Я и мое отражение - Тихонова Карина
– Забираю деньги за кофе. Остальное отдайте ему.
И я снова протянула даме денежные купюры.
Минуту Елена Борисовна разглядывала меня холодными серыми глазами, потом негромко рассмеялась.
Я почувствовала себя оскорбленной.
– В чем дело?
– Простите, простите!..
Она отмахнулась от моей обиженной физиономии.
– Я не хотела вас обидеть. Просто это так…
Она поискала слова.
– …необычно…
Тут же оборвала себя на полуслове и заговорила сухо, деловито, как полагается французской аристократке, беседующей с обслуживающим персоналом.
– Про эти деньги я ничего не знаю. Отдадите их моему мужу сами, когда увидитесь.
– Вы думаете, я его увижу? – удивилась я.
Дама пожала плечами.
– Если примете мое предложение – увидите обязательно.
– Ага! – сказала я озадаченно.
Предложение? Какое предложение?
Гостья огляделась вокруг.
– Может быть, мы пройдем в комнату? – спросила Елена Борисовна.
– Ох!
Я спохватилась. Действительно, веду себя, как последняя хамка. Раз уж пустила человека в дом, будь добра, соблюдай правила приличия!
– Проходите, – сказала я и пошла вперед по коридору, ведущему в гостиную.
Вошла в темную комнату, пошарила по стене. Щелкнул выключатель, комната облилась ярким верхним светом.
– Садитесь, – продолжала я проявлять гостеприимство.
– Спасибо.
Елена Борисовна грациозно присела на краешек кресла. Ее спина осталась прямой, как линейка.
Я бухнулась во второе кресло, стоявшее напротив. Нас разделял журнальный стол.
– Может, выпьем чаю? – спросила я.
– С удовольствием, – ответила французская маркиза.
Я поднялась и пошла на кухню.
По дороге я тщетно пыталась сообразить, какие дела могут объединять меня с людьми, подобными супругам Володиным. Они, что, хотят нанять меня для обслуживания банкета? Но для этого блистательной Елене Борисовне совершенно незачем являться ко мне домой. Да еще предъявлять мне своей паспорт, где черным по белому отпечатан год ее рождения.
Разве хозяева так поступают?
Я пожала плечами. Мысли на этом закончились, но осталось странное возбуждение, похожее на радостное утреннее чувство.
Приключение! Судьба подарила мне приключение!
Я заварила свежий чай, достала из шкафчика парадный сервиз и разлила чай по чашкам. Присоединила к сахарнице вазочку с конфетами, блюдечко с лимоном и отнесла поднос в гостиную.
Гостья стояла у книжных полок и внимательно рассматривала корешки книг.
– Библиотеку собирали вы? – спросила она, кивая подбородком на кожаные переплеты.
– Кое-что я, – ответила я, выгружая с подноса чайные принадлежности. – Кое-что по наследству досталось.
– От родителей?
– От кого же еще? – удивилась я.
– Ну, мало ли, – неопределенно произнесла Елена Борисовна.
Вернулась назад, села в кресло, подвинула к себе чашку. Понюхала ароматный дым, чуть шевеля тонкими, изящно вырезанными ноздрями.
– «Эрл Грей», – сказала я неловко. Откуда я знаю, какой сорт чая привыкла пить эта дама?
Елена Борисовна никак не отреагировала на мою реплику. Подняла чашку и сделала благовоспитанный бесшумный глоток.
Слава богу! Мой дешевый «эрл грей» прошел за нормальный чай!
Я успокоилась.
Взяла свою чашку, поднесла ее к губам.
– Вы живете одна? – вдруг спросила Елена Борисовна.
Я отставила чашку, не успев отхлебнуть.
– Одна, – ответила я честно. В самом деле, что это, государственная тайна?
– А ваши родители?
– Погибли в авиакатастрофе, – ответила я сухо.
Гостья не извинилась. Просто кивнула головой и вернулась к чаепитию.
Несколько минут в комнате стояла тишина. Мы допили чай, отставили чашки и уставились друг на друга.
– Ну? – спросила я, не выдержав напряжения. – Чему обязана?
Елена Борисовна снова достала сумочку, которую не выпускала из рук. Раскрыла ее, немного покопалась внутри. И положила на стол несколько фотографий. Придвинула их ко мне.
