Улика № 13 - Анна Князева
– Знаете эту девушку?
Та внимательно вгляделась в снимок и покачала головой.
– Нет, никогда не видела. А вот платьице на ней знакомое, из нашей костюмерной. – Она ткнула пальцем: – На самом деле было розовое. Списали его давненько.
Мария Егоровна подтвердила догадку Стерховой, и, казалось, все было ясно. Мысленно она формулировала следующий вопрос:
– Если эта девушка не актриса и не сотрудник театра, как на ней оказалось платье из костюмерной?
Мария Егоровна взяла фотографию и взглянула на оборот.
– Дай-ка сообразить. – Она ненадолго задумалась и неуверенно произнесла: – По-моему, в середине восьмидесятых мы начали сдавать напрокат костюмы, не занятые в репертуарных спектаклях. Но в точности поручиться не могу, надо проверить.
– Где? – встрепенулась Анна.
– Да в бухгалтерии. Аренду платили через кассу, должны сохраниться документы.
Стерхова разочарованно отмахнулась.
– По закону кассовые документы хранятся в архиве только пять лет.
– Ну да, – понимающе закивала Мария Егоровна. – Уж точно не сохранились. – Она взяла со стола фотографию и, вглядевшись в нее, проговорила: – Какой неприятный взгляд.
Тяжелая противопожарная дверь, ведущая в костюмерный цех, медленно отъехала, и в узкий проем юркнула тощая старуха в фетровой шляпке.
– Мария Егоровна, голубушка! Вам передали, что в моем платье из третьего акта порвана юбка? Третьего дня едва доиграла сцену, да и то, повернувшись к залу спиной.
– Знаю-знаю! Уже застрочили. – Костюмерша подхватилась со стула и пошла навстречу актрисе. – Ткань сыпучая, замучились с вашим платьем.
– Спасибо, дорогая. На вас вся надежда. Молодым, как теперь говорят, все по барабану. С ужасом думаю о том, что будет с нами, когда вы уйдете.
– А вы не думайте, – обиделась Кочеткова. – Бог даст, уйдем вместе с вами.
Актриса не привыкла обращать внимания на подобные мелочи, вероятно, поэтому не уловила обиды в голосе костюмерши. Приблизившись к столу, она взглянула на фотографию.
– Кто такая?
– Вам она незнакома? – поспешно спросила Анна.
– Впервые вижу. – Актриса ткнула пальцем в портрет. – Какой демонический взгляд.
– С чего вы так решили?
– Чисто интуитивно.
– Фотография была спрятана за подкладкой пальто из спектакля «Стеклянный зверинец».
Старая актриса вдруг оживилась.
– В костюм Тепляковой?
– Знали ее? – зацепилась Стерхова.
– Я была немного моложе, но меня ставили на ее роли в третий состав. Когда Теплякова умерла, я пробовалась вместо нее в новую постановку, но режиссер взял другую актрису. Позднее выяснилось, что они были любовниками.
Стерхова продолжила задавать вопросы в осторожной, ненавязчивой манере.
– Расскажите про Теплякову.
Актриса удивленно замерла и перевела взгляд на костюмершу:
– Я даже не знаю, с кем говорю. Вы не представили нас друг другу?
– Комогорова Альбина Борисовна – заслуженная артистка. – Мария Егоровна указала на Стерхову. – Анна, племянница Руфи Адамовны.
– Ах-ах-ах! – запричитала Комогорова. – Анечка, дорогая, помню вас девочкой лет пяти!
– Я тоже вас помню, – неуверенно заметила Стерхова. – Но тогда вы были значительно моложе.
– Да-да, – сдержанно скривилась актриса. – Годы никого не жалеют.
– Так вы расскажете мне про Теплякову?
– Да что же про нее рассказать? Тогдашний главный относился к ней с особенной нежностью и ставил на нее спектакли. К примеру – «Стеклянный зверинец». Не подумайте, что я намекаю на какое-то непотребство. Но факт есть факт.
