Сергей Валяев - Топ-модель
Есть, черт подери! Оттолкнув засыпающее тулово депутата, протянула руку к своей царской прическе и… вытянула миниатюрный наушничек, называемым спецслужбами «комариком», услышала родной голос Евгении:
— Маша, молодец! Левая дверь. Работаем.
Есть — левая дверь! Пауза. Приоткрываю её — длинный коридор. Он пуст. Легким балетным шагом передвигаюсь по нему. Правая дверь. Есть — правая дверь! Открываю её — это кабинет, слабо освещенный уличными прожекторами. Прекрасно. На стене вижу небольшую картину, изображающую морской шторм — не Айвазовский ли?
— Да, картина, — говорит Евгения.
Знаю-знаю. Чуть сдвигаю её в сторону. Металлическая дверца встроенного сейфа. Так — ключик в замочек… Проклятие! Ключик выскальзывает из рук, как золотая рыбка. И бесшумно падает на пол. Черт-черт-черт! Падаю на колени — стою на четвереньках, шарю рукой по темному полу.
— Маша, что? В чем дело?
Я бы сказала, в чем дело? Но нет таких слов в языке, великом и могучем! Господи, за что? Сделай так, чтобы я нашла этот проклятый ключик. Помоги, и я буду вечно Твоей! И ОН услышал мою атеистическую молитву и помог, как однажды в детстве.
Есть!
— Маша!
Я поднимаюсь на ноги. Так — ключик в замочек. И снова едва этот чертов ключ… Нет, все в порядке! Слабый хруст в замке. Дверца приоткрывается тяну руку в сейф: пластмассовый компьютерный бокс. Кажется, это? Приподнимаю руку с добычей над головой, чтобы товарищи чекисты убедились…
— Молодец, Маша! — слышу голос Евгении. — Отход по плану «А» Закрываю сейф, картину — на место, заживаю ключ в кулачке: ну, с Богом, по плану «А».
Признаться, этот план не был оригинальным: я должна была вернуться к господину Шопину, чтобы привинтить «золотой» ключик к его золотой цепи. Вот зачем, спрашивается? Чтобы никто не догадался?
Отступление проходит успешно — снова оказываюсь в гостиной. Блистательная троица храпит так, что звенят бокалы на столе. Я сажусь рядом с г-ном Шопиным. Его лицо беззащитное и детское, ниточка слюны тянется из уголка рта. Принимаюсь прикручивать ключик к цепочке и вдруг… внимательный взгляд! Я вздрагиваю — потом с облегчением понимаю: это стеклянный глаз «Шурика». Черт знает что! Все — больше никаких спецзаданий! Жить тихой и мирной обывательской жизнью. И умереть в собственной батистовой кровати.
Дальнейшие мои действия следующие: я прячу «комарик» в гнездо прически, а пластмассовый бокс — в трусики, затем подхожу к правой двери, толкаю ее: в проходной комнате дежурит Гибкий человечек и шкафоподобный рыжий охранник.
— Мужчины, мне надо идти, — развязно говорю, как меня учили. — Клиент уже спит.
— Так быстро? — с удивлением сипит охранник.
— А чё? Дело нехитрое, — смеюсь, призывно двигая бедрами, как «тверская».
Гибкий человечек заглядывает в гостиную и тоже удивляется: надо же так ловко и скоро «обработать» троих папиков — до полного их физического изнеможения. Рыжий охранник с радостным любопытством оценивает меня, потом его взгляд останавливается на моих коленях. Проклятие, кажется, я их ссадила, когда ползала за «золотым» ключиком.
— Любишь работать «собачкой»? — понимает «свое» Рыжий. — Может, поиграем?
— Но-но! — вмешивается Гибкий человечек. — Жить надоело. Шурик из тебя рагу сделает и сожрет на обед. Проводи даму и без всякого…
— Вот именно, — игриво говорю я. — Шурик от меня без ума.
Все это отрезвляет рыжего охранника, он плетется за мной и бубнит проклятия, жалуясь на песью свою жизнь. Правда, прощаясь, он пытается полапать меня и… рука его тянется туда, где находится пластмассовый бокс. И только моя реакция… Все спецслужбы страны должны благодарить такой вид спорта, как тэквандо! То есть только спортивная выучка и великое чудо выручает нас от бесславного провала.
Увидев у парадного подъезда в лакированном авто знакомую рожицу Жорика, перевожу дух. Кажется, надо идти в церковь и ставить свечи. За мое здравие!
Затем машина свободно покидает VIP-территорию. Жорик восхищен моими подвигами, равно как и все остальные, кто «работал» по данной программе. Я радуюсь и прыгаю на сидении, чувствуя, как бокс впивается в мой живот. Черт подери, очень приятно и даже сексуально, ха-ха, дурачусь от счастья.
