Наталья Солнцева - Кольцо Гекаты
– Яковлев не стал возражать?
– Нет… В том-то и дело, что он сделал вид, будто тоже передумал. Он сказал, что мы просто поговорим. Он все объяснит Галине, насчет нас.
– Вы поверили?
– Да. Я думала, он переживает то же, что и я. Вся злость на Диму у меня прошла, и я удивилась, как мы могли решиться на такое. Во дворе было темно… Я вышла, встретила Галину и открыла заднюю дверцу, чтобы она села. Мы обе были взволнованы. Пока я выходила, Игорь перебрался на заднее сиденье. Я и не заметила… Все произошло мгновенно: он ударил ее ножом, и… господи! – Лена снова заплакала. – Я этого не ожидала, клянусь! Я тогда даже не поняла, что случилось. Игорь сказал: «Поезжай». И мы поехали.
– Куда?
– За город. Игорь сказал мне, где притормозить. А потом… я включила свет и повернулась назад… Ужас… Я стала кричать: «Зачем ты это сделал? Ведь мы же договорились!» Но Игорь был как робот. Он… взял руку Димы, потянул назад и обхватил ею рукоятку ножа.
– Что потом?
– Игорь, оказывается, заранее все предусмотрел. Он оставил неподалеку свою машину. И мы уехали. А они… их оставили…
– Как ваш муж оказался за рулем?
– Наверное, Игорь пересадил его. Да… скорее всего. Я не помню… Шок! Я вся просто оцепенела от ужаса. После того, как я увидела Галину… все происходило, как во сне. Я не верила, что все это случилось. Я…
– Но ведь господин Яковлев в тот день был в командировке, в Сосновом Бору. Это проверено, – перебил ее Артем.
– Он все рассчитал. Гнал в Питер, как сумасшедший, а потом так же обратно. В Сосновом Бору никто не контролировал его разъезды. А я никому ничего не сказала бы. Он говорил мне, что я теперь соучастница. Групповое убийство или что-то в этом роде… Но я… не хотела! Игорь сказал мне…
– Он обманул вас. Хладнокровно и расчетливо. А теперь постарается избавиться от такого опасного свидетеля.
– Игорь ненавидел Диму, – сказала Никитская. – Он завидовал его деловым качествам, тому, как идут дела в компании. Думаю, он хочет через меня завладеть «Альбионом», когда Диму посадят. Во всяком случае, он на это рассчитывал. Это была его идея – подставить Диму. «Нужно их наказать! Обоих!» – твердил он каждый раз, как только заходил разговор об этом. Только сейчас я поняла, что он хотел заполучить не столько меня, сколько «Альбион».
– Если он не убьет вас сейчас, – рассуждал Артем, – то обязательно убьет потом, когда станет хозяином фирмы. Вряд ли он станет ждать. Речь идет о его свободе. Вы дали слабину, показали себя трусихой и паникершей. Игорь Семенович вам этого не простит. Сегодня я за вашу жизнь и ломаного гроша не дам.
– Что же мне делать? – опять заплакала Никитская. – Мне никто не поверит. Все подумают, что я выгораживаю мужа. А Игорь… я боюсь его! Очень боюсь…
– Надо подумать, – решительно сказал Артем. – С таким, как Яковлев, я бы шутить не стал.
ГЛАВА 31
Сердцебиение усилилось, и Юрию стало совсем плохо. Стучало везде – во всем теле, в голове, в висках. К горлу волнами подступала тошнота. Он встал с дивана и, пошатываясь, отправился в кухню, налил себе воды, выпил. Ноги и руки дрожали.
Ночь прошла, а он так и не уснул. Нельзя назвать сном то мучительное состояние тревожной полудремы, в котором он пробыл до утра. Словно в тумане, перед ним возникало лицо Анны – улыбающееся, милое. Только она одна умела так улыбаться, снисходительно и нежно. Потом, откуда ни возьмись, появилось лицо Любочки, с выпученными рыбьими глазами, пустыми, маслянисто-слезливыми… И все тонуло в феерическом, зеленоватом свете луны, в хвосте дракона, тянувшемся за горящей колесницей женщины с тремя лицами… она была прекрасна, ее волосы развевались по звездному небу, как хвост кометы… ее смех походил на раскаты грома…
Анна с ее второй, скрытой от Юрия жизнью сводила его с ума. Дошло до того, что он взялся следить за ней! И результат не преминул сказаться – и на делах, которые он запустил донельзя, и на здоровье, и на настроении. Юрий разрывался между желанием знать об Анне все и страхом потерять ее, доводившим его до отчаянья, до глухой, беспросветной тоски.
Господин Салахов поднес руку ко лбу, мокрому от выступившей испарины. Неужели у него сердечный приступ? Но раньше с сердцем было все в порядке.
– Все когда-нибудь случается в первый раз, мой друг! – сказала у самого его уха Анна.
– Анна? Ты проснулась?
