Светлана Потоцкая - Убийство и Дама пик
Он уселся в джип и увидел, что на коробке передач сохранились следы запекшейся крови. Его передернуло, но делать было нечего, время, как говорится, пошло. Ах да, у этой стервы в машине всегда был отличный бар: рюмочка чего-нибудь крепкого ему не помешает. Да, бар классный, даже шампанское во льду охлаждается. Ну, эта газировка ему сейчас совершенно ни к чему, а вот «Гран-Марнье»… Прекрасно, именно то, что нужно. Уже не так пахнет в машине пряными духами Императрицы, уже выветрился сладковатый запах любимой туалетной воды Марианны. А ветер по дороге очистит салон совсем. Вперед!
Через полчаса действие спиртного ослабело. Но он чувствовал, что никогда еще не вел машину так уверенно, как сегодня, что он совершенно трезв и может позволить себе еще одну рюмочку. Или две. Главное — не превышать скорость, не привлекать внимание досужих милиционеров. Впереди уже сияют огни Москвы, скоро кольцевая дорога, нужно свернуть направо, доехать до Бирюлева, а там уже он почти на месте. Как удачно вышло, что одна из его прежних пассий прямо-таки обожала Царицынский парк и он досконально изучил это место. Никогда не угадаешь, что и когда может в жизни пригодиться. Так, вот и мост через пруд. До назначенного времени — минут десять, Карина очень пунктуальна, так что можно расслабиться и выпить еще, тем более что в бутылке и осталось-то всего на одну рюмку благородного напитка. Ничего, когда он провернет задуманную операцию, он почаще будет пить дорогой французский коньяк. Себя надо баловать.
Серый «жигуль» Карины он заметил, когда машина уже припарковалась рядом с джипом. Женщина выходить не спешила, тогда он сам вылез наружу и галантным движением распахнул дверцу автомобиля своей приятельницы.
— Рад тебя видеть, дорогая, — проворковал он, протягивая руку. — Спасибо, что откликнулась.
Карина потянулась было к нему и тут же отпрянула:
— От тебя смертью пахнет! — прошептала она. Он расхохотался:
— Смертью? Дай Бог, чтобы от всех пахло именно такой смертью. Это французский коньяк, Кариночка. Кстати, хочешь чего-нибудь выпить? Тут потрясающий бар…
Карина вышла наконец из своей машины и медленно обошла джип.
— Откуда у тебя это? — спросила она бесцветным голосом.
— Дали поносить, — дурашливо усмехнулся он. — На время.
— И на какое же время?
— Не все ли тебе равно? — отмахнулся он. В присутствии Карины, да еще после бутылки коньяку жизнь казалась ему прекрасной, а от досадных мелочей можно было просто отмахнуться.
— Зачем я тебе понадобилась? — сухо спросила женщина. — Ты пьян? Что ты вообще натворил?
Александр Николаевич подхватил ее под руку и повел в сторону пруда, где в это время уже почти не было гуляющих горожан.
— Меня будут искать, — сообщил он патетическим шепотом. — По подозрению в убийстве и угоне автомашины. Но я никого не убивал, а машину мне дали…
— Поносить, — саркастически заметила Карина. — Мне-то хоть не ври, Александр. Я ведь все равно узнаю правду.
— Ну да, ты же у нас ясновидящая! Чем больше денег платят, тем яснее видишь.
Его явно заносило, но он уже не владел собой. Хмельное вдохновение уступало место тревоге и злости на всех и вся. Хотя и сейчас он еще понимал, что с Кариной ему ссориться — глупее глупого. Она его последняя надежда.
— Прости, пожалуйста, у меня неприятности. Не хотел тебя обидеть. Но я действительно никого не убивал…
— От тебя пахнет смертью, — упрямо повторила Карина. — Мне тяжело рядом с тобой. Что ты от меня хочешь?
— Помощи, — почти смиренно ответил он. — Вот ключи от моей машины. Она стоит на Арбате, в Малом Власьевском переулке, недалеко от салона красоты. Забери ее, пожалуйста, поставь в свой гараж. Там, в багажнике, целое состояние. Мы с тобой будем обеспечены на всю жизнь.
— Мы с тобой? — медленно переспросила Карина. — С каких это пор ты связываешь со мной дальнейшую жизнь? И что это еще за сокровище у тебя в багажнике? Ты что-нибудь украл?
— Ну, знаешь! — вспыхнул он. — В каких еще преступлениях я, по-твоему, виновен? Говори сразу.
