Анна Малышева - Лучше бы я осталась старой девой
Вечером того дня, когда вызывали на допрос Лену, группа проверяла сеть арабских ресторанов в Останкино. Один из ресторанов оказался сирийским. Сирийцами были повара, кассиры, официанты и, конечно, вся администрация. Осмотру не обрадовались, но и противиться не стали. Персонал собрали в одной комнате, предъявили фоторобот. Среди персонала не было никого похожего, но возможно, этот человек посещал ресторан.
– Все ваши служащие в сборе, или кто-то еще не пришел? – спросил помощник следователя директора – толстого, хорошо одетого сирийца с маслеными глазами. Тот сказал, что здесь все, кроме мясника. Тот рубит мясо в подсобном помещении.
– Почему его не позвали?
– Очень срочная работа, не успеем приготовить блюда… – забормотал директор. – Сейчас вы отпустите кого-нибудь, его заменят, тогда он придет.
– Где подсобка?
Директор сам повел неприятного посетителя в подсобку. Там было темновато, только большой, обитый жестью разделочный стол был освещен лампочкой без абажура. В углу человек, согнутый в три погибели, рубил мясо на деревянной доске. Мясник распрямился. Его белый клеенчатый фартук был заляпан мелкими ошметками баранины. Он равнодушно посмотрел на фоторобот, указал на дверь, ведущую в следующую подсобку.
– Что такое? – напрягся помощник следователя.
– Там спит. Только что пришел.
Больше он мясника не расспрашивал. Рванул дверь, увидел маленькую комнатку с растрескавшимися, давно не беленными стенами. На кровати без всяких признаков постельного белья спал человек, точно соответствовавший изображению на фотороботе.
Он не сопротивлялся, когда его брали, надевали наручники, мотал головой и сонно смотрел наглыми черными глазами. Директор ресторана от ужаса побелел, шептал еле слышно по-арабски и пытался поговорить с помощником следователя. Задержанного спешными темпами доставили в управление. Оказалось, что тот прекрасно говорит по-русски. Для опознания никого не пришлось звать. Он утвердительно отвечал на все вопросы следователя. Назвал свое имя, страну, из которой прибыл в Москву. Оказался сирийцем. В ресторане не работал, провел две ночи. Никто об этом не знал, он договорился с мясником, тот пустил его спать в подсобку за хорошие деньги. Но мясник ни при чем. Назвал адрес квартиры, которую снимал, сказал, что машины у него нет, продал недавно. На вопросы отвечал нагло и в то же время равнодушно. Да, он увез девочку.
– Где она?
– Ищите, – небрежно бросил он.
– Что значит, ищите? – побелел следователь. – Ты со мной шутки шутишь? Где ребенок? Зачем ты ее увез?
– Нужна она мне была.
– Зачем?!
Ибрагим промолчал, не отводя своих красивых миндалевидных глаз. Следователь хотел разбить в кровь это лицо, но сдержался, спросил:
– Скажи, она жива?
Молчание.
– Тебе деньги нужны?
– Мне ничего не нужно.
– Зачем ребенка увез?
– Нужно было.
– Кому?
– Мне.
– Зачем она тебе? Что ты с ней сделал?
Молчание. Потом Ибрагим сказал:
– Ладно, пишите. Я ее мать убил, посадил в свою машину и задушил. Труп спрятал в парке, положил в воду, ветками накрыл. – Он говорил так спокойно, что у следователя, человека ко всему привычного, волосы на голове зашевелились. – Меня эта девчонка оскорбила. Спать со мною не захотела.
– Ты с нею был знаком?
– Нет. Я в машине предложил ей денег, она отказалась. Тогда я ее задушил.
– Как в квартиру попал? Откуда адрес узнал?
– Она сказала, куда ее везти. Разговорились.
– Кто тебе девочку отдал?
– Женщина, рыжая. Я ей денег дал, она мне девочку отдала.
– Зачем детские вещи забрал?
– Не знаю. Просто так.
– Куда повез ребенка?
– Ищите, говорю.
– Ты, говно! – заорал на него следователь. – Я из тебя кишки вытащу и на стул намотаю! Тебя твой консул не спасет и спасать не будет! Где ребенок?! Что ты с ним сделал?!
– Вытаскивайте кишки, – ухмыльнулся тот. – Кто вам девочку найдет?
– Она жива?
Молчание. Следователь выбросил на стол фотографию молодой девушки. Фотография была маленькая, черно-белая, на уголке виднелась смазанная фиолетовая печать. Спросил, сдерживаясь:
– Эту девушку знаешь?
Парень небрежно посмотрел на фотографию и кивнул:
– Эту знаю.
– Откуда?
– Пишите: шел вечером по улице. Увидел общежитие. Хотел зайти, прикурить у вахтера. У меня зажигалки не было. Зашел – никого на вахте нет. Я поднялся по лестнице. Увидел девчонку в коридоре. Попросил зажигалку, она сказала, что не курит. Стал с нею разговаривать, она испугалась, закричала. Я ее выбросил в окно.
– Что ты болтаешь?! – Таких нелепых признаний следователю еще не приходилось слышать. – Ты же все врешь! Как ты мог просто так убить девушку?
