Наталья Солнцева - Пассажирка с «Титаника»
– Блин!
Он сообразил, что во избежание неприятностей надо забрать Алино зеркало. Осколки и рамка валялись у открытого окна на крыше, где сыщик чуть не расстался с жизнью. Рядом лежал пистолет Красовского.
Лавров представил, как будут ломать головы криминалисты, приехавшие на место происшествия. Замок не взломан. У входной двери – лужа человеческой крови, которая не принадлежит хозяевам. Сами они выбросились из окна, оба. Сначала жена, потом муж. Никаких следов борьбы нет. Зато на полу у того же окна – пистолет с глушителем и отпечатками пальцев погибшего.
– Конкретный висяк! – пробормотал Роман и принялся тщательно убирать следы своего пребывания в пентхаусе.
Закончив с этим, вышел и прикрыл за собой дверь. Осторожно обогнул пятно крови, забрал пакетик, в котором она была, и вызвал лифт…
* * *Взволнованные Катя и Аля засыпали его вопросами.
– Где ты пропадал так долго?
– Как машина?
– В порядке. Сигнализация заглючила, но я все исправил. Пришлось повозиться.
– Мое зеркало! – ахнула хозяйка, увидев в его руках осколки.
– Прости… я нечаянно уронил его. Обещаю возместить убыток.
– Нет, что ты, – смутилась Аля. – Это пустяки.
Катя побледнела и показала на его джинсы.
– У тебя кровь!.. Ты ранен?.. И на рукаве тоже!..
– Я порезался, – объяснил Лавров и протянул окровавленный палец. – Зеркалом.
Он только в лифте заметил, что испачкался в крови, и тут же принял меры: нанес себе глубокую царапину, дабы оправдать пятна на одежде.
– Надо промыть, перевязать… – засуетилась Аля.
– Где у тебя аптечка? – ревниво спросила Катя. – Я сама все сделаю.
Барышни были под хмельком. Бутылка коньяка опустела, пока Лавров разбирался с Красовскими. На столе подсыхали дольки лимона и недоеденный торт.
Аля принесла йод и пластырь. Все, что нашлось.
– Идем в ванную, – скомандовала Катя, бросая на сыщика тревожные взгляды. – Надо отмыть кровь.
Он покорно дал себя увести. Напряжение последнего часа схлынуло, оставив после себя отупение и слабость. Хотелось принять душ, выпить водки и лечь. Странно, что он не ощущал удовлетворения.
– Больно? – спросила Катя, обрабатывая ранку.
– Нет.
Лавров представил два мертвых тела на холодном асфальте и тяжело вздохнул. Скоро их обнаружат… если уже кто-нибудь, страдающий бессонницей, не выглянул в окно. Или какой-нибудь собачник со своим четвероногим питомцем не наткнулся на погибших. Поднимется шум, на нижних этажах проснутся жильцы. Вызовут полицию и «скорую»…
– Я ужасно устал, – пожаловался он Кате. – Поедем домой?
– К тебе или ко мне? – покраснела она.
– К тебе.
Ему необходимо было отвлечься, забыть лунный лик красавицы с убийственными очами, утолить вспыхнувшее желание. Он прислушался к себе и понял, что разбуженная страсть все еще тлеет… все еще манит лживым обещанием блаженства.
– Столько крови, – смущенно пролепетала Катя, замывая пятна на его куртке. – Может, ты ее снимешь?
– Давай быстрее, – молвил он, изображая нетерпение. Не мог же он отдать ей в руки куртку с заветной тетрадкой в кармане. – Нам пора ехать.
Интересно, зачем Глории эта тетрадка с записями? Она строго приказала найти и изъять ее.
Перед ним снова полыхнули зрачки Горгоны, он дернулся и застонал.
– Больно? – испугалась Катя. – Может, у тебя еще есть порезы?
«Есть, – тоскливо подумал Лавров, глядя на пробор в ее волосах. – Глубокие раны. На сердце! И нанесла их женщина. К сожалению это не ты, Катя…»
В погибшей Красовской было что-то общее с Глорией. Он не мог понять, что их объединяет. Может, таящаяся внутри неведомая жуть, которой нет названия?
– С тобой точно ничего не случилось? – спросила Катя, заметив его отчуждение.
– Ничего, – солгал он, продолжая думать о Глории…
В парадном консьержка огорошила их известием, что два человека – мужчина и женщина – выбросились с верхнего этажа и разбились насмерть. Ее наверняка позовут опознавать тела, а она ужасно боится покойников. Полицию вызвали, но когда-то они приедут? Наверняка под утро.
– Вы ничего не слышали? – осведомилась она. – Никакого шума? Никаких голосов?
От консьержки несло валерьянкой и цветочными духами. Катя замедлила было шаг, но Лавров увлек ее к выходу.
– Мы же ничего не слышали, – сказал он. – И ничего не видели.
– Да, – нервно кивнула она.
