Полина Дашкова - Место под солнцем
— Много говоришь, — поморщился Лунек, — ты, когда нервничаешь, всегда слишком много говоришь. Глеб обращался к тебе потом еще раз с этой просьбой? Да или нет?
— Нет.
— А почему же ты все-таки пробил безналоговый статус? Решил рискнуть от чувств? Вспомнил, как с Катей крутил любовь?
— Меня попросил об этом еще один человек — Кто?
— Сверху, — Баринов выразительно поднял глаза к потолку, — с самого верху распоряжение пришло.
— Интересно получается, Егор Николаич, очень интересно. Что же, Глеб в обход тебя к президенту на прием попал? — хохотнул Лунек. — Ты ври, да не завирайся.
— Да при чем здесь Глеб? Насколько я знаю, разговор об этом завел генерал-майор Уфимцев. И вообще, я не понимаю, почему тебе пришла в голову такая глупость, что я мог заказать Калашникова? С какого бодуна?
«Ассоциация свободного кино» занималась в основном конкурсами красоты, рекламными клипами, отсмотром и подбором девочек и мальчиков для стриптиза. Действительно, сплошная коммерция и никакого кино. Причем коммерция весьма двусмысленная. Однако у Калашникова-старшего с заместителем министра давние теплые отношения. Генерал мог и не поинтересоваться подробностями.
Лунек отлично знал, что подобные разговоры иногда происходят на банно-теннисном уровне. Просто к слову пришлось, посетовал народный артист народному генералу: мол, чиновники дышать не дают, задавили налогами. Потому и нет в России настоящего некоммерческого кино, что заели бюрократы. А генерал, в свою очередь, при таком же непринужденном разговоре на теннисном корте замолвил словечко президенту, сославшись на всеми уважаемого и любимого Константина Калашникова. И получилась такая цепочка, проверить которую от начала до конца невозможно.
Но и верить на слово Баринову тоже нельзя. Слишком уж он бледный сидит, ручки трясутся. Может, он прямо сейчас эту хитрую цепочку и выдумал? Вон, аж вспотел от натуги. А про кассету, стало быть, ничего не знает?
— И не дрогнула у тебя рука посодействовать грязной коммерции? А как же высокая культура? Где твои принципы? Объяснил бы господину президенту, чем на самом деле занимается эта долбаная ассоциация. Или, может, Глеб тебя хорошо припугнул? Он ведь большой был специалист по девочкам. И по кино, кстати, тоже.
Намек никакой определенной реакции не вызвал. Валера не решил еще, стоит ли выдавать сейчас главный аргумент. Если Баринов пока не знает о кассете, так, может, придержать этот козырь про запас?
— При чем здесь девочки? — судорожно сглотнув, спросил Баринов.
Валера только сейчас заметил, что у советника президента подергивается правое веко.
— А девочки, Егор, всегда при чем. Особенно когда речь о тебе, старом котяре. Ты ж у нас ходок еще какой! А все ходоки на девочках горят рано или поздно.
— Ну, твой Калашников тоже был тот еще ходок, — заметил Баринов вполне спокойно, — между прочим, мог погореть именно на этом.
— Слушай, а ты ведь не любил Глеба, — прищурился Валера, — ты вообще людей не любишь. Только себя самого. И девок никогда не жалел, молоденьких совсем пацаночек пачками пользовал. Куда Глебу до твоих художеств!
— Послушай, — Баринов не выдержал и повысил голос, — ну что ты из меня жилы тянешь? Не заказывал я Калашникова. И пацанками ты мне в морду не тычь. Да, бывало всякое, но не больше, чем у других.
— Так другие и платят по счетам, — спокойно заметил Валера, — и ты на меня лучше не ори. Ишь, смелый какой нашелся. Про Уфимцева ты хорошо придумал, молодец. Только ведь я проверю. Гляди, если врешь… — Зачем мне врать? Ну зачем? Допустим, я сначала не выполнил просьбу твоего казинщика, а потом выполнил. Но почему из этого следует, что я мог его заказать? Кроме меня, желающих, что ли, мало?
— Мало, — кивнул Лунек, — я, во всяком случае, кроме тебя, пока не вижу желающих. Повторяю, если ты не понял. Глеб пригрозил тебе очень серьезно. И ты сделал для его ассоциации безналоговый статус. Но угроза осталась в силе. Ты почуял, что он теперь будет доить тебя, как буренку. И решил заказать, чтобы впредь не мучиться.
— Чем это, интересно, он мог мне пригрозить? Дуэлью из-за давнего романа с его Катей? Так она тогда еще и не была его женой. Восемь лет прошло. Смешно, в самом деле.
У Лунька в руках появился радиотелефон. Он быстро набрал номер, который знал наизусть. Трубку долго не брали. Наконец Валера заговорил, но совершенно другим голосом, другим тоном.
