умер не от укола. Вероятно, у него случился инфаркт от страха… или инсульт. Я уверена, что брошь не отравлена.
— А если вы ошибаетесь? Или лжете?
Санди была так подавлена и растеряна, что забыла об осторожности и здравом смысле. Ее натянутые нервы, казалось, звенели от легчайшего прикосновения.
— Вы написали Домнину угрожающее письмо? — пошла в атаку Астра.
У Санди не хватило сил сопротивляться.
— Да… — кивнула она. — Пусть, думаю, помучается, потеряет покой и сон от страха — в отместку за его подлый поступок. Он глумился надо мной, довел до истерики… насильно раздел и… хотел убить. Путь переживет то же, что и я тогда.
— Когда?
— В прошлый раз… я попалась на горячем, в его мастерской, ночью. Хотела взглянуть на его завещание. Он и воспользовался случаем.
— Завещание?
Она опять кивнула.
— Игорь нарочно заманил меня туда… Он сказал, что составил завещание и хранит его в мастерской, в укромном месте. Я сдуру поверила. И не смотрите на меня так! — вспыхнула вдова. — Ну да, признаюсь… я меркантильная и расчетливая стерва. Даром я, что ли, вышла замуж за его похотливого папашу, из которого песок сыпался? — Она уставилась на Астру своими желтыми, янтарными глазами. — Вы вообще пробовали лечь в постель со стариком, дряблым и морщинистым, со вставной челюстью и дурным запахом изо рта? Каждая ночь, проведенная с ним, стоит не меньше пяти тысяч «зеленых»! А я спала с этим уродом бесплатно. Он оказался жуликом, аферистом! Врал про несметные богатства, припрятанные от советской власти, а у самого ни гроша за душой…
Она осеклась, и Астра воспользовалась паузой, чтобы задать вопрос:
— Отец Домнина сам говорил вам о своих богатствах?
— Нет… — вынужденно призналась та. — Он всю жизнь проработал в торговле. Там все воруют! Ходили слухи, что старикан припас золотишко на черный день. Я думала, он просто хранит свою тайну, а тайна-то заключалась в обратном — дедок все растранжирил… или не сумел достаточно наворовать для безбедного существования. Все моя доверчивость! — всхлипнула Санди. — Надо было не спешить под венец, а разузнать побольше об этих скрягах! Хорошо хоть какие-то крохи мне достались.
«Ничего себе крохи, — подумала Астра. — Большая квартира в Москве, дача за городом, машина, антикварные вещи, старинная мебель. По нынешним временам — целое состояние».
— Зачем вы пробрались в мастерскую Домнина прошлой ночью? — спросил Матвей. — Опять искали завещание?
— Хотела уничтожить картину. Хуже насолить Игорю было трудно. Он помешался на живописи… художник в нем затмил все прочие качества, в том числе и мужские.
— Значит, это вы изодрали полотно в клочья… — полуутвердительно произнесла Астра, проверяя, можно ли верить словам вдовы.
— Я! И жалею об одном — что снова попала впросак. Игорь подменил картину… он все предусмотрел заранее. Устроил очередное шоу и потешился от души! Вы ему помешали насладиться досыта моим позором, развязали мне руки и позволили избежать возмездия. Наверняка он планировал вызвать милицию и сдать им меня, как воровку, застигнутую на месте преступления. Представляю, как он взбесился, обнаружив утром пустую клетку. Птичка-то упорхнула!
— Вы уверены, что вас ударил именно Домнин? Успели его рассмотреть?
— Кто же еще? Кому придет в голову лезть ночью в мастерскую художника? Все знали, что Игорь ничего ценного там не держит. А рассмотреть я его не могла: он сзади подкрался и шарахнул меня по голове. Потом, как вы понимаете, я уже ничего не видела.
