Намек. Архивный шифр - Иван Кузнецов
Николай приступил к изучению потолка. Гвоздики нашлись, и обнаружились новые обрывки чёрной ткани. Николай представил, как выглядело помещение, когда не только стены его, но и потолок покрывала чёрная материя. Стало очень не по себе. Пришло на ум неприятное словосочетание, прежде произнесённое Алексеем Кондратьевичем: «чёрная храмина». Хорошо ещё, что прежние хозяева или съёмщики особняка всё пооборвали!
Алексей Кондратьевич, без света лишённый возможности делать записи и осматривавшийся вместе с помощником, пробормотал:
— Так. А вот и вентиляционная шахта.
В стене под потолком чернела прямоугольная дыра, забранная узорчатой решёткой.
— Значит, для проветривания окно не требовалось, верно?
Алексей Кондратьевич вроде как спросил, но ответа он явно не ждал.
— Следовательно, окно — элемент ритуала, — продолжал он беседу с самим собой. — А иначе — зачем? Иначе — сделать ложное — и всё… Требовалось, чтобы в нужный момент обязательно проник свет. А сторона здесь… Ну конечно! Восточная! Закрывали, должно быть, снаружи. Потом поищем, есть ли ставни.
Тут фонарик, который, по наблюдениям Николая, горел уже не так ярко, как вначале, и вовсе стал подслеповато помаргивать.
— Эх, продавец-то меня обманул: ненадолго хватило батареи. Жаль! Нужно было взять с собой ещё и керосиновую лампу. Да неохота: всё керосином провоняет, — сетовал Алексей Кондратьевич. — Жаль, не полностью осмотрели дом. Впрочем, время всё равно позднее.
Тут фонарик погас, а затем свет в нём затеплился вновь, но едва-едва.
— Выключи! — распорядился Алексей Кондратьевич.
Николай на ощупь передвинул рычажок.
— Куплю побольше батарей в запас, — решил Алексей Кондратьевич.
Перспектива возвращаться в полной темноте не слишком радовала, но Николай хорошо запомнил и каждое из обследованных помещений, и маршрут в целом. Впрочем, вышло проще. Алексей Кондратьевич распорядился снова включить фонарик, объяснив, что батарея за время отдыха накопила ещё немного заряда. Перешли в соседнее помещение, где в окно проникал слабый уличный свет. Так и добрались до выхода, то включая фонарик, то давая ему отдых.
На крыльце Николай вдохнул всей грудью воздух старого сада. Тут после тёмного подвала казалось значительно светлее: рассеянный свет газового фонаря на углу переулка проникал сквозь сплетение голых ветвей, а над крышами краешком показался месяц.
Алексей Кондратьевич возился с замком, навешивая на дверь, чтобы создать впечатление, будто тот заперт.
— Повезло нам, что воришки уже вскрыли замок. Иначе пришлось бы сбивать, — сказал он. — Но интересно, что ценного они сумели раздобыть.
Осмотрительно ступая вдоль стены, Алексей Кондратьевич дошёл до того места, где, по его расчётам, находилось окошко «чёрной храмины». Наклонился, вгляделся, пошарил рукой.
— Есть! Ставни, видно, сгнили, или бродяги сорвали их для костра, но петли на месте. Окно закрывалось ставнями снаружи. А другие?
Он медленно двинулся назад, наклоняясь к каждому проёму в цоколе.
— Нету. Нету. А тут? Ага! Стекло разбито и вставлена доска, — бормотал Алексей Кондратьевич. — Так и есть: ставнями закрывалось только одно окно!
Вернувшись на дорожку, он посветил фонариком на свои ботинки — те были густо уляпаны земляной жижей, в которую исследователь провалился не раз: почва около дома оттаяла на пригреве — и стал энергично притопывать на месте, стараясь хотя бы частично сбить грязь. Затем наниматель обернулся к Николаю:
— Сколько ты хочешь за свою помощь?
Николай пожал плечами и опустил глаза: славно срабатывает этот нехитрый трюк, но только когда нанимаешься не к ушлому подрядчику, а к кому-нибудь по частной надобности, как нынче.
— Не знаю. Вы уж сами решите!
Алексей Кондратьевич, достав несколько бумажек, выбрал два рубля и протянул помощнику. Ого!
— Достаточно? Не обидишься?
— Многовато, — честно сознался Николай.
Не мог он побороть в себе глупой гордости. Молчал с лёгкостью, лишнего не сболтнёт, но если напрямую задавали вопрос, то соврать ему претило.
— Ничего, бери, — распорядился Алексей Кондратьевич. — В другой раз пойдёшь со мной?
— Пойду! — выпалил Николай.
Он уверился, что Алексей Кондратьевич не имеет отношения к вероотступникам, а интересуется следами их занятий из научных соображений. При этом не похоже было, чтобы Алексей Кондратьевич с одинаковым энтузиазмом взялся изучать любой старинный дом — лишь ради нежных чувств к памяти прошлых поколений. Нет, «чёрная храмина» привлекла его внимание, а искал он нечто ещё более потаённое. Разумнее всего было предположить, что Алексей Кондратьевич, вопреки видимой своей подкупающей искренности, не так прост, а подлинной целью его изысканий является клад, который непонятная секта замуровала там же, где проводила свои обряды.
В результате подобных размышлений покинутый хозяевами дом, в подвале которого провёл он долгий мартовский вечер, должен был бы представиться Николаю мрачным и зловещим. Но ни мрачности, ни зла не ощущалось в старом московском особняке. Добротный, крепкий, он будто хранил ещё уют некогда наполнявшей его жизни.
Николай не отдавал себе ясного отчёта, но ему очень хотелось снова войти в старый фруктовый сад, проникнуть в дом, сухой воздух которого создавал ощущение, что дом был совсем недавно как следует протоплен, и заняться вместе с Алексеем Кондратьевичем сложными измерениями и загадочными поисками. Вот только не пристукнул бы его щедрый господин, когда вычислит, наконец, свой клад…
Но об опасности предприятия Николай напомнил себе скорее для порядка. Зловещего в Алексее Кондратьевиче было ещё меньше, чем в обречённом на снос пустом особняке.
Алексей Кондратьевич назначил Николаю явиться на следующий же день к воротам Александровского сада и ждать там: он, мол, будет неподалёку по делам службы и придёт тотчас, как освободится. Действительно, пришёл он сразу после того, как куранты пробили четыре. Николай удивлялся, чем же они станут заниматься несколько часов — до того, как стемнеет и народ разойдётся по домам. Он с любопытством ждал, что скажет наниматель.
— Мне вчера ещё пришла мысль: для чего нам впредь хорониться в ночи? Дом вскрыт давно, и не нами. У нас и инструментов таких нету, чтобы отомкнуть замок без ключа. В темноте мы светим фонариком и рискуем выдать себя одним неосторожным лучом. Сразу у каждого родится мысль: кто это там крадётся, что за тёмное дело творит. Так? Согласен?
— Милое дело — кликнуть городового, — согласился Николай, но счёл нужным уточнить: — Если другого занятия нет. Или сам заметит.
— То-то и оно. А если пришли люди днём и не прятались? Значит, не боятся закона. Так?
— Вроде так. — Николай
