Алексей Рыбин - Ослепительные дрозды
В предутренние часы накануне выходных ездить по городу - одно удовольствие.
А если человек отдает себе отчет в собственных действиях и головы не теряет - он может по пустой улице и пьяным проехать.
Но, на самом деле, Огурцов, на протяжении всего пути не думал ни о Кошмаре, ни о том, куда они едут и чем будут заниматься по прибытии на место. Он держал за руку Глашу - девушку из собственных снов, девушку, о которой писал новый роман, которую он никогда в жизни не видел, но знал лучше, чем кого бы то ни было в этом городе. Да и не только в городе. Он держал за руку девушку, о которой мечтал всю жизнь.
Глаша молчала, улыбалась, изредка тихо отвечая на замечания Кошмара, который справлялся о работе клуба, о посетителях - вопросы, как понимал Огурцов, были совершенно не обязательными, просто, видимо, Миша, как и многие водители, имел привычку разговаривать за рулем.
- Люблю глухомань, - повторил Кошмар, когда машина высветила фарами высокий дощатый забор. - Как-то в лесу, бригадир, спокойнее. Люди надоели, знаешь, устал от людей. Но не все. Ты на себя мои слова не примеривай. Мы с тобой сегодня отдыхаем. И девочка наша отдохнет. Уработалась там, в шалмане своем. Верно, Глаша?
- Да, - усмехнувшись ответила официантка. - Это точно. Устаешь там, в клубе.
- Ну, ничего, ничего. Все мы пашем, - заметил Миша и аккуратно направил джип в распахнувшиеся перед ним ворота.
Огурцов не успел заметить, кто же там манипулировал воротами, жизненный опыт подсказывал ему, что, наверняка, у такого человека, как Миша Кошмар на даче должна быть охрана. Но и это было сейчас неважно.
Они пили еще, сидя в гостиной на мягких кожаных диванах под Колтрейна, саксофон которого тихо пел из небольших, но очень дорогих колонок. Это тоже не удивило Огурцова - Миша Кошмар, тихий алкаш с киностудии, неожиданно превратившийся в авторитетного человека, явно связанного с криминалом - ну и что - вдобавок еще и меломан. Большое дело, С людьми и не такие метаморфозы происходят.
Миша стал грустен, видимо, алкоголь, заглушенный необходимостью вести машину, все-таки. взял свое.
- Пойду я спать, дети мои, - сказал он, когда Колтрейн сыграл последнюю композицию и на дисплее компакт-проигрывателя высветились цифры, показывающие, что диск кончился. - Пойду. А завтра погуляем, если хотите. Бригадир, ты свободен завтра?
- Да, - почти не услышав вопроса ответил Огурцов.
- Вот и славно. О делах давно минувших дней побеседуем. Пришелся ты мне, бригадир. Еще на студии. Впрочем, ладно, все - завтра. Глашенька, покажешь бригадиру, где ему спать лечь?
- Конечно, - ответила Глаша.
Когда они поднялись на второй этаж и Глаша, щелкнув выключателем указала гостю на широкую кровать, стоящую в небольшой, уютной комнатке, Огурцов молча взял девушку за руку.
- Ты ляжешь со мной? - спросил он напрямик, почему-то зная наверняка, что экивоки и намеки сейчас совершенно неуместны.
- Да, - просто ответила Глаша. - Если ты хочешь.
- Конечно хочу. Ты что, не поняла?
- Я поняла это еще в клубе.
- Глашка... Почему мы раньше с тобой не встретились?
***
"Какая разница, где мы находимся, - подумал Огурцов через три часа, когда к нему вернулась способность думать о чем-то кроме глашиного тела. Какая разница - у бандита на даче, или еще где-то. И кто такой этот кошмар какое мне дело? Что все это значит по сравнению с любовью? Что может быть важнее?".
- Когда мы с тобой увидимся еще? - спросил он у Глаши.
- Мы еще не расстались, - заметила девушка.
- Да... Я не хочу расставаться.
Глаша промолчала.
- Знаешь, это, наверное, звучит глупо, но у меня никогда такого не было. Смешно слышать это от человека, которому уже за сорок.
- Саша, ну что ты говоришь? Конечно, смешно. Ты вспомни, подумай спокойно, трезво. Ты, ведь, уже протрезвел? Или еще нет?
Огурцов вспомнил Веру. В тот день, много лет назад, когда Вера пришла к Полянскому и он увидел ее - не эти ли чувства он испытывал?
Что-то похожее. Они прожили с Верой полтора года. После чего надоели друг другу смертельно. Расстались и никогда больше не пытались продолжать свой роман. Расстались просто и, кажется, к взаимному удовольствию. Ничего, кроме облегчения ни он, Огурцов, ни Вера не испытывали. А, ведь, была у них та самая - Большая и Светлая любовь. Гуляли белыми ночами по набережным, целовались, трахались так, что Огурцов сам себе удивлялся - откуда только силы-то берутся - сутками из постели не вылезать? А - на тебе - прошло полтора года и выяснилось, что говорить им не о чем, что музыка Вере нравится совсем не та, что Огурцову, что друзья Огурцова ей неприятны, что в гости к ним она ходить не любит и не хочет, да и Огурцов мог бы денег побольше зарабатывать.