— Доброе утро, Константин Иванович. Простите, если разбудил. Как вы себя чувствуете? — произнес он мягко и почтительно. — Да, я понимаю… Ну что делать? Нет, вы только не волнуйтесь… Из-под земли достану… Да что ваши генералы? Ну их, генералов этих. Мы сами с усами… А, кстати, насчет господина Уфимцева. Вы, случайно, не помните, был у вас с ним разговор про «Ассоциацию свободного кино»? Нет, ничего серьезного. Просто надо кое-что уточнить… Ах, вот как? Не просили? К слову пришлось? Ну, понятненько… Да, конечно. Вы только держитесь. Если какая-то помощь нужна… Ну что вы, Константин Иванович, не стоит… До завтра.
Лунек нажал кнопку отбоя и, небрежно бросив телефон на диван, закурил. Он молчал целую вечность, пускал дым колечками и глядел не мигая в глаза Егору Баринову.
— Ладно, — процедил он наконец сквозь зубы, — ты говорил, дела у тебя утром? Можешь ехать по своим делам.
— Спасибо, — саркастически усмехнулся Баринов, — проверил, значит? Уточнил? Я тебе что, мальчишка? Бык-наемник, чтобы меня тягать вот так по-хамски? Я по возрасту тебе в отцы гожусь.
— Эй, ты бы не нервничал так. Вредно это для здоровья и для мужской потенции, — Лунек весело подмигнул, — папаша…
Глава 19
Катя открыла глаза и посмотрела на часы. Половина пятого утра. Странно, что надрывается телефон. Надо выключить звонок и не брать трубку. Последние гости уехали только в начале второго. Потом они с Жанночкой до трех приводили дом в порядок. Господи, как хочется спать… Катя, не поворачивая головы, нащупала радиотелефон на тумбочке у кровати, нажала кнопку.
— Я слушаю.
— Спишь, молодая вдова?
Тот же голос. Тот же. Только интонация немного другая. Надо встать и быстро подключить диктофон.
— Света? Ты где? Твоя мама очень волнуется.
— А тебе-то что? Ты бы лучше о себе побеспокоилась, сушеная Жизель.
— Почему ты не пришла за деньгами? — спросила Катя.
— Не твое дело.
— А сейчас зачем звонишь?
Она успела зажечь свет, взять с полки диктофон, присоединить присоску к телефону.
— Так просто. Соскучилась по тебе, хриплый, издевательский смешок.
Какой-то уж слишком хриплый, слишком издевательский.
— А если соскучилась, почему же на свидание не явилась? Сама ведь мне его и назначила, — проговорила Катя.
— Мне интересно, вычислишь ты меня наконец или нет, — говорил хриплый голос в трубке.
— Ну вот видишь, Света Петрова, я тебя вычислила, — устало вздохнула Катя. — Неужели тебе не надоело все это?
— Не-а, не надоело. Если бы ты угадала, я бы отстала от тебя. Но ты ошиблась, Орлова. Меня ведь вовсе не Светой зовут. И фамилия у меня другая.
— Ну хорошо. Я ошиблась, не угадала. Дальше что?
— А ничего.
— Слушай, а зачем ты лифчик в карман халата сунула? — неожиданно для себя спросила Катя.
— Лифчик? Надо же, а я думаю, куда он делся? Ладно, он совсем старенький, не жалко. Понимаешь, твой муж меня всегда сам раздевал. Ему это нравилось. В последний раз он был уже в халате, из душа вышел. Вот так и получилось с лифчиком. Сунул в карман в спешке. Не терпелось ему. Ну, что ты молчишь, молодая вдова? Тебе нравится все это слушать?
— Очень. Продолжай, пожалуйста.
— Продолжение следует. — Опять смешок и сразу частые гудки.
Катя выключила диктофон. Озноб так колотил, что невозможно было сосредоточиться. Она вытянула из шкафа первое, что попалось под руку, — толстый домашний свитер Глеба, надела его на ночную рубашку, сверху накинула большой пуховый платок и только потом подошла к комоду, открыла верхний ящик. Она хотела прежде всего прослушать кассету с записью предыдущего разговора.
Из верхнего ящика комода, из-под вороха старых квитанций, корешков от оплаченных счетов, открыток, писем и прочей бумажной ерунды, накопившейся в доме за многие годы, она вытащила кассету, отправилась в комнату, в которой занималась у станка. Там была стереосистема. Чтобы сравнить голоса, надо поставить сразу обе кассеты и слушать по фразе из каждого разговора.
Тембр похож, интонации. Но что-то не то. Подделка. Пародия. Однако, чтобы так пародировать, надо хорошо знать оригинал.
Света Петрова при всей ее агрессивности всего лишь злобная шептунья. Ей нравился сам процесс, но не прочитывалось за этим никакой логики, никакой определенной цели. Только эмоции. А эта, новая мадам, продумывает и взвешивает каждое слово, наезжает всерьез, пытается спровоцировать Катю. На что? Вряд ли ее интересуют только эмоции — слезы, испуг.