Площадка перед домом была освещена, и Катя крутила головой, ища то, о чем говорила консьержка. Лавров знал, что тела Красовских лежали с другой стороны дома, но промолчал. Там уже, вероятно, собираются зеваки. Удивительно, откуда они берутся посреди ночи?
Он прижал Катю к себе и поцеловал. Как иначе он мог переключить ее внимание? Она судорожно вздохнула и обмякла в его руках.
В машине она спросила:
– Ты, правда, ходил проверять сигнализацию?
– Ты мне не веришь?
– Верю, но…
– Подозреваешь, что я выбросил из окна тех несчастных?
Катя растерянно покачала головой.
– Раньше ты не выражал желания сходить в гости к моим друзьям. Чем тебя заинтересовал именно этот дом?
– Какой дом?
– Ты меня за дурочку принимаешь?
Она чуть не заплакала, но сдержалась и примирительно потерлась щекой об его плечо.
– Ты и есть дурочка, – улыбнулся он, смягчая грубость поцелуем. – Те двое не должны испортить нам встречу. Они не имеют к нам никакого отношения. Верно?
– Я боюсь за тебя! Вдруг оперативники будут ходить по квартирам и расспрашивать жильцов?..
– Пусть ходят.
– Аля может сболтнуть, что у нее были гости.
– Ну и что? – невозмутимо парировал Лавров, выруливая на шоссе.
Город жил своей ночной жизнью, светился огнями, дышал. Не все его обитатели спали и видели сны. Кто-то развлекался, кто-то занимался любовью, кто-то мучился ожиданием, кто-то умирал…
– Как, что? – не унималась Катя. – Тебя же могут…
– Не могут! – перебил он. – Я бывший опер, между прочим, и знаю всю эту кухню не понаслышке. Люди выбрасываются из окон потому, что хотят покончить с собой. Понимаешь? Типичный суицид. Большой город, большие деньги, большие проблемы…
Заключение
– Жена Красовского знала, что ее время истекает, – заявила Глория, прочитав дневник Уну. – Когда ты пил чай с Катей и ее приятельницей, она сидела в своей сумеречной гостиной и ждала конца. А когда ты поднимался в лифте к пентхаусу, она уже ощущала присутствие Анубиса. Именно поэтому она поверила в «ранение» Мената. Аменофис, о которой она упоминает, была египетской прорицательницей. Полагаю, Уну тоже обладала даром предвидения. Не могла не обладать.
– Ты хочешь сказать, она предвидела развязку?
– В общих чертах.
– Почему – Уну? – удивился Лавров. – Ее звали Инна Валерьевна Усова, пока она не стала Красовской. Это что, кличка, как у ее мужа-киллера?
– Уну – ее сакральное имя, – терпеливо объяснила Глория. – Подсказанное Красовскому маятником. Вероятно, так звали одну из «александрийских Горгон», молодых девушек, которые убивали своих жертв, не прикасаясь к ним.
– Хаса и Тахме – тоже сакральные имена?
– Думаю, да. Только в их случае форма не совпала с содержанием. Едва Красовский убедился в этом, сразу отправил девиц по назначению.
– По-моему, все гораздо проще, – отчего-то рассердился сыщик. – Ему приглянулась самая юная красотка, и он оставил ее себе… обучил убивать взглядом и…
Он щелкнул пальцами в воздухе и замолчал.
– Насколько я поняла из дневника, Дина и Люба сказали правду. Уну вовсе не отличалась красотой. Она была дурнушкой, которая вдруг расцвела и превратилась в прекрасную молодую женщину. Ее «уродство» заключалось не во внешности, а в угрозе смерти, которая исходила от нее. Люди это ощущали на уровне инстинкта и сторонились ее. И потом, как Менат мог научить Уну тому, чего сам не умел?
Глория сидела, удобно устроившись в кресле, и перелистывала тетрадку, исписанную мелким убористым почерком покойной жены Красовского.
Лавров, у которого от этого разговора разболелась голова, места себе не находил.
– Вот послушай: «Я вижу шакалоголовую тень Анубиса на стене, – прочитала она. – Он пришел за мной и Менатом. За нами обоими. Значит, нам осталось совсем немного. Анубис ждет, молчаливый и грозный. О! Я слышу его ледяное дыхание и слабый запах благовоний… Я чувствую приближение смерти. Она подкрадывается к двери, словно молчаливый охотник. Скоро она будет здесь, сладкая, как глоток перебродившего меда… Ее тихие объятия хорошо мне знакомы, и я не боюсь ее. Ведь звезды зажигаются только во мраке ночи!..»
– Романтичная особа эта Красовская, – усмехнулся сыщик. – И муж ей подстать. Сначала приставил мне ствол к голове, а потом сиганул вниз с крыши. Романтика, блин!
– Не кощунствуй.
– Ты знала, чем все закончится?
– Я догадывалась.
– Между прочим, эта прелестная Горгона чуть не убила меня своим жутким взглядом. А потом Красовский чуть не пристрелил.