— Не знаю, — покачала головой Карина. — И знать не хочу. Я выполню твою просьбу, но, учти, в последний раз. Позже заберешь машину — и забудь о моем существовании. Я больше не желаю участвовать в твоих сомнительных делишках и плести всякие небылицы твоим женщинам, чтобы ты имел возможность с ними познакомиться и переспать. Не желаю изображать цыганку, когда тебе приходит такая фантазия. Тем более, что платишь ты за этот маскарад просто смешные деньги. Или отдариваешься побрякушками, которые то ли где-то позаимствовал, то ли тебе их подарили… за любовь. С меня хватит. Давай ключи, и мы расходимся.
Он вложил ей в руку ключи от автомашины, повернулся, чтобы уйти, и понял, что идти ему в общем-то некуда. Разве что в свою коммуналку — так там его в два счета обнаружат, да еще соседи будут под ногами путаться.
— Кариночка, — искательно попросил он, — а можно мне у тебя пару деньков побыть? В гостиной, на диванчике. Я не помешаю. Ну, пожалуйста.
Карина яростно фыркнула и тряхнула головой с длинными смоляными кудрями. Сейчас в ней необыкновенно ярко проступило цыганское происхождение, чуть сглаженное образованием и цивилизацией:
— Я сказала — все! Проси, не проси, ничего не получишь, кроме того, что я обещала. И не скрипи зубами, не боюсь я тебя, понял? Кого ты там убил — не знаю, но со мной у тебя это не пройдет. У цыганки, как у кошки, две жизни. И вспомни, что я тебе один раз говорила, когда ты меня погадать упросил: трех дам погубишь, на четвертой споткнешься, сам сгинешь. Прощай, красавец. Сам под смертью ходишь, так других туда не втягивай. Уходи!
Она стояла к нему спиной, гордо выпрямившись и уперев руки в бедра. Он сам не понял, как в его руке оказался тяжелый камень, и точно со стороны наблюдал, как этот камень с силой опустился на затылок Карины. Она упала без единого звука, а он выдернул из ее руки ключи от своей машины, толкнул обмякшее тело с обрыва, вниз, к пруду и, не дожидаясь всплеска воды, бросился к тому месту, где оставались машины. Слава Богу, там никого не было. Он прыгнул в машину Карины, нашел «хвост» — пучок проводов от замка зажигания — и выдрал его целиком из-под кожуха. Красный провод — всегда от стартера — замкнул на массовый, еще не остывший движок зачихал, схватился — поехали!
Куда вот только поехали? Домой. Не в коммуналку, а домой, к семье. Там его не будут донимать расспросами, там ему приготовят ванну, дадут горячего чая, а может, и покрепче что-нибудь найдется, и вообще будут рады, что он наконец-то возвратился из своей трудной и опасной командировки. Утро вечера мудренее, придумается что-нибудь. Не может быть, чтобы не придумалось.
Главное — свидетелей не осталось. Ни прямых, ни косвенных. Вот это действительно главное.
Глава 16
«Не отрекаются, любя…»
Как часто бывает, что встречаются два совершенно разных человека — из разных миров, с разными интересами, разным культурным уровнем, разным воспитанием и о, чудо! — влюбляются друг в друга и даже иногда женятся. А потом лукавый карапуз Амур со стрелами убегает дальше строить свои козни, а двое влюбленных остаются один на один со всеми мыслимыми и немыслимыми проблемами и заморочками. Каждый — со своими привычками, своим характером, своим прошлым. И общее у них только одно: надежда на совместное будущее. Будто два камня с острыми углами, которые постоянно трутся друг о друга. Сколько же должно пройти времени и пролиться крови — в переносном смысле слова, разумеется, — чтобы стерлись острые углы, обтесались и стали ровными грани! Сколько нужно желания, любви и, главное, терпения! К сожалению, не всем это бывает под силу…
Про Павла и Милочку можно сказать словами из некогда популярной песни: «Просто встретились два одиночества». Но какие же разные были эти одиночества! Ощущала свое, пожалуй, только Милочка. Милый кудрявый малыш попал прямо в сердце Павлу. Милочкино же — только слегка задел, видимо, отвлекся в эту минуту. Так ведь тоже бывает. Она, можно сказать, просто сдалась на милость победителя и даже не задумывалась — любит ли его. Просто ей с ним было хорошо, надежно и, что самое главное, не одиноко. Но… скучновато.
Он же полюбил ее страстно, всем сердцем. Тем более, что теперь он мог полностью реализовывать свою неутоленную потребность защищать, оберегать, опекать. Больше всего на свете он боялся потерять Милочку так, как потерял когда-то, давным-давно, свою первую любовь. И хотя прошло много лет и чувство к той, первой, статной красавице с волосами цвета воронова крыла, почти угасло, а то немногое, что осталось, было решительно вытеснено златокудрой и голубоглазой хрупкой Милочкой, он нет-нет да и вспоминал давнюю историю и каждый раз давал себе слово, что, если — не дай Бог! — опять кто-нибудь попытается отнять у него любимую, он будет бороться до конца.