– Посмотрите! – пригласила она.
Я взяла верхний снимок. И тут же вскочила с места.
На фотографии была я! Я, я, я!! Но каким образом?! И потом, что это за место? Я в таком ни разу не была! А платье? Разве у меня есть хоть что-то подобное?! А машина, с откинутым верхом за моей спиной?! Да я ни один кабриолет даже близко не видела?!
– Что это? – спросила я, когда обрела способность внятно говорить.
– Это моя племянница, – ответила гостья, совершенно не обратив внимания на безграмотную формулировку вопроса.
– Племянница?
Я снова уставилась на снимки и медленно перебрала их.
Да. Теперь я видела, что на них изображена другая девушка. Натуральная блондинка, как и я, но волосы у нее немного короче. Стильная «лесенка», спускающаяся от подбородка до плеч. Да и волосы более ухоженные, сверкающие… Лицо…
Нет, это просто страшно. Лицо мое. Абсолютно мое. Словно на мою фотографию наложили чужую стильную стрижку. И глаза такие же грустные…
Рост… Трудно определить по фотографии. Зато комплекция, опять-таки, в точности как у меня. Скажем так: сухощавая.
Я вернула фотографии на журнальный столик и в волнении прошлась по комнате.
– Теперь вы понимаете, почему мы с мужем так на вас смотрели? – прервала гостья затянувшееся молчание.
– Понимаю, – пробормотала я. – Мы двойники.
– Вот!
Госпожа Володина подняла вверх указательный палец. Привычный менторский жест закоренелой училки.
– Вот! – повторила она. – В этом вся суть.
Она опустила руку на колено и вздохнула.
– Женя – моя единственная родственница, – начала она. – Кровная родственница, я имею в виду. Ее мать, моя сестра, умерла от рака очень давно, почти сразу после ее рождения. Женечка досталась мне.
Последнее предложение резануло мое ухо. Обычно так говорят про собачек или котят. Что значит «досталась»? Женечка все-таки человек!
– В общем, я воспитывала ее с рождения, – быстро поправилась гостья, уловив неловкость.
– Благородно, – ответила я вежливо.
Дама отмахнулась от комплимента, как от мухи.
– Не в этом дело… Мало того, что она моя единственная родственница, она еще моя единственная наследница!
Дама сделала паузу, не отрывая взгляда от моего лица. Я поежилась. Когда Елена Борисовна смотрела на собеседника в упор, возникало невольное ощущение, что в лоб тебе упирается холодная оружейная сталь.
– Детей у меня нет, – продолжала гостья. – Женщина я небедная…
– А отец? – спросила я.
– Какой отец? – не поняла Елена Борисовна.
– Отец Жени! Он жив?
Она как-то нервно передернулась.
– У Жени никогда не было отца, – сказала она сухо. – Про таких, как моя сестра, говорили: «Мать-одиночка».
Мне стало стыдно.
– Простите, – пробормотала я неловко.
Гостья не ответила. Деловито перебрала в памяти сказанное и вернулась к тому месту, где остановилась.
– Так вот, женщина я небедная…
Она подняла руку и демонстративно поправила идеально уложенные волосы. Драгоценные камни на пальцах сверкнули дразнящим блеском, словно показали мне язык.
Действительно, небедная…
– …и все, что имею, я завещала Жене. Но…
Она сделала паузу.
– Но недавно произошла неприятность.
Она снова помолчала.
– Женя… Она страшная лихачка, – объяснила она мне извиняющимся тоном. – Так вот, Женя попала в аварию. Сейчас она лежит в больнице с довольно тяжелыми травмами.
– Господи! – сказала я невольно.
– Да, – подтвердила Елена Борисовна. – Очень неприятно, что так вышло.
Эта фраза снова резанула мне ухо. Странно, что тяжелые травмы единственной кровной родственницы Елена Борисовна называет «неприятностью».
– Она поправится? – спросила я с невольным сочувствием к несчастной девушке. Оказывается, мы похожи не только внешне. Наши судьбы во многом сложились одинаково неудачно. Что-то мне подсказывает, что богатая тетка не слишком скрашивала существование бедной сиротки.