Он оглянулся и увидел, что сидит на кухонном диванчике один. Что за чертовщина с ним происходит?
– Юрий? Что ты здесь делаешь?
Анна стояла в проеме двери.
– Мне… не спится, – ответил он, глядя на нее побитой собакой.
– Что с тобой?
Она подошла и прижалась к нему всем своим теплым, сонным еще телом.
– Я люблю тебя… – прошептал Юрий. – А ты… ускользаешь… как лунный свет…
– Обними меня. Я здесь… Давай поедем куда-нибудь.
– В Крым? – обрадовался Юрий.
– Почему вдруг в Крым? Тебе хочется к морю?
– А тебе?
Юрий чувствовал себя рядом с Анной так, словно его больше не было. Он растворялся в ней, тонул в ее глубинах, блуждал в ее садах, полных цветения, ветра и медовых запахов… и не мог, не хотел искать выхода. Она не показывала ему всего … и эта вечно длящаяся тайна привязывала его к ней крепче любых цепей.
Салахов и не заметил, как они оказались в спальне, на смятых после сна простынях с запахом мяты… они любили друг друга до изнеможения, до смертельной, всепоглощающей, сладостной усталости… Все смешалось – обида, горечь, боль, жажда любовных ласк, блаженное забытье, отстранение от всего сущего и полет к далекому, туманному пристанищу, где сливаются воедино все стремления и надежды… откуда нет возврата раз ступившему на зыбкие золотые облака…
Юрий долго плескался под душем, брился, одевался и собирался; Анна лежала, глядя, как на потолок ложится золотой узор света. Тень от статуэтки Гекаты падала на шелковые подушки, будоражила воображение, будила желания…
Анна закрыла глаза и потянулась. А что, если вот так лежать и лежать? Никуда не двигаться, ни о чем не думать?.. Ей нравились ласки Юрия, какие-то новые, порывистые. Хорошо, что у нее есть соперница, Любочка. Анна тихо засмеялась от удовольствия, от того, что сколько бы ни старались разные Любочки, Танечки, Ирочки – Юрий принадлежит только ей, безраздельно! И то, что они принимают за свои победы, только придает Анне сил. Бедные! Они так стараются, и все напрасно. Усилия уходят в песок, как вода после дождя… Юрочка возвращается к ней еще более страстным, еще более преданным. Следующей Любочки просто не будет. Горький опыт разочарования и несбывшихся ожиданий – лучшее лекарство от поисков новизны. Любовь стара, как сама Вселенная. Когда вдоволь напробуешься, всегда возвращаешься к истокам.
Может, поехать сегодня в Андреевское? Или не стоит… Анна уже исполнила необходимый ритуал, теперь оставалось только ждать решения богов. «Графиня» тоже поникла, ее колокольчики почти не звенели в квартире Альшванга. Они обе чувствовали «дыхание Гекаты» – значит, желаемое близко, почти рядом. Не хватает самой малости. Античное прошлое подошло вплотную, навевая тревожные сны.
– Лунный камень вбирает в себя свет Луны… – прошептала Фионика. – А потом роняет его, как холодные капли… Геката любит венки из лотоса и жасмина. В ее храмах всегда стоит этот запах ночной свежести…
– Зачем ты привела меня сюда? – так же шепотом спросил Лаэрт.
– Потому что мы в Афинах последний раз. Больше ты сюда не вернешься.
– А ты?
– И я…
Лаэрту хотелось спросить, откуда она знает, но он промолчал. Фионика все равно не скажет – сверкнет глазами, засмеется и все. Она и раньше была странная, а теперь и вовсе… Когда он вернулся из последнего похода, Фионику словно подменили. Гликера рассказала, что у них долгое время жила какая-то женщина, которая пряталась от кого-то. Звали ее Суния. Она рассказывала о таинственных обрядах, подземных храмах, о городе, затерянном среди пустынных скал, о памяти прошлого и предсказаниях будущего. Суния тесно сошлась с Фионикой; они шептались и прятались от всех, занимались ворожбой и гаданиями. Она говорила, что у Фионики есть дар, и что она не такая, как все.
– А какая? – спросил Лаэрт, которому вся эта история страшно не понравилась.
– Ну, не знаю… – пожала плечами девушка. – Необыкновенная!
Лаэрт промолчал. Он не знал, что говорить. Он мыслил прямолинейно, как воин, идущий в атаку. Военные хитрости были ему понятны, а житейские…он считал их излишними. Зачем хитрить, когда тебе никто всерьез не угрожает? В обычной жизни он был прост и не помышлял ни о чем, кроме еды, вина, удобного ложа и крыши над головой. Фионика появилась в его судьбе неожиданно и заняла в ней главное место. Причем так незаметно, что Лаэрт и опомниться не успел, как оказался у нее в сладком плену. Если бы кто-то другой сказал ему об этом, обидчику бы не поздоровилось. Но…наедине с собой он предпочитал называть вещи своими именами.
