Анна Данилова - Рукопись, написанная кровью
– Расскажите подробнее, я его хорошая знакомая…
И девушка, должно быть чья-то секретарша, работающая в правительстве и довольно неплохо осведомленная об отношениях Берестова с Шалым, принялась рассказывать Юле все, что ей было известно о трагической кончине Игоря Николаевича. Юля еще подумала тогда, что, передавая в красках весь ужас случившегося, эта девушка, сама того не осознавая, быть может, наслаждалась тем, что загрызли не ее и не в ее горло впивались острые клыки бешеных ротвейлеров, а всего лишь в Берестова, человека, который за короткое время успел настолько оторваться от провинциального правительственного круга, от всего С., взлетев на высокую ветку московского иерархического древа, что его и жалеть-то нечего. Во всяком случае, это чувствовалось в тоне говорящей.
Не дослушав ее до конца, Юля бросила трубку: ей показалось, что из телефонной трубки запахло кровью и духами, и ее затошнило…
– Берестов погиб, страшно погиб, нелепо… – только и сказала она Наташе, принимая из ее рук чашку с блюдцем и ставя их на стол.
Затем позвонила Чайкину, но его ни дома, ни на службе не оказалось. Звонить Миллерше не хотелось, потому что вслед за звонком тотчас последует приглашение, но выходить из дома, во всяком случае в первой половине дня, Юле не хотелось. Успеется.
И тут телефон взорвался сам и залился веселым колокольчиком: так звонит междугородка. «Мама?»
– Земцова, я тебя когда-нибудь зарежу! – ревел из трубки озверевший голос Крымова. – Какого черта ты так поступила, и почему в твоей квартире трубку берет неизвестно кто? Кто позволил тебе улететь? Разве нормальные люди выкидывают такие фокусы?
– Ты наломал здесь дров, а потом устроил из них костер, а нам с Чайкиным приходится разбирать эти завалы… – с горечью упрекнула его Юля. – У вас с Щукиной началась новая жизнь, и вам совсем необязательно делать вид, что вы обеспокоены моим появлением там… Я думала, что ты поможешь мне разыскать убийцу Марины Бродягиной или отца Кирилла, но после того, как провела с тобой несколько дней, поняла, что ты, даже если что-то и знаешь, будешь молчать до последнего… до последнего трупа… И много их еще впереди?
– Но ты же сама знаешь, кто ее убил…
– Она убила себя сама, но я не смогу это доказать, не затрагивая дела священника. Ведь она работала на ЕГО убийцу… – Юля говорила так открыто, потому что даже если бы ее телефон и прослушивался, ничего ценного она все равно бы не выдала. – Да, кстати, я хотела тебя спросить, а что делали в твоей машине, которую вы с Щукиной сожгли, туфли Марины? Это были ее туфли, так что не отпирайся…
Здесь могло бы показаться, что Юля его сознательно подставляет, но дело было в том, что его ответ она знала уже заранее, а потому ничем не рисковала, говоря по телефону такие опасные на первый взгляд для Крымова вещи.
Последовала пауза, от которой ей стало не по себе: неужели он на ходу придумывает ответ? Какая мерзость.
– Не утруждай себя…
– Я спал с ней.
«Что и требовалось доказать».
– А потом она возвращалась домой без обуви? – теперь можно было уже и поиздеваться всласть. Сквозь слезы.
– Она любила прятать в машинах своих мужчин туфли, чулки, пачкать сиденье (и не только) помадой… Компрометировала их, получая от предполагаемых семейных скандалов массу удовольствия. Вообще-то она была приличной дрянью.
– Приличной? Я не ослышалась? И как же на это реагировала твоя благоверная? Она не пыталась примерить найденные туфли или трусики – трофеи! – твоих любовниц? Или, может, она их коллекционировала и теперь собирается открыть в Париже музей? И как же вы его назовете?
– Земцова, какая ты злая! Щукина все знала и молчала, потому что практически каждый день могла бы передавать мне привет от Чайкина…
– Она изменяла тебе? Какой ужас!
– Не кривляйся, а слушай меня. Вспомни, как ты пыталась меня здесь найти, и действуй сообразно схеме, понятно?
– Стой! Берестов… – Она собиралась сообщить Крымову о смерти его невезучего приятеля, но не успела: их разъединили. Или, вероятнее всего, он сам поторопился повесить трубку.
Создавалось впечатление, что Крымов, вдруг опомнившись, вспомнил о возможном подслушивании и решил резко прекратить разговор. А говоря о схеме и полагаясь на Юлину сообразительность, он скорее всего имел в виду связь через Главпочтамт.
– Звонят… – услышала она откуда-то издалека, очнулась от обрушившихся на нее воспоминаний, связанных с Парижем и всем тем хаосом в отношениях, которые так изранили ее в эту поездку, и замотала головой, прогоняя подступающую к ней тоску и мерзкое чувство слабости.