На скоростной трассе нас встречает менхантер на джипе. Тоже улыбается — ещё бы, сделать ставку на не профессионала и получить такой великолепный результат: одним выстрелом убить трех зайцев. И каких зайцев!
— Ур-р-ра! — кричим мы, мчась по ночному шоссе. — Наша взяла-а-а!
И были мы счастливы, и никто из нас не хотел думать о завтрашнем дне. Я верила, что все будет хорошо. Не должно быть плохо. Иначе нет смысла жить. Не так ли?
— Машенька, давай дискеточку, — требовал охотник на людей.
— Не дам.
— Маша!
— Возьми сам, — смеялась я.
— Где она?
— Там.
— Где там?
— В трусиках.
— Ау-у-у!
— Возьмешь сам?
— Не-е-ет!
— Ну тогда я её выброшу. В окошко…
— Маша-а-а-а-а!
И теперь, сидя под холщовым разноцветным зонтом китайского ресторанчика, что рядом с бульваром Клэбер, где цветут парижские каштаны, я пью обжигающий кофе и смотрю на чужой праздный и праздничный мир — смотрю и вспоминаю те странные события двухгодичной давности, вспоминаю с легкой ностальгией.
Наверное, это наша национальная черта ностальгировать по прошлому, припоминая даже то, что не следовало бы помнить. Впрочем, памятью трудно руководить, как и людьми. Память строптива и порой заставляет вернуться в прошлое, даже если ты вовсе этого не желаешь.
Сегодня в семь утра по местному времени была разбужена звуком телефона. Я сразу узнала голос своего первого мужчины.
— Привет, парижанка, — сказал он. — Как там Эйфелевая башня. Еще не упала?
— Здесь ничего не падает, не горит, не взрывается и не тонет, ответила я. — Это все у вас, родной.
— Но-но, ты же патриотка, Мария, — рассмеялся. — Быстро отвыкаешь от нашей суровой действительности?
— Есть чуть, — призналась. — Что случилось на этот раз?
И мой первый мужчина просит (не в службу, а в дружбу) проследить за неким господином В., прибывающим авиарейсом из Москвы.
— Не надо ли его пристрелить? — пошутила. — У меня сегодня дефиле, милый…
— Машенька, умоляю.
— Алекс, — сокрушалась, — ты поросенок.
— Хрю-хрю, — согласился. — Всегда твой.
И теперь я сижу близ бульвар Клэбер, пью горький кофе и вспоминаю прошлое — и мне кажется, это было не со мной? Однако нет, это было со мной — это было с нами…
Итак, мы мчались по ночной скоростной трассе на джипе и я резвилась, как могла. «Играла» с любимым на грани пошлости и непристойности. Очевидно, это выплескивались мои эмоции. Риск — благородное дело, но, наверное, не до такой степени.
— Ну, все-все, Маша, — страдал менхантер. — Нам надо отдавать информацию.
— Кому?
— Старкову.
— Фи, как с вами скучно, — сдалась. — Вот ваша информация, а я с вами больше не дружу.
— Спасибо.
— Ага, — смотрела на мелькающую стену черного-черного леса.
— Не обижайся, сейчас закончим это дело, и я весь твой.
— Да? — подпрыгнула. — Весь мой?
— О, Господи!.. Маша, лучше займись делом.
— Каким делом?
— Сними аппаратуру. Со своей головы.
— Пожалуйста, — рвала волосы на голове. — Проклятие, тут какие-то заколки.
— Аккуратнее-аккуратнее, это же материальная часть.
— А перстень?
— Что?
— Тоже возвращать?
— Не знаю, — пожимал плечами. — Ну, оставь себе. На память.
— Ну… спасибо…
— Пожалуйста.
У МКАД нас, победителей, встречает несколько машин, одна из них генеральско-патриотическая «Волга». Я вижу, как Стахов передает Старкову «мой» пластмассовый бокс, усмехаюсь, знал бы генерал, где этот сверхважный предмет находился. Впрочем, он, скорее всего, знает. Для него это мелочи жизни — главное, цель достигнута. А все остальное — романтические бредни.
По возвращению в джип Алекс сообщает, что мне объявлена благодарность. И добропорядочно целует меня в щеку.
— Это от имени командования.
— И все?
— Пока все.
— Мало будет.
— Мы ещё работаем по этой проблеме?
— А что?
— Ничего, — не желает говорить. — Лучше мы подстрахуемся.
— В смысле?
— Сейчас катим на конспиративную квартирку…
— Как? — возмущаюсь я. — Опять?
— Всего на два-три дня, Маша.
— Почему?
— Не будем испытывать судьбу, — и, наконец, признается, что сейчас будет проходить тотальная зачистка Системы, которую возглавлял г-н Шопин. Возможно, Система будет сопротивляться, и поэтому лучше будет, если я пережду грозу в убежище.
— То есть на меня могут подумать?
— Подумать о чем?
— Что я… того… информацию…
