Наталья Солнцева - Третье рождение Феникса
- Перо Феникса из вашей сказки смертоносно… - вкрадчиво продолжала Ева. - Оно убивает, а не вы! Что такое вы рассказали Вершинину на вечеринке?
- Н-ничего… клянусь вам! - Мария Варламовна прижала руки к груди. - Мы действительно ссорились… и все. Я сказала правду!
- А что вы рассказали Мартову?
- Тоже ничего… хотя постойте… я увидела у него портрет Кати Жордан…
- Вы знали Катю?
Симанская отрицательно покачала головой.
- Нет. С семьей Жордан переписывался мой отец. Они присылали свои фото - Катя на них была еще девочкой, но она очень похожа на свою мать, Мишель Жордан. Папа читал мне их письма, показывал фотографии. Он говорил, что семья Жордан - французская ветка наших родственников.
- О чем эти люди в них писали?
- Да ни о чем таком… особенном… Они были эмигрантами и породнились с нами через потомков мужа тетушки Англес, кажется. Жили в Дижоне.
- Что за тетушка? - спросила Ева.
- Не знаю… Отец так ее называл. Он иногда рассказывал о ней всякие небылицы, немного неприличные. Разумеется, она никак не могла быть теткой никому из нас, потому что давно умерла.
- У вас сохранились письма и фотографии Жордан?
- Скорее всего нет, - вздохнула Симанская. - Во время того… ограбления нашего дома в Кострове большинство писем и фото пропали: воры пытались разжигать ими печку. Мне потом мама об этом сказала, когда разбирала оставшиеся бумаги. Она решила сжечь все! И правильно сделала.
Мария Варламовна закашлялась. Ева обдумывала следующий вопрос. Мысли мелькали, путались, противоречили одна другой.
- А что Мартов говорил о Кате?
- Он был приятно удивлен… даже поражен. Оказывается, они с Катей любили друг друга, потом она погибла. Феликс Лаврентьевич начал расспрашивать меня о семье Жордан… мы разговорились. Он собирался писать статью в память о Кате, связанную с какой-то их семейной легендой.
- Какой легендой?
Симанская пожала плечами.
- Не знаю. Он не вдавался в подробности, а мне было не интересно. Феликс… Лаврентьевич ухаживал за мной, оказывал знаки внимания. А статья, связанная с семейной легендой Кати Жордан, должна была стать его прощанием, послужить памяти об ушедшей любви. Он даже возил меня в Марфино, показывал загородный дом. Мрачное строение! Мартов говорил, что дом - это тоже память о Кате. Якобы нечто похожее, судя по ее словам, было у них недалеко от Дижона - такие же средневековые развалины.
- По-моему, дом в Марфине - вовсе не развалины, - возразила Ева.
- Вы там бывали?
- Пришлось…
- Это я образно выразилась - про развалины, - вымученно улыбнулась Мария Варламовна. - Похожее жилище принадлежало семье Жордан. Во Франции, особенно на окраинах городов, полно очень старых домов, многие из которых похожи на развалины средневековых построек. Вот Феликс и соорудил коттедж, чтобы продлить свои воспоминания о Кате. У него была романтическая натура. Там, в Марфине, он рассказал древнюю историю о женщине благородного происхождения - она убила себя, ударила ножом в грудь… из мести своему мужу. Он увлекся другой… в общем, сентиментальная чепуха.
Ева оторопела. Перед ней возникло видение, сон, который испугал ее в загородном доме, - женщина в старинном наряде спускается по лестнице, а в груди ее зияет рана…
- Я приняла ее за одну из жен Синей Бороды, - прошептала она.
- Что?
- Ничего… это я так… болтаю чепуху, - растерялась Ева. - Та женщина, она убила себя в том самом доме, о котором говорила Катя?
- Если верить Феликсу, да, - подтвердила ее худшие опасения Мария Варламовна. - В большом зале того дома над камином была выбита надпись: «Трижды прольется кровь, и тогда Феникс возродится из пепла». Ужас! Я бы в своем жилище ничего подобного не позволила.
- К-как вы сказали? Феникс возродится из пепла? Но что это значит?
- Понятия не имею, - развела руками Симанская.
У Евы вылетели из головы все вопросы, которые она собиралась задавать Марии Варламовне. Лихорадочно соображая, кто же может быть третьим после Вершинина и Мартова, она в смятении молчала.
- Что вы знаете о Фениксе? - ляпнула Ева наугад первое, что пришло ей на ум.
Симанская заволновалась. Ее прекрасное лицо напряглось, покрылось красными пятнами.