– Теплякова играла главные роли потому, что была хорошей актрисой, – Вмешалась Мария Егоровна. – С главным режиссером она никакого романа не крутила, об этом все знали. Хотя она была незамужней и, как говорится, имела право.
– Но главный-то был женат, – напомнила Комогорова.
Костюмерша взмахнула рукой.
– Как будто это его останавливало. – Она посмотрела на актрису и ехидно заметила: – Кому, как не вам это знать.
Стерхова решила прекратить пикировку новым вопросом:
– А какой Теплякова была в жизни?
– Странной, – коротко обронила актриса.
Мария Егоровна ее поддержала:
– И здесь я с вами соглашусь – она была странноватой.
– В чем это выражалось?
– Теплякова сторонилась людей, – вспомнила костюмерша. – Бывало, принесешь ей костюм в гримерку, положишь банку с вазелином и коробочку с гримом на стол, а она только и скажет: «Спасибо». Костюм унесешь – «до свиданья». Вот и весь разговор.
– В те времена мы с ней делили одну гримерку, – в разговор снова вступила Комогорова. – Я приходила за час, максимум за полтора, а Теплякова являлась за три часа до начала спектакля. Так она, видите ли, готовилась к роли.
– Потому и была примадонной, – встряла в разговор Мария Егоровна.
– Не пытайтесь меня укусить, дорогая, – поджала губы актриса. – Я свое все равно взяла.
– Ага… После того, как не стало Тепляковой.
– И все-таки, – продолжила Анна. – Отстраненность присуща многим. Было ли в Тепляковой что-то еще?
– Я уже говорила, что мы с ней гримировались в одной уборной. Так вот представьте себе: во времена тотального распространения косметичек эта чудачка хранила свою косметику в конверте, сшитом из медицинской клеенки.
– Что вы сказали? Повторите! – Стерхова прекрасно расслышала каждое слова, но ей хотелось убедиться. Она даже выставила ухо и подалась вперед.
– Свою косметику Теплякова хранила в конверте, сшитом из медицинской клеенки! – чуть громче повторила Комогорова и добавила: – Говорили, что ее мамаша работала старшей медсестрой в каком-то стационаре. Как говорится, они совместно использовали неиспользованное.
– Значит, медицинская клеенка… – тихо повторила Анна.
Мария Егоровна покачала головой:
– Рано ушла от нас Тамочка.
– Тамила – редкое имя, – задумчиво проронила Стерхова.
– Какая женщина, такое и имя.
После недолгого молчания, принятого в подобных случаях, Анна уточнила:
– Когда она умерла? В каком году? Помните?
Переглянувшись с костюмершей, Комогорова произнесла неуверенным голосом:
– Кажется, в канун восемьдесят девятого. В тот год для детей на дневных представлениях давали «Золушку».
– В начале января восемьдесят девятого! – вспомнила Кочеткова. – Тамочка умерла в костюме феи-крестной.
– Теплякова умерла во время спектакля? – спросила Анна.
– Можно сказать и так. Слава богу, она отыграла сцену.
– Расскажите!
– Об этом лучше всех знаю я! – с нервом в голосе вскрикнула актриса. – Я видела, как все случилось из-за кулисы! В спектакле была сцена, когда фея-крестная неожиданно появляется перед Золушкой. Режиссер придумал короткое задымление, типа вспышки, и в это время на платформе из люка поднимали фею-крестную.
– Пожалуйста, подробнее, – попросила Стерхова.
– Вначале все было хорошо. Теплякова появилась из дыма, преобразила и отправила Золушку на бал. Но, когда в дыму отступила назад, чтобы исчезнуть, провалилась в открытый люк и упала с десятиметровой высоты. Естественно, сломала себе шею.
– Забыла, что люк открыт?
– Она была уверена, что платформа подъемника стоит вровень со сценой, как и было задумано. Но люк оказался открытым.
– Чем все это закончилось? Следствие велось? Нашли того, кто это сделал?
Комогорова пожала плечами:
– Помнится, в тюрьму посадили машиниста сцены и ответственного за охрану труда.
