Я знаю, кто убил Лору Палмер (СИ) - Баюн София
Она остановилась. Золотая надпись на синей вывеске — «Салон». Сказку можно закончить потом.
…
Нора почти успела добраться до Яра. Вызвала такси, жалея, что до сих пор не отремонтировала мотоцикл. Тогда не пришлось бы стоять в пробке, щурясь от пронзительного весеннего солнца, нюхать дрянные сигареты водителя и слушать про маму, купола, страданья сына и прочую грусть цыганки.
Машина остановилась у соседнего дома. Нора не стала возмущаться — хоть она и торопилась увидеть Яра, но решила, что дойти быстрее, чем препираться, к тому же она хотела отдышаться.
— Быки твои мне ласты лихо завернули, браслеты сжали белы рученьки мои, — мурлыкала она себе под нос по пути к подъезду. — Но фраернулись в этот раз менты что надо, я тот лопатник даже близко не брала, — торопливо закончила она, заметив у подъезда милицейскую машину.
Рядом с самым безмятежным видом курил Яр. Нору он не замечал, пока она не тронула его за рукав.
И только когда он посмотрел на нее, она поняла, чего так испугалась Фаиза. Глаза у него и правда стали страшные — слишком темные и слишком спокойные.
— Это то, что я думаю? — вместо приветствия спросила она.
— Ага, — ответил Яр. — А что ты думаешь?
Нора не знала, что ответить. Она думала все сразу.
— Мне соседка твоя позвонила. Сказала, ты… — Она осеклась. — Я с тобой поеду.
— Не надо. Это ненадолго.
— Ненадолго — это лет на пять? — деловито уточнила Нора.
— Все через задницу, — флегматично ответил Яр. — Зато я нашел виски-бар. О, сейчас поедем, — сказал он, заметив выходящего из подъезда милиционера. — Я позвоню, когда смогу, хорошо? Мне есть, что тебе сказать. До встречи, Нора.
— Я тебе адвоката найду, — сказала она, вцепившись в его руку. У него были горячие пальцы и манжеты, испачканные ржавчиной и землей. Яр мягко забрал у нее руку.
— Не надо, — сказал он, садясь в машину. — Я ведь никого не убил.
Она в последний раз заглянула ему в глаза и поняла, что он врет. Нора смотрела вслед уезжающей машине и думала, что еще как надо, и кому лучше сначала звонить — Горзоеву или сразу знакомому адвокату, которому она когда-то собрала очень хорошую папку. Знакомый адвокат, после очень хорошей папки, не станет работать бесплатно, но об этом можно будет подумать потом. К тревоге примешивалась звонкая нота предвкушения, которой Нора совсем не стыдилась. Даже если эта история закончится плохо — это в любом случае будет отличная история. Она напишет отличную статью, серию отличных статей, а потом отличную книгу.
В кармане заверещал телефон. Нора по мелодии знала, что звонит Горзоев, и тревога на миг утопила остальные чувства.
— Да?..
— Где ты?
— Недалеко от центра.
— До Автозаводской за сколько доберешься?
Нора раздраженно поморщилась. На Автозаводской была только магистраль и промзона. Ни реки, ни моста, а значит, ей сейчас придется отвлечься на какую-то другую историю.
— Пятнадцать минут, — прикинула Нора. — Что там?
Горзоев ответил, и прежде чем испугаться, Нора успела подумать, что история все же та самая.
…
Синий дом был черным. Потемневшее, потрескавшееся дерево, по углам — красные кирпичи. Дом построили недалеко от поселка, на пригорке, с которого было видно облитое солнечным светом золото куполов.
Окна забили фанерой изнутри. Снаружи ее покрывали черные и алые надписи. Некоторые выцарапали гвоздем. Яр подошел ближе.
«Вместе с звоном, вместе с пеньем, о забвеньи говорят».
«Если я покажу тебе розы, ты пойдешь со мной?»
Он с трудом узнал почерк Рады в этих кривых, дрожащих словах.
«Когда ты».
«Уже не будет».
«Не страшитесь смерти».
Остатки забора из рабицы, не доеденные ржавчиной, оплетал голубой вьюнок. Вокруг дома были разбросаны странные вещи — несколько ржавых бочек для воды, раскрытые чемоданы, мятый строительный контейнер. И повсюду темнели пятна засыпанных ям.