- То же, что и все… Феникс - это какая-то мифическая птица, которая возрождается вновь и вновь. Больше я ничего добавить не могу. При чем тут вообще Феникс? Вы мне не верите? - с усилием спросила она. - Но почему? Вот вы интересовались, о чем я рассказывала Мартову? А что я могла ему рассказывать? Он - хозяин, я - домработница. Относительно Кати Жордан… скорее сам Феликс Лаврентьевич посвятил меня во многие подробности. Для него оказалось потрясением, что мы с Катей хоть и дальние, но родственницы. После этого его чувства ко мне стали более бурными, он даже пытался объясняться… в любви. Я приношу мужчинам несчастье, если можно так назвать смерть. Поэтому и решительно отказала Феликсу. Но это его не спасло.
По тому, как она называла Мартова то по имени, то по имени-отчеству, Ева сделала вывод о характере сложившихся между ними отношений - не интимных, хотя и достаточно близких, доверительных.
- Почему вы сбежали к Римме Лудкиной и скрывались под именем Дроновой?
Мария Варламовна глубоко, надрывно вздохнула.
- Разве у меня был выбор? - простонала она. - Я хотела уйти от всего, что связывало меня с прошлым… старалась заполнить свою жизнь тяжким, унизительным трудом. Думаете, зачем я пошла работать уборщицей, а потом домработницей? Я стремилась сломать гордыню, разросшуюся в моем сердце, высокомерие и желание повелевать чужими страстями. У меня ничего не получилось! Я снова странным образом погрузилась в ауру мужского обожания… и снова сбилась с пути отречения и аскезы. Моя гордыня подняла голову и расцвела пышным цветом. Наверное, смерть Сережи Вершинина - это моя кара. И как только я вернулась к прежнему… последовало новое наказание.
- Смерть Мартова?
Симанская кивнула, сдерживая слезы.
- Понимаете… меня словно бес попутал. Ну, зачем я пошла в домработницы еще и к Феликсу? Разве мне было недостаточно того, что я получала у Михалина? Он относился ко мне бережно, платил щедро, а я… - Она горько улыбнулась. - Запоздалое раскаяние! Как в плохой пьесе. В общем… по вторникам я приходила делать уборку к Тарасу Дмитриевичу, а по четвергам - к Мартову. И в то утро… я пришла как обычно, хотела позвонить… и заметила, что дверь открыта. Я вошла… увидела, как он лежит с ножом в груди… у меня просто сознание помутилось. Все повторяется! Тогда, зимой… я застала в беседке Вершинина… мертвым. Теперь - Мартов… У меня, наверное, случился приступ психоза. Не помню, как я выбежала из квартиры, как добралась до метро… Опомнилась, уже очутившись у Лудкиной. Слава богу, ее знакомая уехала на заработки в Испанию, одна комната освободилась, и Римма предложила мне остаться у нее. Пару суток я просто сходила с ума… хотела исчезнуть, раствориться в этом большом городе, спрятаться от всех и вся. На старую квартиру возврата не было, на работу у Михалина - тоже. Придя в себя, я сообразила, что меня могут легко заподозрить в убийстве. А если выплывет костровская история, то… Теперь вы понимаете? Я даже не смею утверждать, что Вершинина и Мартова убила не я! Потому что их смерть косвенно связана со мной… так или иначе… что-то убивает их…
Ева понимала. Стала ясна и причина панического страха Марии Варламовны после посещения их квартиры в Братееве хулиганами и появления пятна крови. Тут и в самом деле волосы дыбом встанут! Что же, выходит, кто-то разлил говяжью кровь со смыслом… хотел испугать именно Симанскую. Но зачем?
Этих «зачем» и «почему» становилось больше и больше. Ева пожалела, что приехала сюда одна, без Славки. Тот наверняка знал бы, о чем спрашивать.
- Господин Михалин ищет вас, он сильно обеспокоен, - сказала она. - Может быть, вам стоит встретиться?
Мария Варламовна вспыхнула, вскочила, потом опустилась обратно на диван.
- Нет! Ни за что! - воскликнула она. - Чтобы и он… и его… убили? Это проклятие следует за мной по пятам! Кровь… смерть… Я и от Руслана поэтому сбежала.
Она заплакала. Надо было переключить ее внимание.
- Хотите прочесть статью, написанную… Мартовым? - предложила Ева.
- Давайте. Это имеет какое-то значение?
Мария Варламовна взяла листки с текстом статьи «Невыразимое имя», быстро пробежала их глазами. На ее лице не отразилось никаких эмоций.
- Похоже на сказки, которые рассказывал мой отец… Это, наверное, у нас семейное. Вот и Катя увлекалась мистичекими историями. Бедный Феликс! Когда я увидела его с ножом в груди…
Ева понимала, что нить беседы надо крепко держать в руках, иначе вырвется - не поймаешь.
- Вы кого-нибудь подозреваете в убийстве Вершинина? - вернула она Симанскую к нужной теме.
- Нет, что вы! Как я могу?
- Разве мужчины не убивают друг друга из ревности? - не сдавалась Ева. - Подобными историями пестрит не только литература, но и криминальные хроники.