– Я очень нервный. И не люблю, когда девушки мне отказывают, – спокойно ответил парень. – Эта тоже была грубая.
– А ты знаешь, что обе эти девушки учились в одном институте?!
– Откуда мне это знать.
– Совпадение, значит?
– Совпадение.
– И обеих ты видел в первый раз, когда убивал?
– Да.
– Ты думаешь, я поверю? Куда дел девочку?
– А мне все равно, верите вы мне или нет, – заявил тот. – Пишите, я сознаюсь.
– Ничего писать не буду, пока не скажешь, откуда знал девушек и куда дел ребенка.
– Тогда не пишите, – глумливо согласился парень. – Мне какая разница?
– Кому отвез ребенка? Где девочка? Если она жива – я сам буду хлопотать, чтобы смягчили приговор.
– Не надо хлопотать.
– Ты идиот? – Следователь трясся как в лихорадке. «Сейчас я его буду бить», – понял он. Чтобы прийти в себя, закурил. Ибрагим попросил:
– Сигарету дайте. Мои отобрали.
– Девочка где?
– Да ладно, не ищите. Нет вашей девочки.
– Что?!
– Я ее убил.
Глава 17
«И все же за мной следят», – Фатиха остановилась перед витриной магазина модной одежды. Стоять или идти, бежать, спускаться в метро – все равно. За ней следили. Она чувствовала это спиной, затылком, об этом говорили ей усталые ноги, сосущая пустота в желудке. Этот день пропал напрасно. Она не смогла даже приблизительно вычислить место, где прятали Оксану. Теперь она не скрывалась – звонила знакомым, напрашивалась в гости, надоедала людям пустыми разговорами, выпила с десяток чашек кофе, осматривала все комнаты под тем предлогом, что тоже хочет снять такую квартиру в Москве. Девочки не было. «Я опоздала, – говорила она себе, уходя из очередного дома, ловя на себе недоуменные взгляды хозяев. – Ее уже нет». Но ей было все равно – после того, что она сделала вчера вечером, не было сил сидеть у Мухамеда, утешать Лену, молчать. Земля горела у нее под ногами, воздуха не хватало, девушка задыхалась. Единственный выход – бежать, ловить случайный след, намек, искать…
Витрина была обрамлена цветными гирляндами. Они включились, разом замигали, витрина озарилась изнутри нереальным светом. В этом свете за кофейным столиком сидела грустная брюнетка с белым скуластым лицом, в нижнем белье и синем халатике. Рядом с нею расположился такой же грустный блондин, в его руке чудом держалась чашка кофе. Стол был уставлен дорогой посудой, свечами, искусственными цветами. Фатиха машинально рассматривала все это и в то же время чувствовала, что кто-то рассматривает ее. Медленно обернулась. Она не надеялась увидеть кого-то знакомого среди прохожих, а увидела брата. Он стоял шагах в пяти, глубоко засунув руки в карманы потрепанных брюк, и смотрел на нее.
Фатиха глазам своим не верила. Брата она не видала уже несколько лет. Первая мысль была – не он, ошиблась. Вторая – броситься к нему, схватить за рукав, потащить к Мухамеду. Но она осталась на месте, не отрывая от него глаз. Он страшно изменился. Лицо почернело, казалось, что оно состоит из одного черепа, обтянутого темной кожей. Дешевая старая одежда висела на нем, как на скелете. Хуже всего были глаза. Глаза затравленного зверя, в них не было ни мыслей, ни чувств. Только страх – привычный, ставший жизненной основой и нормой. Фатиха поняла: одно ее резкое движение – этот зверь бросится в толпу и исчезнет, на этот раз навсегда. В том, что больше она его никогда не увидит, она была уверена. Для этого было достаточно видеть его глаза. Для человека с такими глазами нет семьи, сына, сестры, дома. Ничего, чем бы его можно было удержать. Она, не отрывая от него взгляда, открыла сумочку, висевшую на плече. Ариф напрягся, готовясь бежать. Так же медленно, словно она оказалась в клетке с диким зверем, Фатиха достала из сумочки пачку сигарет. «Только не испугать, – стучало у нее в голове. – Только не испугать!»
Она достала из пачки одну сигарету, сунула ее в рот, подожгла. Для этого ей все же пришлось опустить ресницы. Когда она их подняла, Ариф никуда не исчез. Ей даже показалось, что он теперь стоит ближе. Она протянула к нему руку, в которой держала пачку сигарет. Ничего не сказала, даже не кивнула. Просто держала сигареты, предлагая взять их у нее из рук. Так она когда-то в детстве подманила на улице бродячую собаку. Собака соблазнилась лакомством и поверила, стала есть. Потом отец велел прогнать собаку – слишком она была грязная. Все это она вспомнила в ту минуту, когда Ариф подходил к ней. Он шел так же, как та собака – недоверчиво, бочком, словно опасаясь удара в живот. Сигареты оказались у него в руке. Он держал их, не глядя на Фатиху. Она спокойно протянула ему зажигалку. Ариф вдруг засуетился, жадно закурил, сунул сигареты и зажигалку себе в карман.