Яр представил, как перекапывает весь участок в поисках неизвестно чего.
И находит гнилую картошку. В шорохе листьев ему вдруг померещилось виноватое хихиканье Яны — будто это она вложила ему в голову эту глупую фантазию. Или сама выкопала все эти проклятые ямы.
У дома, в луже собственной тени, росла рябина. Когда отцветут черемуха и яблони, распустятся ее белые цветы, привлекающие только мух.
К забору проволокой была привинчена табличка «Чаща». Не Боровая, конечно, и на название улицы это было не похоже, скорее на какую-то местную шутку или легенду. Может, Яна разобралась бы.
Яр вдруг ощутил странное, почти непреодолимое желание ей позвонить. Заехать за ней в прокат, привезти ее, обвешанную черными перьями и меховыми воротниками. Пусть посмотрит на ямы обведенными черным глазами, потрогает каждую их них и скажет, что вот здесь земля теплая. Скажет, что ответы всегда горячее безвестности, и взгляд у нее будет такой, будто эти слова имеют смысл.
Странное было желание. Яр, конечно, его проигнорировал.
Замка на двери не было, только проволока на дверной ручке. В доме было темно и душно. У двери висел желтый динамо-фонарь. Яр долго крутил стрекотавшую и потрескивающую ручку и, наконец, фонарь выплюнул на пол луч белого света.
Дом был почти пуст. На панцирной кровати лежали стопкой несколько полосатых матрасов, под кроватью — обвитая хвостом шнура электроплитка и мятая медная джезва. Яр не знал, что рассчитывал найти — точно не ящик с пыточными инструментами и залитый кровью пол — но почему-то все равно ощутил укол разочарования. Дом выглядел давно брошенным. Дом не выглядел, как место, где можно было перезимовать.
Конечно, есть еще дом Надежды Павловны, но вряд ли отец Рады смог прожить там несколько месяцев, не включая свет и не разжигая печь.
Под столом он нашел крышку люка в подпол. Она разбухла, а прикрученная к ней дверная ручка оторвалась с первого рывка. Пришлось сходить на улицу, найти в куче мусора подходящий кусок арматуры и долго возиться с крошащимся деревом, чтобы обнаружить, что подпол наполовину затоплен.
Яр посветил в мутную взвесь и решил, что может, конечно, побродить по пояс в воде и поискать ящик с инструментами или пару трупов там, но этим можно заняться и вечером. А пока не зашло солнце — придется возвращаться на участок и раскапывать особо подозрительные ямы.
…
К вечеру он успел озвереть, смириться и снова озвереть. Даже в армии, когда он несколько месяцев занимался тем, что копал и закапывал ямы, это казалось более осмысленным. Может, потому что тогда на дне ямы хотя бы не обнаруживалась издевательская куча мусора, баллоны из-под краски или непознаваемые комки бумаги.
Участок был перекопан. Яра никто не тревожил, даже в милицию никто не позвонил. Он уже собирался лезть в подпол, когда вспомнил, что дом находится рядом со свалкой. Если ему повезет, она окажется не просто кучей мусора, и может, у нее даже будет сторож.
…
Ловкие пальцы у девушки, которая заплетает ей косы. Ловкие холодные пальцы с острыми ногтями, сигарета в зубах, ментоловый дым, стелющийся ей в лицо.
Яна смотрела в экран телевизора с выключенным звуком. Играло радио, и может, оно могло бы заменить ей бубен. Только теперь она никогда не провалится за стекло. Бубен в ее руках останется просто черным кругом, из которого извлекается звук. А может, она научится делать что-то другое, но никогда, никогда больше не проникнет за экран телевизора.
Ей это нравилось. Она смотрела в экран и пыталась отрешиться, растянуть момент, когда ее волосы переплетают с синими и белыми шнурками новых прядей, плетут ей новую жизнь. Раньше она непременно вспомнила бы какой-нибудь заговор, но сейчас почему-то слова не находились.
И сказка не приходила. Яна с тупой обреченностью продолжала таращиться в экран, заранее зная, что ей там покажут.