В этой безупречно красивой женщине, как бы отмеченной милостью самой Афродиты, с чудесной кожей, волосами и глазами цвета позднего осеннего солнца, жили две Санди. Одна — изысканно прекрасная, понимающая искусство, блистающая не только внешностью, но и развитым интеллектом; другая — примитивная, алчная, откровенно пошлая и вульгарная, с жаргоном уличной девки. Домнин, изобразив на своей картине Маху с рыжей гривой и ее двойника, лишил покровов и тело, и внутреннюю сущность модели. Наверное, именно этого, сама того не осознавая, и не могла простить ему мачеха.
— Два в одном, — прошептала Астра.
— Давайте расставим точки над «i», — сказал Матвей, обращаясь к Александрине. — Вы утверждаете, что написали художнику письмо от имени Сфинкса с целью попортить ему кровь?
Она кивнула со вздохом.
— А потом вас посетила идея продолжить мистификацию и, улучив момент, уколоть Домнина булавкой? Так… в шутку, испугать его как следует?
— Да. Он тоже заставил меня дрожать от ужаса! — огрызнулась она. — Я прощалась с жизнью, а он смеялся… хохотал, как Мефистофель! И бросал краски на холст. Эту картину я возненавидела с первых мазков… она пропитана моим страхом…
«…и вожделением, — подумала Астра. — Домнин взболтал дьявольский коктейль Эроса и Смерти, из которого, как из первозданного хаоса, родились Маха-воительница и ее двойник».
Санди опустила желтые глаза.
— Стало быть, на застежке броши не было яда? — спросил Матвей.
— Сколько можно повторять, что нет? Не было!
— Отчего же умер господин Домнин?
— От инфаркта… вероятно, — неуверенно произнесла вдова. — Или от инсульта. Хотя… Игорь не жаловался на здоровье. И вообще, был не из пугливых.
— Так или иначе, именно ваши действия послужили причиной его смерти. Вас посадят… в лучшем случае за непреднамеренное убийство. Если же на застежке обнаружится яд…
— Да не может там быть никакого яда! — взвилась она.
— Отраву мог нанести кто-то другой. Мурат, например… или близкая подруга, которая ходит к вам в дом и имеет доступ к шкатулке с вашими украшениями, — предположила Астра. — А посадят вас!
— Никто не знал, какую брошь я надену на вечеринку, — в отчаянии вымолвила Санди. — Кроме… Мурата.
— Вы никогда не докажете, что это сделал он. Вас ждут тюремные нары на долгие, долгие годы. Впрочем, брошь у нас, и, надеюсь, никто не заметил, как господин Карелин подобрал ее с пола. Все уставились на труп…
Янтарные глаза вдовы загорелись надеждой.
— Чего вы от меня хотите?
— Правды, госпожа Домнина.
— Но я не лгу! Я не ожидала, что Игорь умрет. Это злой рок. Были моменты, когда я хотела достать яду и последовать примеру Сфинкса… даже расспрашивала, кто мог бы помочь раздобыть отраву. Потом передумала. Меня бы заподозрили в первую очередь.
— Вас остановило только это?
— Не совсем. Поднять руку на человека, отнять у него жизнь… слишком страшно. Существует карма , понимаете? Я не хочу, чтобы в следующей жизни кто-то убил меня или преследовал на том свете.
Она казалась искренней — сама добродетельность, сама невинность.
— А как же Михаил Теплинский? — пристально посмотрела на нее Астра. — Где вы находились во время его последней встречи с избирателями?
Лицо Санди ничуть не портили покрасневшие веки и щеки, мокрые от слез. Она дрогнула, но тут же выпалила:
— В Москве… ездила по магазинам.
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Зачем?
Астра решила проверить свои догадки.
— Затем, что в тот самый день вы отправились к Теплинскому, — заявила она, — в тот самый городок, где…
— Молчите! — умоляюще воскликнула вдова и оглянулась на дверь. — Я… ладно, раз вы и это знаете… С Михаилом Андреевичем мы были любовниками. Недолго, около года. Он истосковался по раскованной темпераментной женщине в постели, по настоящему сексу. Худосочная жена-балерина надоела ему хуже горькой редьки. Не скрою, Миша щедро платил, дал денег на поездку в Париж… мы устраивали друг друга.
