Анатолий Афанасьев - Мимо денег
Татьяна Павловна к этому часу (Аня уже спала) перебралась почти к нему на колени. Прошептала завораживающе в ухо:
— Признайся, Остапушка, ты ведь меня тоже признал?
— На ощупь — да, — честно сказал Сидоркин. — А так — нет.
Около полуночи они с Сабуровым вышли на крылечко покурить. Луна сияла в половину небосклона, сад был полон ею. По черной траве струились, как змеи, голубоватые нити. Воздух был упругий и влажный, как перекачанная шина.
— И что теперь скажете? — спросил Иван Савельевич, щурясь от призрачного света, как от лампы.
Сидоркин понял его без уточнений.
— Конечно, Берестова — соблазнительная женщина, с хорошими манерами и все такое. Но это не объясняет, почему он устроил охоту именно на нее. Скорее всего знал ее прежде. Я в этом даже уверен. Вы легко это выясните, доктор. Вот, возьмите, это его фотография. Может, не очень достоверная, но все же.
Сабуров принял фотографию, отнес на вытянутой руке так, чтобы падал свет из окна.
— Не очень симпатичный юноша.
— Да уж… Кстати, вскрывает своим жертвам вены и пьет кровь. Это не мое больное воображение — установленный следствием факт.
— Просьба, Антон. Ни в коем случае вы не должны Аню пугать. Полагаю, вы в курсе, какие потрясения ей довелось пережить?
— Только в общих чертах. Шлепнула, что ли, кого-то… Не очень верится, глядя на нее.
— Ваши вампиры, пришельцы — это все не для ее психики. У нее своих монстров хватает.
— Понял вас. — Сидоркин с удобством облокотился на перила, наслаждался сигаретой и ночным воздухом, переваривал богатый ужин. — Но без ее помощи не обойтись. Причем это в ее же интересах. Не думаю, что маньяк ищет с ней встречи, чтобы просто объясниться в любви.
— Согласен, но предоставьте инициативу мне.
Сидоркин пожал плечами, неожиданно спросил:
— Слишком много проблем, да, доктор?
— Вы о чем?
— Да так, в голову пришло… Про маньяка вы только от меня узнали, и не от него здесь прячетесь, верно? Кто-то вас еще допекает?
— Вот уж совершенно вас не касается, майор. И с чего вы взяли, что прячусь?
— Понимаю. — Сидоркин последний раз затянулся. — Правильно, что не доверяете. Кому сейчас можно доверять, кроме собственной тещи?.. Что касается меня, то я даже господину президенту не до конца верю, хотя он из наших. Уж больно крутится с этой шпаной, с этими олигархами… К слову, Иван Савелич, ваша семья вся здесь? Или есть еще кто-то?
— Не заходите чересчур далеко, Антон, — холодно предостерег Сабуров.
— Прошу прощенья. Не имел в виду ничего плохого… Что ж, спокойной ночи. Пойду в свой сарай. Хоть одну ночку выспаться как следует… Хотя…
Сидоркин запалил фонарик и уже спустился со ступенек, но оглянулся. Доктор на освещенном крыльце выглядел высоким, головой под стреху. К концу затянувшегося вечера Сидоркин начал испытывать к нему почти родственные чувства. Забавный старик, но абсолютно беспомощный.
— Иван Савельевич, а эта ваша помощница, Татьяна, она?..
— Татьяна Павловна — свободный человек и сама собой распоряжается. Вы это хотели услышать?
— Ну да, наверное…
Сабуров вернулся на кухню. Татьяна Павловна уже разобрала со стола и перемыла посуду. Вид у нее был еще более обескураженный, чем десять минут назад.
— Чайку не хотите на ночь?
— Ты вот что, Таня… Я тебе не указ, но будь, пожалуйста, поосторожнее с этим малым. Один бог знает, что у него в башке.
— Да у меня и в мыслях нет… Но это же чудо, просто чудо! И глазки, и родинка на шейке… Помните, вы сами как-то рассказывали. У каждого человека есть на свете двойник. Не обязательно по соседству, а где-то далеко-далеко. Обычно они не встречаются и ничего не знают друг о друге. Ох, как обидно, Иван Савелич!..
— Что тебе обидно?
— Да как же! Живут люди, как две ягодки с одной ветки, но один, может, бедняк, другой богач, и ничем не могут поделиться. А на самом деле у них роднее друг дружки, может, никого и нету. Какая-то несправедливость… Вот мой Остапушка, к примеру…
— Хватит, Таня, — строго перебил Сабуров. — Коли охота поозоровать, хотя бы меня не впутывай в свои глупости. Все, спокойной ночи.