– Кто звонит? – Она вопросительно посмотрела на телефонный аппарат, который молчал, сутуло и покорно свернувшись на столе, словно чувствующий свою вину голубой кот.
Но ответ не потребовался: звонили в дверь.
– Я сама открою, – и Юля пошла на звук. Подошла к двери, осторожно приблизила лицо к «глазку», заглянула в него и увидела человека, визита которого она ждала весь этот невыносимо долгий месяц.
– Шубин! – и она через секунду уже повисла у него на шее, рыдая и не стесняясь своих слез.
* * *Наташа накормила Шубина, и Юля увела его в спальню, усадила в кресло, сама легла поверх убранной постели, свернувшись калачиком, и, все еще не веря своим глазам, попросила его рассказать ей все-все, что произошло с их троицей в С. после того, как сама она уехала с Харыбиным в Москву.
Сначала, по словам Шубина, были обычные и неинтересные дела, связанные с неверными супругами, затем они искали дочку директора маслозавода – слепую девушку, которая вышла из дома и не вернулась…
– Нашли?
– Нашли. Она просто-напросто сбежала от родителей, чтобы жить со своим парнем. Но если честно, то всеми этими делами занимались в основном мы со Щукиной. И хотя она чувствовала себя скверно, все равно мы провернули всю эту нудную и довольно-таки сволочную работу за считанные часы.
– А что делал в это время Крымов?
Шубин поднял голову, взъерошил пальцами и без того короткие и непослушные жесткие волосы и посмотрел на Юлю задумчивыми и грустными глазами, как бы спрашивая ее, а стоит ли теперь ворошить прошлое, есть ли в этом необходимость.
– Говори. Чего уж там… У него появилась новая пассия, которой он и посвящал все свое свободное время?
– Почти угадала. Пятьдесят на пятьдесят: остальное время он отдавал своему роману, или эссе, как он называл свое творение.
– А денежки за вашу работу получал, конечно, он?
– Так ведь хозяин же!
– Вот свинья! – в сердцах воскликнула Юля и покачала головой. – Но я не удивлена и никакой травмы не получила, услышав про женщину. Ну и кто она такая?
– Очень странная особа. Вернее, обычная, да только слишком уж высокого о себе мнения. Ты бы слышала, как разговаривала она с нами – со мной и Щукиной – по телефону. И ведь знала, что Надя его жена, а все равно звала к телефону тоном, не терпящим возражения.
– У нее прибалтийский акцент? – спросила Надя, уже и так зная, о ком идет речь.
– Тебе уже известно, кто она?
– Да. Она еще перед тем, как мне приехать сюда, забросала меня письмами с просьбой о встрече. Словно бы ждала меня… – и Юля рассказала Игорю подробно все, что случилось с ней после побега от Харыбина.
История с Аперманис произвела на Шубина сильное впечатление, потому что, выслушав ее, он долгое время не мог даже ничего сказать.
– Молчишь? Вот и я ничего не могу понять. Зачем им с Харыбиным надо было вытаскивать меня сюда, в С., зачем так долго она морочила мне голову, притворяясь идиоткой, да еще платя мне за то, чтобы я находилась с ней рядом, такие бешеные деньги.
– Значит, им действительно ЭТО было нужно.
– Но что ЭТО? О чем ты?
– Думаю, что им в первую очередь был нужен Крымов. И ты права, когда говоришь, что они планировали провернуть эту операцию с его поиском за более короткий срок.
– То есть они были уверены в том, что я поддерживаю с ним связь, пуcть даже и деловую, и что я ЗНАЮ о его местонахождении?
– Другого объяснения я найти не могу. Потому-то последнее время ей было так трудно вести себя прежним образом: ты же сама говорила, что она следила за тобой, появлялась на твоих встречах то с «клиентом» – Глобусом, то с мнимым Крымовым, то есть переодетым Чайкиным, а потом ее вообще можно было спокойно застукать где угодно с твоим Харыбиным. Значит, примерно в последнюю неделю вашего с ней знакомства и «сотрудничества» она не особенно переживала, что ты можешь ее в чем-то заподозрить, а потому была готова идти ва-банк…
– Да, они выглядели как отчаявшиеся люди. Они поняли, что просчитались, что я тоже не знаю, где искать Крымова, а потому Аперманис стала работать грубее, отчаяннее. Я даже боялась, что она «очнется», наговорит мне грубостей и потребует назад свои деньги. Если бы ты только знал, как эти баксы пригодились мне в осуществлении МОЕГО плана! Я же отправила в Германию Миллершу! Мы потратились на туристическую путевку в Германию не только на Миллершу, но и на меня, чтобы у них не оставалось никаких сомнений, что я лечу в Берлин… – и Юля рассказала Шубину об их грандиозном плане по запутыванию следов и о том, как Миллершу, эту, в сущности, толстушку, приодели и поставили на каблуки, да еще нацепив на нее парик, чтобы она хотя бы издали напоминала Земцову.
