Михаил Март - Принц с простудой в сердце
— Да, пил.
— Потом вам давали какие-нибудь таблетки?
— Успокоительное после вашего звонка. Вы же ее обхитрили. В дверь звонить не стали, она бы вам не открыла, а взламывать ее вам не полагается, даже с ордером на руках. Так вы сначала позвонили по телефону, и эта дура схватила трубку. Вот тут ей уже деваться некуда, пришлось открывать.
— Скажите ей за это спасибо. Не то мы нашли бы в пустой квартире ваш труп. Вам дали не успокоительное, а противоядие.
Куприянов положил на стол три акта лабораторной экспертизы.
— Яд обнаружен в трех бутылках с вином «Хванчкара». Из одной пил Шестопал, из второй — Борис Медведев, а третью мы изъяли из квартиры Киры Фрок. Ту, которая предназначалась для вас.
И опять наступила долгая томительная пауза.
— Теперь мне понятно, зачем она заблокировала сейф. Ждала, пока я сдохну. Я ничего не знал о том, что там лежат марки. Я приехал за деньгами. Вот почему я так удивился, когда вы их достали из него. А сто тысяч она уже успела куда-то израсходовать. Я вам точно сказал, там должно было находиться шестьсот тысяч.
— Где сейчас находится Кира Фрок?
— Во Франции. На тот же день у нее были билеты на самолет, и я лично ее провожал. Она в Канне, в отеле «Риц».
— Уверены? Стоит ли ей говорить вам правду?
— Стоит. Я ее ни в чем не подозревал, и она ждет своей доли от картин. Сегодня утром она мне оттуда звонила, и это она мне сказала, где лежат картины Федотова. Я не знал, где их искать. Она мне сказала, что украл их Борис и они находятся у него на даче на чердаке, а сам Боря уехал на юг отдыхать. Или вы думаете, я полный идиот: убить парня и через несколько дней вернуться за картинами. Да если бы это было так, то я и порог дома не переступил бы. Неужели меня не насторожил бы тот факт, что труп сам по себе бесследно исчез: Пошел погулять…
— А кто вам сказал, что труп нашли в доме?
— Гриша Терехов. Участковый.
— Ладно, Добронравов. Мы подождем вешать трупы на вас. Но вы должны нам вернуть подлинники Федотова, Репина и Шагала. Продать копии вы не успели. Медведев их делал совсем недавно. А это не семечки.
— Все картины лежали под носом Шестопала. И его оригиналы Репина в том числе. Но я не крал их с корыстью — мне за державу обидно.
Фраза вызвала всеобщую улыбку.
— Хорошо, я расскажу. Володарский собирался вывезти Федотова во Францию и продать. У него имелась железная договоренность. Но все знали о существовании его коллекции. Государственный чиновник его ранга не может торговать за границей народным достоянием. У него и на пять других картин есть дарственная покойной княгини Анастасии Голицыной, которую его папаша выменял на хлебные карточки в сорок пятом. Вывезти картины за рубеж ему ничего не стоит. Его багаж не подвержен таможенному досмотру. Дипломатов не проверяют. Это он предложил мне взять картины на хранение, а потом устроить спектакль с хищением. Таким образом, он официально лишался бы коллекции, разыгрывая из себя ограбленного коллекционера, а
после своего отпуска со спокойной душой вывез бы
их за границу и продал. Вот тогда я и решил сделать копии. Пусть торгует ими в Париже — и ко мне у него нет претензий. Я послал бы его к черту через год после возвращения. У меня была единственная цель — оставить картины в России. Репина это тоже касалось. Я готов вам сдать все подлинники, но прошу занести в протокол, что делаю это добровольно по собственной инициативе. А по поводу убийств разбирайтесь с Кирой Фрок. У нас с Францией есть договор об экстрадиции преступников, а материалов у вас хватит.
— Где же подлинники?
— В моем личном сейфе в банке «Солюс«, которым руководил Шестопал. Самое надежное место.
Каково же было удивление на лицах всех присутствующих, когда перед ними засверкали стальные стенки пустой банковской ячейки. От картин и следа не осталось.
У Добронравова случился сердечный приступ — на этот раз настоящий. Пришлось его вместо камеры везти в больницу.
Последними словами его были:»Успел гад опередить меня! И все же сдох!«
6.
Пожалуй, не существовало такого человека, который желал бы смерти Анны Дмитриевны, но судьба неумолима. После кошмарных событий с выстрелом в каминном зале, она так и не смогла восстановить свои силы.