Улегся на просторный топчан напротив печки, зажег лампу, попробовал почитать, но буквы летели мимо глаз. Мыслей никаких и чувств никаких: устал очень. Только каждая жилочка дрожит, как овечий хвостик. С чего бы это? Погасил свет и, поворочавшись, покряхтев, начал засыпать. Сквозь дрему услышал, как скрипнула входная дверь. Ах негодница, все же побежала на разведку!
Наконец с облегчением нырнул в темную муть — и тут же вынырнул обратно от легкого прикосновения к плечу. Он не испугался, сразу понял, кто это.
— Не спится, Аня? Опять кошмары?
— Можно полежу с вами?
— Конечно. — Он чуть отодвинулся к стене, освобождая место, и девушка легла поверх одеяла, почти к нему не прикасаясь. Почти.
В доме натоплено, жарко. Прямо перед глазами серебряно плыл квадрат окна, вырисовывая неясные очертания предметов. Ночь превращалась во что-то такое, чему нет названия. К ее целомудренным границам незримой толпой подступили все пороки мира. Еще одно короткое мгновение, и эти границы рухнут. Сабуров боялся пошевелиться, чтобы не нарушить волшебное очарование минуты.
— Так почему нам не спится, ребенок?
Аня поерзала, устраиваясь поудобнее. На ней ничего не было, кроме ночной рубашки. Осознав эту пикантную подробность, Сабуров разволновался, как если бы перескочил еще десяток-другой лет обратно в молодость, прямиком в ту пору, когда воспаленному уму мнится, что женские покровы прикрывают не голое тело, подвластное тлению, а некую счастливую тайну. Грустно подумал, что рано или поздно нелепые скачки через пласты времени его доконают, но сама мысль была приятной.
— Он правда ваш племянник? — прошептала Аня, щекоча дыханием его шею и настороженное ухо.
— С какой стати? — Сабуров удивился вопросу, в нем была несвойственная ей недоговоренность. — Впервые его вижу, как и ты.
— Кто же он такой?
— Представь себе, чекист. Из славного ведомства Феликса Эдмундовича.
— Ой! — Аня повернулась на бок и, хотела или нет, прижалась грудью и бедром. — Значит, прислали за мной?
— В том-то и дело, что вовсе нет. Пожаловал по собственному почину.
— Он так сказал?
— Да… Ему нужна работа. Я нанял его охранником. Посмотрим, понаблюдаем, что за человек. Он тебе не понравился?
Аня помолчала, потом сказала с обидой:
— Зачем обманываете, Иван Савельевич?
— Не обманываю, это правда.
— Правда в том, что вы считаете меня полоумной… Господи, мне было так хорошо! Я ведь вам поверила… Зачем, ну зачем он приехал? Что ему здесь надо? Мы же никого не трогаем, никому не мешаем. Я хотела завтра заняться парником…
Сабуров раздумывал, что можно ей сказать, а что нельзя. Ее психика уязвима, как туберкулезные бронхи — для каждого сквознячка. Но держать ее в щадящем режиме до бесконечности — тоже неразумно. Это палка о двух концах. Если она заподозрит лукавство, двойную игру, контакт между ними оборвется. Потом не восстановишь. Этот контакт был сейчас единственной вещью, ради которой стоило жить.
— Видишь ли, Аня, мне самому многое непонятно. Он рассказал какую-то странную, неправдоподобную историю. Якобы он выполняет задание по поимке опасного преступника, и, по его догадкам, этот преступник может объявиться в нашем районе. Он приехал, чтобы устроить засаду. Или что-то вроде того. Я ведь в их работе смыслю столько же, сколько и ты… Как, по-твоему, я должен был поступить? Прогнать его? Сказать: убирайся?
— Почему он пришел к вам, а не к кому-нибудь еще?
— Могу только предполагать, — соврал Сабуров. — Вероятно, навели справки, и я оказался подходящей фигурой для прикрытия. Старый профессор, сам здесь человек новый — да мало ли какие резоны.
— Вы говорили, никто не знает, что мы здесь.
— О чем ты, девушка? У Феликса Эдмундовича длинные руки. Демократы их сперва попробовали обрубить, а потом еще больше удлинили. Себе на беду.
Аня еще разок трепыхнулась, теперь он чувствовал всю ее женскую, упоительную тяжесть.
— Он показал документы?
— Конечно. Удостоверение. Фотография. Я внимательно рассмотрел.
— Он не похож на чекиста.
— Почему?
— Какой-то несерьезный, смешливый. Зачем-то прикидывается простачком, хотя сразу видно, что из хорошей семьи.
— Не знаю, какая у него семья, но чекисты разные бывают. Их же специально отбирают по группам интересов.
— Как это?
— Да так… Для работы с разными социальными прослойками — и еще много аспектов. Органы безопасности — сложнейшая, разветвленная система. Множество подразделений, ведомств, отделов. Целая сеть научных институтов. Аналитические центры. Лаборатории. Можно сказать, государство в государстве. А как же иначе? Аня, не замерзнешь?