Не дождалась Вера той поры, когда начал бывший ее возлюбленный зарабатывать деньги. Когда стал известным, популярным писателем, когда стали в его квартиру звонить и приходить люди именитые, знатные и богатые. Когда оделся он по-взрослому, стал носить хорошие костюмы и дорогие туфли, когда подстригся и купил себе машину - уже и близко Веры не было. Они несколько раз сталкивались в каких-то клубах, на концертах, которые Огурцов посещал теперь очень нечасто, сталкивались, кивали друг другу и расходились в разные стороны.
А ведь любовь была - ну, просто Шекспир. И тоже, вот, как сейчас с Глашей - с первого взгляда.
Огурцов тяжело приподнялся на постели. Устал. Годы берут свое. Встал, подошел к окну.
- Ты что? - спросил Глаша. - Что-то не так?
- Все так. Просто думаю.
- О чем?
- Не могу сформулировать.
- Ну попробуй. Ты же писатель.
Он услышал в голосе девушки иронию.
- Ну, писатель. А что в этом смешного?
- Да так. Инженер человеческих душ, да?
- Отчасти, - отчего-то начиная злиться ответил Огурцов.
- Знаменитый...
- Не особенно. К сожалению.
- А чего ж так?
- Это сложный вопрос, - ответил Огурцов. - Там же все, как в любой отрасли шоу-бизнеса. В принципе, литература сейчас - тот же шоу-бизнес. Развивается по тем же законам. Раскрутка, реклама, промывание мозгов массового читателя. Поработали как следует, деньги вложили - вот, получайте новую звезду. Нового, так сказать, знаменитого писателя. Причем, в любом жанре. В детективе это заметно больше, в, если можно так выразиться, серьезной литературе - меньше, но суть одна.
- А чего ты сердишься-то, Саша?
- Я? И не думаю. Мне с тобой так хорошо, что я не могу сейчас сердиться, - соврал Огурцов. На самом деле он злился все больше и больше. Злость подпитывала сама себя, началась какая-то цепная реакция - он не понимал причину, вызвавшую мощную волну раздражения и от этого непонимания все глубже и глубже погружался в бездонный омут агрессивной депрессии.
- Я же вижу, - сказала Глаша. - Вижу, что ты злишься.
- Ну, допустим, - ответил Огурцов.
- Ладно, перестань, Саша. Расскажи лучше, что ты пишешь сейчас?
- А откуда ты меня знаешь, вообще?
- Ну, как это - "откуда"? Ты же бываешь в нашем клубе. Редко, но бываешь, И с друзьями. Друзья и говорят. И потом, я, ведь, слышу, о чем за столиками клиенты беседуют. А город наш, Питер - он же маленький. Здесь почти все про всех рано или поздно узнаешь. Книжки твои, между прочим, в магазинах продаются. А знакомые твои - большей частью, алкоголики. Как пойдут за столиками трепаться, орать на весь зал - волей неволей все окружающие в их беседу включаются.
- Ладно... Ты лучше о себе расскажи.
Злость не проходила. Встретил, видите ли, женщину своей мечты и вместо того, чтобы предаваться нескончаемой радости, жить этими минутами - кто знает, когда их время закончится - может быть, никогда, а, может быть - уже завтра или сегодня - вместо этого снова начинается самокопание, комплексы какие-то, размышления о смысле бытия и о месте его, Огурцова в этом бытии. Может быть, болезнь какая-нибудь психическая развивается? Незаметненько так - подкралась и начинает подтачивать организм известного писателя. Что же это даже стильно...
- О себе? А что мне о себе рассказывать? Работаю в "Зомби"...
- Это я уже понял.
- Сын у меня...
- Взрослый?
Глаша усмехнулась.
- Извини...
- Ничего, ничего. Я, наверное, выгляжу уже старушкой, если ты такие вопросы задаешь.
- Да нет, что ты...
- Семь лет. Папа наш где-то по стране рыщет...
- Что так? Бросил?
- Я его послала. Алкаш. Когда замуж за него шла - казался красавцем-мужчиной. Умницей. А потом - ни работы, ничего. Перестройка, как раз случилась. Он и запил. Лег на диван - и лежит. Только пиво сосет и водку эту, из банок железных. Ну, полежал год, другой, третий... Начал вещи потихоньку продавать. Я его и послала. Квартира-то моя - иди, говорю, куда хочешь. Развелись, одним словом.
- Алименты, хоть платит? - спросил Огурцов.
- Я и думать про него забыла - какие, к черту, алименты... Я же по судам не буду таскаться. Противно.
"Да. Ты и так можешь заработать", - подумал Огурцов и тут же назвал себя за эту мысль подонком.
