Без очереди в рай - Диана Вежина
— Гоша, заноза, отцепись от девочки, — вмешалась Елена Николаевна Чугуева, — доброе утро, Яночка, присаживайся к чаю. Вот, оладушек попробуй, я вчера спроворила.
Елена Николаевна у нас труженица, вечный папа Карло. Она пашет на две ставки, тянет на себе мужа-неудачника и двоих детей, а про то, что она еще и женщина, Леночка, по-моему, вспоминает раз примерно в месяц. И не считайте меня циником — у меня профессия такая.
— Спасибо, Елена Николаевна, с радостью. — Я плюхнулась за стол. — Привет, Вика. — Красотка местного значения Виктория Иглищева снисходительно кивнула. — Здравствуй, Эдик…
— Привет, Яна, рад тебя… — последним поздоровался со мной смурной Эдичка Хазаров, тоже в некотором роде герой, и тоже не моего романа. Уже не моего, наши затянувшиеся внеслужебные отношения месяцев так несколько назад безболезненно сошли на нет.
А на нет и судна нет.
— Промежду прочим, Янчик, тут голос был — глас народный, в том смысле, что водительский. Говорят, ты теперь на новой тачке разъезжаешь? — полюбопытствовал Забелин.
— Угу, — подтвердила я. Вся компания, включая Вичку, сунулась к окну. Новый тарантас — у нас это событие.
— И которая твоя? Никак серебристая «десятка» с наворотами?! — Я опять угукнула. — В натуре, блин, даешь!.. — оценил Забелин. — Фужер, фураж и пол-литра сверху! Понял, ты смерти моей хочешь, да? Признавайся, ты ж это нарочно, чтобы окончательно разбить мой треснувший миокард! Учти, осколки моего любвеобильного сердца падут к твоим ногам!
— Даже если не к моим ногам, а к ее колесам, всё равно — мелочь, но приятно, — ехидно отозвалась я, — а за базар ответишь, я тебя за матюгальник не тянула. А пока колись: ты пришел или ушел, изобильный наш, Гога и Магога?
— Ушел, увы, ушел, с тобою не совпамши, — шутом продекламировал Забелин. — Отбарабанили мы с Эдиком и Вичкой, хронь подоночная покемарить толком не дала. Уж мы их лечили, лечили…
— А кто не спрятался, тех вовсе залечили… — пробурчал Хазаров. — Шут гороховый, рассказал бы лучше, как халат ночью обмочил, — неприязненно подначил Эдичка.
— Миль пардон, коллега, но я не обмочил, а замочил, — назидательно возразил Забелин. — Издержки производства, это я так среди ночи на аллергию съездил. Представляешь, Янка, какой праздник жизни не сложился: девица вся при всем, фигурка закачаешься, окромя нее в квартире никого — а она вся в сыпи. Решила, понимаешь ли, волосы какой-то фирменной заразой перекрасить, по классике — в радикально черной цвет, что характерно — в четыре часа ночи. Ну и натурально аллергию на краситель выдала. На лечение ни фига не реагирует, в больницу не желает, что делать — непонятно. Я на отделение на всякий случай позвонил — думал, Вичка что подскажет…
— Подскажу, — перебила Вика, — непременно подскажу: если ты еще хоть раз с таким идиотизмом среди ночи сунешься, точно до утра не доживешь, цирюльник доморощенный!
— Некачественно ты ко мне относишься, — пожаловался Забелин. — Ладно, я и так и сяк, а она никак, лекарства кончились, аллергия только расцветает. Что делать — краситель попытаться смыть? Я ее головой под кран, так она до того домылилась, что волосы фиолетовыми стали, а толку ни шиша. Короче, говорю, возможны варианты: либо госпитализация, либо брейся наголо. Она тыр-пыр восемь дыр, в больницу ни в какую, а сама я бриться не могу, говорит, рука не поднимается. Вот если б, дескать, вы меня налысо побрили… Ну я и побрил, что мне оставалось. И такая, доложу я вам, на месте головы маковка размером с фигу получилась!
Фигаро он наш!
— С ума сойти, — оценила я.
Интересно только, кто у нас с ума сбежал — лекари или пациенты? Наперегонки, наверное.
— Было бы с чего сходить, — заговорил мрачноватый Эдичка. — Меня вчера на трехдневную задержку мочи у парализованной старушки вызвали. Родственнички ее обеспокоились — трое суток бабушка сухая. А она три дня не только не мочилась — она заодно не ела, не пила и даже не дышала, потому как всё это время была уже того — совсем того, на том свете бабка пребывала!
— А как же дед? — обалдело поинтересовалась я. — Он что же, не сообразил, что его старуха три дня как окочурилась?
— А дед как в анекдоте: думал, что рядом с ним живая англичанка, а не мертвая француженка, — подсказал Забелин.
— Откуда дед — бабушке за девяносто, мужики столько не живут, большинство до пенсии не доживает, — отозвался Эдик.
— Да, старичкам с бабками не тягаться, старушки у нас крепкие, ничего их не берет. Лечим мы их, лечим, а им хоть бы хны: едва одну бабку радикально вылечим, сразу две другие возникают. Почкованием они, что ли, размножаются? Нет, коллеги, как хотите: мочить их надо, чехлить, территорию обслуживания чистить, — кровожадно пошутил Забелин.
С ним бывает, заработался товарищ, выспится — пройдет.
— Прекратите, Георгий Валентинович, ваши омерзительные шутки просто оскорбительны! Ваш патологический цинизм не совместим с нашим профессиональным гуманизмом! — возмутился праведный коллега Брыкин.
А вот это не пройдет, гуманизм (по-брыкински) не лечится. Цинизм — гуманизм, омерзительны — оскорбительны…
— Складно излагаете, коллега, — нимало не смутился Гоша, — вы еще за клятву Гиппократа разговор поговорите, сделайте нам всем красиво!
— К черту всё — и бабушек, и гуманизм, и клятву Гиппократа! Достали, неужели других тем для разговора нет? — раздраженно сказанул Хазаров.
Прозвучало это настолько от души, что впору было удивиться или отшутиться, но тут очень своевременно в дверях образовался наш дражайший Карабас, заведующий отделением Альберт Михайлович Рудас. Наш нетипичный Карабас бреется до синевы, он высок, лыс и обаятелен.
— Добрый день, коллеги, — приятным баритоном поздоровался Альберт Михайлович. — А, вернулась, отпускница, в родные пенаты, — приветливо посмотрел он на меня, — очень хорошо, вот и давай, как говорится, с корабля на бал. Там патронажная бабулька Жмара доктора затребовала. Жмара, а не Шмара, фамилия у бабушки такая. Я бы сам поехал, но меня к начальству вызвали. Так что надевай халат и езжай, лечи, хватит прохлаждаться.
— А что там за бабулька, Альберт Михайлович, почему не знаю? — Следом за заведующим я выскочила в коридор, на ходу распихивая по карманам укладки с наркотиками и кое-какими особо дефицитными лекарствами.
— Обыкновенная, я сам ее обычно наблюдаю. Сердце у нее, мерцательная аритмия, периодически выдает тахикардию. Главное, не пытайся там выпендриваться по последнему слову медицины. Бабушка древняя, семьдесят пять лет, новшеств организм не признает, реагирует на обыкновенный финоптин. Только разведи его на физрастворе и вводи быстрее, иначе эффекта до морковкиных заговин
