Елена Михалкова - Нежные листья, ядовитые корни
И что она делает рядом с местом преступления?
В первую секунду он заподозрил, что убийце удалось выманить ее на встречу. Какой-то изощренной дьявольской хитростью, подкупом, шантажом… Чем угодно!
Но быстрый осмотр показал, что, кроме Маши, тут никого нет. Сергей без всякого страха сделал то, на что она не решилась, – обошел ель и заглянул под ветки.
Никого.
– Зачем ты пошла сюда?
Маша промычала что-то невнятное.
– У тебя здесь встреча?
– Нет! Что ты!
Бабкин еще раз оглядел ель, сжавшуюся Машу… И тут ему в глаза бросилась цепочка на ее ладони.
Она тотчас отступила назад и спрятала за спину сжатый кулак.
– Что это? – он пристально вгляделся в ее лицо. – Где ты это взяла?
Соврать у Маши не хватило духу.
– Здесь.
– Где? Под деревом?
Она кивнула.
– Ты за этим сюда пришла? – сообразил он.
Второй кивок, сопровождающийся тяжелым вздохом. Бабкин по-прежнему ничего не понимал.
– Дай мне!
Он требовательно протянул руку. К его изумлению, Маша не только не отдала цепочку, но и попятилась на несколько шагов. Теперь она упиралась спиной в разлапистые ветви. Дальше ей отступать было некуда.
Все это настолько не походило на нее, что Сергей опешил. Он вгляделся в лицо жены, отведя фонарик в сторону, чтобы не ослепить ее.
– Ты точно нашла это здесь? – непонимающе спросил он.
– Да.
– Маш, ты понимаешь, что это улика?
Еще одно «да», прозвучавшее печально, но твердо.
– Ты не покажешь мне?
Она отрицательно покачала головой:
– Я не могу. Извини, пожалуйста. Правда, не могу.
Бабкин машинально щелкнул выключателем и погасил фонарь.
Облака разошлись. Луна повисла прямо над ними, цепляясь за ветви, как стеклянный шарик.
В первую секунду, увидев Машу живой и невредимой, Сергей испытал невероятное облегчение. За то время, что он метался среди деревьев, ему приходили в голову самые жуткие сценарии развития событий.
Однако теперь острая вспышка радости утихла.
Маша вела себя странно. Маша что-то скрывала. Маша не желала отдавать ему улику.
Из всего этого следовал только один вывод.
– Ты ее узнала!
Она крепче сжала за спиной цепочку, и по ее изменившемуся лицу он понял, что попал в точку.
– Ты опознала ее по этой вещи, да?
Молчание.
Сергей Бабкин был очень спокойным и уверенным в себе человеком, но в эту минуту почувствовал себя слепцом в скалах и без единого проводника. Что там, впереди? Уткнешься в стену? Рухнешь с обрыва?
Они с Машей всегда были вместе. Когда однажды в июне они поехали на природу с ее друзьями и там затеяли шутливо бросать мяч, разделившись на две команды, Сергей не смог играть против жены. Даже в глупой дружеской игре они должны были оставаться по одну сторону черты.
Но сейчас жена стояла в двух шагах, испуганная и в то же время явно что-то твердо решившая, и вела себя как противник в схватке. Более слабый, более уязвимый. Но противник!
Маша осознавала, что происходит с мужем. Но перевесить на него ответственность за свой поступок она не имела права.
Стеклянное сияние луны залило лес, превратив его в контрастную гравюру. Острые тени почернели. Снег вспыхнул и заблестел как слюда.
Сергей попытался собрать воедино доступную ему информацию. «Она знает, кому принадлежит цепочка, но не хочет говорить. Отказывается отдать. Боится меня».
По всему получалось, что Маша выгораживала убийцу. Бабкин отказался бы в это поверить, если бы услышал от кого-то другого, а не увидел собственными глазами.
«Кого она может так защищать?»
Ответ нашелся сразу.
– Это Матильда?
Она помотала головой, что можно было трактовать двояко: то ли «нет, не Матильда», то ли «нет, не скажу». Сергей решил, что верен второй вариант, и не ошибся.
– Ты мне не скажешь?
– Нет.
Бабкин с удовольствием сел бы в сугроб, а еще лучше, нырнул бы туда с головой.
– Машка, ну не молчи! – взмолился он. – Что происходит?
– Давай вернемся в отель, пожалуйста!
– Ты мне не доверяешь?
– Доверяю!
– Тогда объясни, черт возьми! – разозлился он. – Ты знаешь, кто напал на Лосину?
– Кажется, знаю!
– Тогда какого черта мы тут торчим?