Восьмого октября по ее просьбе был приглашен священник, и Варя переодела Анну Дмитриевну во все чистое. Она исповедалась и причастилась. Доктор Введенский не делал ей уколов и не давал лекарств. Друзьям, собравшимся в доме, он сказал, что Анна Дмитриевна перестала бороться за жизнь и он уже ничем ей помочь не сможет. Оставалось только ждать…
Многие плакали. Разговаривали шепотом и ждали. Священник пробыл в спальне около двух часов. Потом пригласил адвоката Анны Дмитриевны Павла Шмелева. Ему Анна Дмитриевна уделила пятнадцать минут.
Следующей на очереди была Вероника, но когда адвокат вышел, он попросил зайти в спальню Вячеслава Бородина. Близкие были немало удивлены странной последовательностью, избранной хозяйкой для прощания с близкими.
Артем зашел в комнату. Шторы задернуты, кругом горели свечи, в воздухе стойкий запах ладана. Анна Дмитриевна лежала на широкой кровати с множеством подушек, подпиравших ее спину так, чтобы она могла видеть все вокруг. Бледно-восковое лицо сливалось с белизной постельного белья. Опять Артем увидел тревожный взгляд темно-синих омутов, как в тот вечер, когда они познакомились. Эти глаза говорили куда больше, чем могли выразить слова.
Артем подошел к кровати, и она протянула ему руку. Холодная как лед, узкая рука, лишенная всякой жизни, пыталась сжать его пальцы.
— Жаль, что я так и не увижу новый фонтан Венеры. Но теперь это уже не имеет значения. Моя младшая наследница разорит усадьбу.
— Если мы с ней поженимся, я этого не допущу,— тихо ответил Артем.
— Ты помнишь свой тост, произнесенный на моем импровизированном дне рождения. Ты поднял бокал за исполнение всех моих желаний. Одно из них состоит в том, чтобы ты прожил свою жизнь счастливым человеком, а с Никой ты лишь нахлебаешься горя. Она тебе не пара. И Бог с ней, с усадьбой. Князья Оболенские стали частицей истории, о которой можно забыть. Сейчас совсем другая жизнь. Традиции, обряды и реликвии интересовали только меня. Они и умрут вместе со мной. Тебя ждет совсем другая жизнь, и ты должен найти себе женщину, достойную стать твоей второй половиной. Но это не Вероника.— Анна Дмитриевна достала из-под подушки конверт и протянула Артему.— Здесь Юлькино приданое. Теперь оно принадлежит тебе как человеку, которого она очень любила. Уезжай в Голландию. В Гааге ты найдешь того, кто обеспечит твое будущее.
Артем заглянул в конверт. Там лежали марки и документы.
— Я не могу это принять, Анна Дмитриевна. Жених Юли погиб вместе с ней, а я самозванец, который обманывал вас все это время…
— Не продолжай, мальчик мой. Меня обмануть невозможно. Подойди к платяному шкафу и открой центральную дверцу. Когда-то на нем висело огромное зеркало, но теперь его нет. Я давно уже сняла все зеркала, которые могут встретиться мне на пути в этом доме.
Артем подошел к огромному гардеробу и открыл дверцу.
— Внизу стоит картина. Достань ее.
Ему показалось, что он достанет портрет Юли — рама была точно такой же. Он вынул картину и словно в зеркале увидел свое отражение. В его руках оказался его собственный портрет, выписанный с большим мастерством и любовью. На нем он был изображен в кремовом костюме с вишневой бабочкой под белоснежным воротничком. Именно так он выглядел, когда четыре года назад ворвался в номер ялтинской гостиницы.
— Таким она увидела тебя впервые и таким она тебя полюбила на всю свою короткую и не очень счастливую жизнь,— еле слышно продолжала Анна Дмитриевна.— Этот портрет всегда висел рядом с ее портретом в твоей комнате. Она принесла его мне перед отъездом в аэропорт. Тогда в ее глазах стояли слезы. Уж я-то знаю, кого любила моя дочь, и вашу романтическую историю слышала не один раз. И когда вместо моей мертвой дочери пришел ты, то я тебя тут же узнала, несмотря на кровоточащие порезы на лице.
Артем положил картину на место и вернулся к постели умирающей.
— То, что лежит в конверте, принадлежало Юле. После ее смерти это должно принадлежать человеку, которого она любила. И не надо спорить со мной. Уже поздно. Я сказала все, что хотела сказать в этой жизни. А теперь мне пора отправляться в царствие небесное, где меня ждет дочка.— Она закрыла глаза, и ее губы тронула слабая, еле заметная улыбка. Дыхание Анны Дмитриевны остановилось.
Артему показалось, что он присутствовал при смерти своей матери дважды. Так случилось десять лет назад, так случилось и сегодня.
Он еще долго и неподвижно стоял подле кровати, ушедшей в лучший мир необыкновенной женщины, прежде чем выйти к людям и сообщить им о кончине хозяйки дома.
Анна Дмитриевна пережила свою дочь ровно на месяц.
