Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона
Я покачал головой:
— Вы и сами в это не верите. Я понятия не имел, что Мошкин убит, сроду не знал его жену — слышал только, что… ну, вроде как немного не в себе. А и потом — коли это она, то при чем здесь алмаз? Может, просто блудить ему поаккуратнее надо было.
Белый гаденько подмигнул:
— С твоей кралей, да?
Я щёлкнул зубами, но сдержался. Ясно, что седой хрен пытается вывести меня из равновесия. Кротко вздохнул:
— Бросьте… Но… Но вообще-то вы отдаете себе отчет, в чьи владения влезли?
Он отмахнулся:
— Ничего, старик проглотит!
— А ежели не проглотит? — возразил я.
— Э-э-э, братец… — Белый задумчиво потеребил мочку уха. — Да ты, похоже, с ним снюхался?
Я пожал плечами:
— Что значит — "снюхался"? Мы просто знакомы.
Однако он меня не слушал.
— И зуб даю, Паука ты тоже водишь за нос. Угадал?
— Не угадали.
Он плюнул.
— … твою мать! Ты всегда такой вежливый? Даже противно!
Я улыбнулся:
— Не всегда. Знаете, в каких случаях я говорю пожилым людям "ты"?
Белый ощерился — наверное, не понравилось слово "пожилой".
— Хе-хе! Ну и в каких же?
— Всего в двух. Первый — когда это мои старые и добрые знакомые. А второй — когда приходится их убивать.
Он выпучил глаза:
— Ты серьезно?
— Вполне, — подтвердил я. — Так что, пожалуйста, не злите меня, ладно?
От такой борзости он обалдел еще сильнее и взвизгнул:
— Обыскать!
— Так обыскивали уже! — напомнил "классик". — Чистый.
Белый снова успокоился, но…
Но мой взгляд упал на настенные часы, и теперь вздёрнулся я. Время-то как летит: уже через час с небольшим поручение Профессора должно быть выполнено, а значит, надо действовать. Но не здесь — куда потом трупы девать? — да и без пальбы наверняка не обойдется. К тому же позиция у меня невыгодная: сижу под прицелом, сам голый, даже без ножа. И я… решился.
— А-а, чёрт с вами! Уломали.
Толстяк насторожился:
— Чего?
— Ничего. Поехали, покажу, где бриллиант.
Его жирные щеки вмиг осунулись. А может, это он от удивления чересчур широко разинул пасть?
Я же, не давая ему опомниться, затараторил:
— Поехали! Хотите — обшмонайте еще раз. — Встал и сцепил руки на затылке. — Ну?
Когда у Белого прошел первый шок и рыло вновь приняло обычную конфигурацию, он кивнул "боксеру":
— Проверь!
Тот проверил.
— Да чисто.
А я опустил руки и зашагал прочь из дома, бросив по дороге косяка на наручные часы. Время, чёрт, уплывает!.. Остановился за порогом и под пристальными взорами новых знакомых запер входную дверь, а ключи сунул в карман. Они тоже сунули в карманы свои пушки, но глядели-то эти пушки все равно на меня и в любой момент могли харкнуть свинцом.
Когда мы вышли на улицу, я сказал тоном, не терпящим возражений, — козырь-то, вернее, алмаз, был покамест у меня в колоде:
— Поедем в моей машине, — и уселся за руль, а эта троица еще с минуту шушукалась — совещались, как угнездиться им. Я не прислушивался: до лампочки, все равно я ничего не собирался предпринимать в машине. Вернее — в дороге.
Наконец сели. Рядом со мной — "классик". Ну, товарищи бандиты? Погнали?
И мы погнали. Вырулили из поселка, въехали в город, однако, проезжая мимо рынка, я затормозил.
— Ты что?! — вскинулся Белый.
— Ничего, — буркнул я. — Цветы надо купить.
Он заволновался:
— Зачем цветы?
Я усмехнулся:
— Скоро узнаете. — Притворился, что собираюсь вылезать из машины: — Ждите… — И тотчас в правый бок воткнулся ствол "кольта".
— Сидеть! Зачем цветы? К бабе везешь? К бабе?!
Я пожал плечами:
— Кого трясет чужое горе? К бабе — не к бабе… Скоро поймете. Главное, я привезу вас туда, где "Скорпион". Еще вопросы будут?
Больше вопросов не последовало. Только Белый приказал "боксеру":
— Сгоняй за цветами.
Я обрадовался:
— Букет за ваш счет! — И крикнул вслед посыльному: — Бери красные розы, да покрупнее! И не жлобись там!..
"Петух" вернулся минуты через три с букетом темно-багровых роз. И правда, хороших, крупных. Сел на место и положил цветы назад, однако я потребовал:
— Дай сюда.
Он проворчал что-то под нос, но дал. Я пересчитал розы и лишнюю выбросил в окно. Остальные протянул обратно:
— Держи.