– Потому что я не могу ее выдать, – с неожиданной сухостью сказала Маша.
– Она тебе угрожает? Шантажирует?
На каждый его вопрос она отрицательно мотала головой.
– Вы с ней говорили?
– Нет!
Бабкин, не выдержав, наконец зачерпнул снег и размазал ладонью по лбу жесткие крупинки.
– Фух! Хоть сон сбить.
Он помотал головой.
От снега действительно стало легче. Словно кто-то положил прохладную ладонь на воспаленный лоб и унял бред. Потому что то, что происходило, иначе как бредом он не мог назвать.
– Хочется проснуться и оказаться в нормальной жизни, – поморщившись, пробормотал он.
Только этого Маше и не хватало.
– Я правда не могу тебе ничего объяснить, – сказала она и беззвучно заплакала. – Прости меня, пожалуйста!
– Но почему? Машка, почему?!
Потому что я вижу девочку-подростка, бегущую ко мне по громыхающим крышам гаражей, ответила бы ему Маша, если бы могла. А рядом с ней пса в колтунах, с маленькими, как у медведя, ушами. Я не знаю, от чего именно они спасли меня. И не хочу знать. Они это сделали, а остальное не имеет значения. Я могла лежать между гаражами, с синими пятнами на шее и задранной юбкой, и нашли бы меня только на следующее утро. А вместо этого отряхнула куртку, подняла сменку и пошла домой. Зазор между этими двумя реальностями обеспечил мне человек, который убил Светлану Рогозину.
– У меня перед ней долг, – наконец сказала она, глотая слезы.
Некоторое время Бабкин молча смотрел на нее.
– Что это за долг такой? – тихо спросил он.
Маша покачала головой.
– А можно деньгами отдать?
Она сморгнула слезы и увидела кривую ухмылку на его лице. От того, что он способен шутить, ей стало легче в тысячу раз.
– У нас столько не наберется, Сережа.
Он стер со лба мокрый подтаявший снег и протянул ей руку:
– Пойдем. Хватит попы морозить.
2Макар Илюшин ходил по номеру и злился. Он не мог заснуть.
В любом месте, в любое время он вырубался за минуту, как Штирлиц, стоило ему опустить голову на подушку и закрыть глаза. Он мог спать десять минут и встать отдохнувшим. Но очень давно с ним не случалось такого, чтобы уснуть попросту не получалось.
Сначала он проветрил и без того прохладную комнату. Перевернул подушку другой стороной.
Не помогло.
Неспешно прогулялся по огромному люксу – десять кругов в одну сторону, десять в другую.
Тоже мимо.
Заставил себя прочитать до середины поэму «Мцыри», которую со школы знал наизусть и которая с того же времени навевала на него дремоту.
Все впустую. Сон не шел, и не потому, что мысли были чем-то заняты – Макар давно научился вычищать из головы весь мусор. Что-то определенно мешало, но что, он понять не мог.
Наконец, смирившись с бессонницей, он сел за компьютер и принялся сводить в таблицу все, что они успели выяснить о деле Рогозиной. На второй странице Илюшин внезапно сообразил, что ему мешает.
Ощущение резких дуновений сквозняка на уровне колен. Как если бы над самым полом парила птица и время от времени задевала его холодным крылом.
Макар пожал плечами, плотно закрыл форточку и вернулся в постель.
Теперь «птица» касалась его лица. Что-то проплывало в воздухе, дотрагиваясь до щеки.
Илюшин перевернулся на живот.
Холодить стало затылок. Это было похоже на редкое дыхание. Как будто кто-то наклонялся над его макушкой и легонько дул.
Макар, теряя терпение, прошлепал босыми ногами до двери и заткнул все щели полотенцем. Еще раз проверил форточку. Осмотрел выключенный (и, кажется, мертвый) кондиционер, подержал ладонь около вентиляционных отверстий. Под конец ради эксперимента зажег спичку и поднес к кровати, любуясь высоким и ровным пламенем. Огонек не качался.
Совершенно удовлетворенный, Илюшин забрался под одеяло и приготовился спать.
Не прошло и минуты, как прохладная волна шевельнула волосы.
Макар сел, включил свет и огляделся. В комнате вполне ожидаемо было пусто.
– Не смешно!
Он сердито зевнул и снова включил компьютер.
«Черт! Хоть по порносайтам ходи».
Таблица «радовала» глаз полной бессмысленностью. Набор фактов, эмоций, впечатлений, никак не связанных друг с другом. Илюшину никогда еще не выпадало дела, где он был так уверен в разгадке и в котором потерпел бы такое сокрушительное поражение.