"Боксер" удивился:
— Сдурел?! — Но я на эту дерзость не обратил ни малейшего внимания. Включил зажигание и поехал.
С минуту все трое молчали. Похоже, осмысливали мое поведение. Потом толстяк негромко проговорил:
— Да ты, шутник, никак на похороны нас везешь?
Я покачал головой:
— Не, на поминки.
— И чьи же?
— Скоро узнаете.
Голос Белого позлел:
— Эй, фраер, не борзей!
— Я не фраер и не борзею. — На секунду оглянулся — голубые глаза были очень недобрыми. Плевать. — Я сказал, что еду туда, где алмаз? Сказал. Что еще? Да, кстати, а вы, уважаемый, не боитесь, что за этот уголёк еще сегодня соратнички с вас шкуру снимут? Небось сидят уже и ручонки потирают: скоро папка с добычей вернется…
— Не считай меня лохом! — рявкнул он. — Остальные не при делах, только эти двое.
— Тогда нормально, — одобрительно кивнул я, а про себя подумал: "Совсем рехнулся, такое ляпать!" Ну, спасибо. Большое спасибо, "дядя"!
Минут через пять Белый снова подал голос:
— На кладбище, что ли, едем?
— На кладбище, — подтвердил я, глядя на часы (время, время!).
— Погоди, выходит, цветы…
— Положу на могилу друга, а заодно и прощения попрошу.
— И за что же? — фыркнул толстяк.
— А за беспокойство. Думаете, это хорошо — тревожить прах усопшего?
— "Тревожить прах усопшего"… — задумчиво повторил Белый. — Постой, ты хочешь сказать…
— Ага, — кивнул я. — Именно. А чем не тайник?
— Могила?!
Я вздохнул:
— Ну, не совсем. В общем, скоро узнаете…
Как я и надеялся, на кладбище уже никого не было. Нет, может, где-то люди еще и были, однако мы их не встретили. Я шагал чуть впереди, Белый со своими ублюдками — следом (ворота оказались закованы в цепи, и машину пришлось оставить за высоким забором). Свернув с центральной аллеи влево, я прошел по дорожке между рядами могил; еще раз налево, теперь направо и прямо. Вот. Пришли…
Строгий гранитный памятник. Без портрета, только ФИО и годы жизни. Год достаточно уже далекий — и год прошлый. Ограды нет, вместо нее — гранитные же столбики, обрамленные тяжелыми провисающими цепями. Массивное надгробье, полуприкрытое побитыми дождями и ветром венками, букет завядших цветов… Мой букет. Его я принес сюда три дня назад, а сегодня… сегодня, Серый, я принес тебе свежий. А еще… Извини, но еще я приволок к тебе эту мразь, в трех экземплярах. Прости, не было выхода, но я исправлюсь, вот увидишь — исправлюсь…
Оглянулся:
— Стойте!
Они замерли шагов за пять до цепи. Белый разинул было пасть, однако, увидев выражение моего лица, осёкся на полуслове.
— Подождите там, — рыкнул я. — То, за чем шли, вы скоро получите.
Склонившись над надгробьем, я бережно положил к изголовью цветы. "Красная роза — эмблема печали…" Спасибо тебе, конечно, "боксер", за розы, но…
Начал поправлять венки. Поставил один поровнее, другой… Третий же — "От любящей жены" — "нечаянно" зацепил локтем, и венок чуть накренился. Я сунул под него руку, поправить…
Поправил… И…
И, молниеносно вырвав снова на свет божий правую руку с прошлогодним "глоком", не поднимаясь с колена, выпустил из-под левого локтя, точно наугад, две пули…
Но, конечно же, не наугад.
Звенящую тишину "Дома мертвых" пробили два грома, и телохранители Белого рухнули как убитые.
А они и были теперь убитые: "борцу" пуля попала в сердце, и он свалился на покрытую молодой зеленой травой дорожку, а "боксеру" свинец угодил в лоб. Его отшвырнуло на металлический заборчик соседней могилы, и упал он не сразу — покорячился, уже наверное чисто рефлекторно, на железных штырях и медленно сполз спиной на землю. Извини, "боксер", розы ты и впрямь купил замечательные.
А потом…
А потом я улыбнулся Белому, но, боюсь, улыбка та была больше похожа на волчий оскал…
Судя по выражению круглой рожи толстяка — действительно похожа.
Оружие у него было — это я присёк еще в первый момент нашего "знакомства", однако он не сделал даже попытки вытащить его из кармана куртки. И напрасно — нормальные мужики умирают с оружием в руке, а не в кармане…
Поскольку на звуки выстрелов могли прибежать люди, надо было спешить. И я поспешил. Но не очень.
Я не очень поспешно сказал:
— Ну вот и всё, Пал Васильич. Вот и приехали…
Он задрожал:
— Т-ты… в-вы…
Я махнул свободной рукой:
— Поздно выкать, Белый! Финита ля комедиа, потому я и говорю сейчас — ты…
